Флорис и Адриан вернулись в Версаль уже ночью, после тяжелого вечера в Париже. Естественно, королевская тысяча пистолей изрядно поубавилась, но зато юноши красовались в расшитых золотом камзолах, как настоящие придворные, и в напудренных, по последнему писку моды, париках. При свете дрянной свечки братья разделись и легли, несколько оглушенные событиями сегодняшнего дня. Перед взором Флориса вихрем проносились видения: король, Ришелье, Луиза, Жорж-Альбер плясали какую-то дикую сарабанду, то исчезая, то появляясь вновь. Затем в кругу очутились Полина и Мари-Анна со своими мужьями, и Флорис тут же убил обоих на дуэли. Наконец к танцу присоединились Федор, Ли Кан и Грегуар, а за ними протянулась вереница людей в масках и с кинжалами… Флорис не мог заснуть; его переполняли восторг и вместе с тем чувство непонятной тревоги. Тогда он сел на постели и крикнул, как в детстве:
— Адриан, ты спишь?
— Нет, я думаю о вчерашнем дне.
— И я тоже!
Адриан улыбнулся: смятение Флориса ничуть его не удивило, ибо он испытывал сходные ощущения.
Что именно хотел сказать король, когда подчеркнул, что отныне лишь им двоим известна вся история семьи де Вильнев? Да, конечно, Максимильена открыла ему в письме, что Флорис — сын царя. Адриан вздохнул. Матушка оставила им тяжкое наследство! Его тоже снедала тревога, поскольку они, быть может, слишком поспешно согласились на предложение короля. Юноша вдруг почувствовал себя заложником блистательной, но ужасной судьбы.
— А ты знаешь, Флорис, — спросил он брата, — кто мы теперь такие?
— Да, — ответил младший с энтузиазмом. — Мы — тайные агенты.
36
Невероятное количество народа толпилось на большой галерее, в гостиной «Бычий глаз» и даже в парадной спальне. Обожавший сплетни двор радовался предстоящей церемонии — сегодня их величествам должны были представляться господа де Вильнев-Карамей. Со вчерашнего дня языки работали бесперебойно, и каждый на свой лад комментировал невероятный скандал, произошедший накануне.
Флорис с Адрианом гордо выступали в своих роскошных нарядах, очень взволнованные предстоящим представлением. Ришелье шепнул:
— Вы ничего не забыли? Каждому нужно кланяться особым образом.
Флорис с Адрианом переглянулись с понимающей улыбкой. Ришелье вздохнул — они неисправимы! Маленькая группа подошла к дверям кабинета Совета, заполненного любопытной публикой. Король, стоявший спиной к камину, смотрел на присутствующих холодным надменным взором. С изяществом, которого никто не мог ожидать от этих провинциалов, братья отвесили «большой поклон». Ришелье, подойдя к королю, в свою очередь поклонился.
— Позвольте представить вашему величеству господина графа Адриана-Гуго-Жозефа-Амедея де Вильнев-Карамея и господина шевалье Флориса-Александра-Поля-Пьера де Вильнев-Карамея.
Людовик XV взглянул на Флориса и Адриана все с тем же усталым высокомерием, затем перевел взгляд на публику, в нетерпении ожидавшую гневных слов или сухого кивка с целью поставить на место этих дерзких юношей. На лице Людовика Желанного мелькнуло подобие улыбки, затем он повернулся к Ришелье и величественно произнес:
— Мы счастливы, господин герцог, что вы представили нам господина графа и господина шевалье де Вильнев-Карамей. Мы желаем, чтобы эти господа, оставив владения свои, пребывали отныне при нас.
Даже если бы в кабинет Совета ударила молния, присутствующие меньше бы изумились. Придворные вытаращили глаза — никогда еще король не был столь многоречив. Многие уже подобострастно улыбались братьям, очевидно, они были в фаворе и с ними следовало поддерживать наилучшие отношения.
— Ведь вашей матушкой, господин граф, — продолжал король, забавляясь общим смятением, — была графиня Максимильена де Вильнев-Карамей?
Адриан вновь низко поклонился.
— Да, сир, и она воспитала нас в любви и преданности вашему величеству.
— О! — промолвил король. — Красота госпожи графини де Вильнев-Карамей произвела на нас неизгладимое впечатление, когда мы были ребенком. Однако впоследствии ей пришлось уехать из Франции?
— Да, ваше величество, — ответил Флорис. — Мы выросли в России.
Придворные содрогнулись. В России! Эти юноши предстали в ореоле какой-то обольстительной тайны.
— Вероятно, у вас есть там владения? — осведомился король.
На секунду Флорис с Адрианом смутились, ибо понимали, что король задает все эти вопросы не случайно. Тут Адриану вспомнилось Дубино, и он сказал:
— Да, сир, у нас большое имение на полпути между Санкт-Петербургом и Москвой.
— Очень интересно! Вы расскажете нам о нравах этой далекой страны. Мы хотим узнать о ней как можно больше.
— Для нас это великая честь, сир, — промолвил Флорис.
— А теперь, господа, — произнес король, — вам следует представиться и изъявить свою преданность королеве.
Церемония закончилась. Король отвернулся, и на лице его вновь появилось выражение ледяной надменности. Флорис с Адрианом вышли из кабинета, пятясь задом и кланяясь, а потом направились к апартаментам королевы под безжалостными взглядами придворных, с нетерпением ожидавших какой-нибудь оплошности. Королева сидела в парадной спальне в окружении своих фрейлин, среди которых была графиня Луиза де Майи. Ришелье поклонился и вновь начал:
— Позвольте представить вашему величеству господина графа Адриана…
Флорис смотрел на королеву. Она была старше своего супруга на семь лет. Казалось, она уже оставила всякие помыслы о кокетстве — одета безвкусно, на голову водрузила ужасную шляпу-шарлотку, отнюдь ее не красившую. Зато глаза ее лучились умом и добротой. Братья преклонили колена, чтобы поцеловать подол платья ее величества, как требовал обычай, потом поднялись, почтительно ожидая, когда королева обратится к ним.
— Говорят, вы долго жили в России, господа?
— Да, ваше величество, — ответили Флорис с Адрианом в один голос.
— Мой отец, король Станислав, не слишком жаловал русских, подобно всем полякам, — сказала королева с улыбкой. — Но, — добавила она с легким акцентом, — возможно, и в России о поляках отзываются дурно.
Флорис и Адриан переглянулись с некоторым замешательством. Они не забыли, что ненавистная императрица Екатерина была родом из Польши. Помнили они и о том, какими эпитетами награждали в России царицу вкупе со всеми ее земляками.
Поколебавшись, Адриан сказал себе, что королева, судя по виду, женщина добрая и огорчать ее не стоит.
— Ваше величество, — произнес он, — мы с братом были тогда детьми, однако я припоминаю, что в России живет много поляков и никаких ссор у них с русскими не возникало.
