Этот первый день, сидя в кабинете, Сибилла не могла пошевелиться – уже одиннадцать часов они были в прямом эфире. С семи часов утра до шести вечера она глядела, как созданное ею проходило на экране перед ее взором. Позже были поздравления в аппаратной, телеграммы и телефонные звонки со всей страны. Критиковали за то, что программа поверхностна, что общее впечатление какого-то отрыва от реального. Но ее больше интересовали похвалы.
Этой ночью Эндербай давал званый ужин в «Павильоне» для двадцати служащих администрации ТСЭ.
Затянутый в черное, чувствуя себя отдохнувшим после дневного сна, он вел Сибиллу от Уотергейта к их лимузину.
– Ты заслужила праздник, – сказал он величественно, как император. – Лучшая малышка-продюсер в…
Гримаса боли перекосила его лицо.
– В… в…
Он согнулся, сползая на тротуар. Кто-то вскрикнул. Сибилла шагнула назад и застыла. Швейцар подскочил от дверей и наклонился к нему.
– Мистер Эндербай!
Он приподнял голову Эндербаю и с диким видом озирался вокруг.
– Доктора! – закричал кто-то.
– Полиция! Скорая помощь! Есть с ним кто-нибудь?!
Сибилла опустилась на колени подле Эндербая. Его побелевшее лицо было влажным. Все это казалось ей каким-то неестественным: это распростертое тело было таким далеким, чужим, как будто она смотрела фильм о каком-то умирающем незнакомце.
Она взглянула на странные лица толпящихся вокруг нее людей.
– Позвоните в «скорую»! – приказала она. – И не может же он оставаться здесь, на тротуаре. Внесите его внутрь.
– Пусть мне кто-нибудь поможет, – попросил швейцар. – Там, в вестибюле, есть диван. Я вызову «скорую»…
– Его не следует трогать, – произнес глубокий голос, раздавшийся в толпе и перекрывший все остальные.
Сибилла подняла глаза и увидела узкое лицо с втянутыми щеками и глазами, серыми, как озеро в предутренней мгле. Человек возвышался прямо над нею.
– Позвольте предложить свою помощь, – сказал он. – Меня зовут Руди Доминус. Я проповедник. А это моя помощница.
Он дал пройти вперед молодой женщине с очень светлыми волосами, нежными чертами лица и изящной фигуркой. Она казалась такой обыкновенной, но Сибилла не могла отвести от нее взгляд: ее глаза, скорбно изогнутые губы…
Все остальные, заметила Сибилла, тоже глядели на эту женщину.
– Моя помощница, – повторил Доминус, – Лили Грейс.
ГЛАВА 13
Она была маленькой, тоненькой, с серыми глазами под бесцветными бровками и с шелковистыми, совсем белыми волосами, и именно это ее нежное личико было первым, что увидел, очнувшись в больнице, Эндербай. Он и понятия не имел, кто она такая, но что-то связанное с ней заставляло его чувствовать себя почти счастливым.
– Здравствуйте, – ласково проговорила она, улыбаясь. – Мы ждали вас, и я так рада, что вы вернулись к нам.
Похоже, она была с ним все то время, которое он находился в больнице. Иногда его навещала Сибилла, большую часть времени у его постели дежурил Руди Доминус, но Лили Грейс была рядом всегда: когда Эндербай приходил в себя, когда он просыпался и засыпал, и когда его, наконец, на «скорой» отвезли домой.
– У нас есть сиделки на все время, – заявила Сибилла, – и больше нам никто здесь не нужен.
– Но мистеру Эндербаю хочется, чтобы мы были рядом, – возразил Руди Доминус. – Доктор спрашивал его об этом еще в больнице, и он очень определенно выразил желание, чтобы мы были с ним. Предоставьте решать ему самому.
– Здесь решаю я, – Сибилле захотелось осадить его. – Что вам нужно?
– Позаботиться о больном. Поистине, это наш долг. Мы с Лили направляемся в Нью-Йорк, ничего, если мы сделаем небольшой крюк. В этом наше призвание.
Он посмотрел прямо ей в лицо своими выпуклыми глазами безо всякого выражения, и Сибилла ощутила не без раздражения, что слегка побаивается его. У него было худое, почти изможденное лицо с глубокими складками, обрамленное шапкой черных волос. «Должно быть, крашеные, – решила она, – да и брови тоже». Он ей не нравился. Эксцентричность всегда раздражала ее и заставляла нервничать, к тому же ей казалось подозрительным, что он появился как раз, когда с Квентином случился удар, – как будто специально вертелся там, поджидая, чтобы что-то произошло. Но похоже, что Квентин был спокойнее в присутствии этого человека. Ему нравилось держать подле себя и девушку. Впрочем, думала Сибилла, вреда от нее нет, какими бы странными ни казались ее отношения с Доминусом. Сибилла никогда не отличалась любопытством в отношении других людей и оставалась непроницаемой для той необычной притягательности, которая влекла к Лили Грейс других. Все, что видела Сибилла, это то, что девушка была очень молоденькой, бледненькой, какой-то безропотной, мямлящей и запинающейся в словах и часто испуганной. «Нет, совершенно безвредна. Может быть, они оба безвредны».
– Ну, как хотите, – махнула рукой Сибилла, разрешая Доминусу остаться. – Только не мешайтесь тут.
И с тех пор они всегда находились в доме, кто-то один или оба, сидели возле Эндербая, читая ему или просто болтая, молясь вместе с ним, а если Лили была одна, то она пела ему, когда он засыпал. Когда бы Сибилла ни входила в комнату, они тотчас исчезали, но с ее уходом появлялись вновь, тихо ступая по толстым коврам, переговариваясь приглушенными голосами. Каждую ночь они на несколько часов возвращались в свои отдельные номера в мотеле на окраине Вашингтона; все остальное время этого незаметно прошедшего влажного июня они проводили в сырой, холодной спальне Эндербая.
А потом Лили стала готовиться к отъезду.
Доминус сообщил об этом Эндербаю, когда луч полдневного солнца просочился в узкий проем между задернутыми шторами и веки Эндербая дрогнули.
– Если вы проснулись, – сказал Доминус, – то было бы неплохо, чтобы вы попрощались с Лили.
– Куда она уезжает? – глаза Эндербая были по-прежнему закрыты, слова выходили косноязычно – одна сторона рта у него не действовала.
– Обратно в школу. Я думал, она рассказывала вам. Сомневаюсь, чтобы вы увиделись с ней до Рождества.
Правый глаз Эндербая открылся, другой оставался закрытым.
– Я опять уснул? Долго я спал?
– Три часа.
– Три часа? Я же просил вас всегда будить меня через час! Вы обещали!
– Вы спали очень глубоко, Квентин. Вам сейчас нужно много спать.
– Ну да, ну да… А где Сиб?
– Ох, предполагаю, что у себя в конторе. Она со мной почти не разговаривает, вы же знаете.
– Знаю. Что за глупости! А спроси, почему, – молчит. Не разрешайте мне спать, Руди! Пусть старики спят целыми днями, но не я. Будите меня… я полагаюсь на вас. Обещайте! Я хочу на вас положиться.
