— У меня не было никакой цели.
— Нет, была! Все ваши ошибки вытекают из одного… Из личной заинтересованности. Вы сказали мне, что вы не нуждаетесь в таком обещании. Помните? Вы не нуждаетесь… Не школа, не класс, не коллектив, а именно вы! Вас интересует только личное отношение к делу, личное удобство или неудобство… Вы никогда не исходили из интересов дела, из интересов других людей, а только из личных! Попробуйте проанализировать любой из ваших поступков в школе, в семье…
— А что в семье? — робко спросила Валя.
От Фенечки она знала, что мать приходила в школу и о чем-то говорила с учителем.
— В семье вы держите себя еще хуже, чем в школе. Не так ли?
— Это мама вам сказала?
— Нет. Я и без нее знаю, как вы держите себя с родными. И не только вы… Вы, Белова, совсем не оригинальны! Таких, как вы, еще не мало. Имя вашего порока — эгоизм. Раньше этот порок мало кого волновал, а в нашем обществе судьба эгоиста незавидна. Для себя жить нельзя!
— Что же мне делать, Константин Семенович?
— Поразмыслите над тем, что я вам сказал… Если вы правильно поймете, о чем я говорил, то, думаю, вы поймете, что вам делать. У вас достаточно воли и упорства, чтобы взглянуть на себя со стороны. И еще одно предупреждение. Не хитрите! Вы должны искренне признать свои ошибки и честно о них сказать. Коллектив вы надолго не обманете. До тех пор, пока вы где-то в глубине души считаете себя правой, несправедливо обиженной, несчастной, — лучше молчите. Не лицемерьте. Нам важно, чтобы вы осознали свои ошибки для себя…
…Игорь долго ждал Светлану и, когда она, наконец, появилась, встретил упреком:
— Тебя только за смертью посылать. Нашла?
— Игорь, она, кажется, уехала домой!
— Очередной фокус!
— У нее заболела голова.
— Н-да… Голова у женщины существует специально для ношения волос, шляп и головной боли… — с досадой процитировал он фразу из какого-то старого анекдота.
В следующем перерыве между танцами Игорь взял под руку Алешу и отвел в сторону:
— Послушай! Когда ты танцевал с Лидой, о чем вы говорили?
— А что?
— Насчет головной боли она не говорила?
— Нет.
— Я поеду, Алексей. Может быть, я ее догоню по дороге. Ты оставайся, проводишь Свечку.
Не предупреждая сестру, Игорь незаметно вышел из зала.
— Рано вы уходите! — с сожалением сказала женщина, подавая шинель.
Надевая шинель и расправляя складки, он почувствовал в кармане бумагу.
— Это что? — спросил Игорь, вытаскивая сложенный листок.
— Девочки наши всем гостям распределяют по карманам. Пожелания, что ли! Чтобы, значит, память о вечеринке осталась.
Игорь развернул пожелание:
Переливаясь спектром целым,Весь в черном, белом, золотом,Вы всем казались стройным, смелым,Танцор прекрасный… Но во всемЕсть сходство с мыльным пузырем:Пузырь снаружи — красота!Внутри ж, известно, — пустота.Отсюда вывод на прощанье:Поменьше внешности вниманья,Побольше внутреннего содержанья.
При других обстоятельствах Игорь, вероятно, улыбнулся бы шутке, возможно, тут же написал бы ответ, но сейчас он с раздражением скомкал листок и, выйдя из школы, разорвал его на мелкие клочки.
Часть третья
Соперницы
Вернувшись с новогоднего вечера домой, Сергей Иванович нашел Лиду лежащей на кровати с красными от слез глазами.
— Лидуся, что с тобой? Ты больна?
— Нет, ничего… Оставь меня, папа… — с трудом проговорила она.
Сергей Иванович потрогал разгоряченный лоб дочери и сел рядом.
— У тебя что-нибудь болит? Температура? Может быть, лихорадит?.. Лидочка! — тормошил он дочь. — Почему ты молчишь? С тобой что-нибудь случилось? Лидуся… Ты меня слышишь?
— Оставь меня, папа… я прошу, — прошептала она и отвернулась.
Встревоженный отец отправился будить Пашу и попросил ее помочь Лиде раздеться и лечь в постель. Ночью несколько раз заходил в комнату дочери и прислушивался к ровному дыханию спящей.
С утра Лида чувствовала себя лучше. Слез уже не было, хотя она и считала себя несчастной, с «разбитым сердцем». Некоторая слабость и легкая головная боль давали, как казалось ей, право валяться на кровати. Она пролежала все утро неподвижно, глядя немигающими глазами куда-то в пространство.
Около двенадцати часов приехал вызванный Василий Игнатьевич. Переступив порог, он сразу же разразился обычным своим ворчанием:
— Что за новости! Ты что это выдумала! Нашла время болеть… У тебя же, красавица, каникулы. На воздух надо, на каток! — говорил он, усаживаясь возле девушки. — Где болит? Что болит? А ну, покажи язык! Говорят, вы мороженое вчера поедали бочками… Он взял ее руку, чтобы проверить пульс.
— С Новым годом, Василий Игнатьевич!
— Вот именно! Новый год начинаешь в кровати… Ну, рассказывай, на что жалуешься?
— Я ни на что не жалуюсь, Василий Игнатьевич. Это папа выдумал…
— Ох, уж эти папы…
Основательно выслушав и выстукав Лиду, врач прищурил глаза и погрозил ей пальцем:
— Хочешь, расскажу тебе один случай из моей практики? Пришел я однажды к больному ветеринару, своему приятелю, и тоже так вот спрашиваю: «Где болит? На что жалуетесь?» А он злой-презлой! «Какой ты, — говорит, — к шуту, врач. Все тебе скажи. Я небось, когда к лошади приду, не спрашиваю ее, где болит. Сам должен узнать. Не буду я тебе ничего рассказывать. Узнавай сам». Ну, что делать? Смерил температуру, выслушал, посмотрел, выписал рецепт. А он спрашивает: «Это что за лекарство, принимать-то его как?» — «Э, — говорю, — дудки! Лошадь-то ведь не спрашивает ни о чем. Пьет, что дают, — и все! Если не умрешь, — значит, правильно лечил. А умрешь — одной лошадью меньше будет». С тем и ушел.
Анекдот этот Василий Игнатьевич рассказал с самым серьезным видом, и как ни крепилась Лида, но не выдержала и рассмеялась.
— Вот, вот! — с улыбкой сказал старик. — Тебе я, конечно, выписывать ничего не буду. Переутомление… нервочки… Одним словом, ничего опасного. Ты свою болезнь лучше всякого врача знаешь. Так?
— Так, — подтвердила Лида.
— Напрасно отца напугала. Я уж думал, что ты при смерти.
Вскоре после ухода Василия Игнатьевича в комнату заглянула Паша.
— Лида, там твой учитель пришел. Спрашивает Сергея Ивановича, а его нет…
— Неужели Константин Семенович! — обрадовалась девушка. — Проси скорей сюда!
Она хотела бежать навстречу, но раздумала и ограничилась тем, что быстро навела порядок вокруг себя. Минут через пять вошел Константин Семенович и остановился в дверях.
— Я холодный… — предупредил учитель.
— Ну и чудесно! Проходите! Здравствуйте, Константин Семенович. Как хорошо, что вы пришли! Садитесь поближе. Не бойтесь, я не заразная. Я ведь не больна… Да, да! Я всех обманула, а вас не хочу. Я просто устала, переутомилась и хандрю. Василий Игнатьевич сказал: нервочки.
Константин Семенович молча пожал ей руку, внимательно посмотрел в глаза девушки и сел на стул.
— Как я рада, что вы пришли… очень рада! Учитель видел, что девушка говорит правду и что она действительно здорова, но чем-то взволнована, возбуждена.
— Сергей Иванович показал мне вчера вашу записку, а сегодня я позвонил по телефону, и он сказал, что вы нездоровы.
— Папа такой паникер…
— Что вы читали? — спросил учитель, заметив раскрытый томик Чехова.
— «Даму с собачкой».
— Понравилось?
— О да! Я очень люблю Чехова. И я как раз думала перед вашим приходом… Помните, мы со Светланой спрашивали вас, может ли любовь прийти потом?.. Здесь тоже… Как странно! Правда? А кроме того, я думала еще об одном ненаписанном рассказе. Представьте себе, что какая-нибудь девушка полюбила человека, а тот любит другую. В жизни так бывает?
— Бывает.
— Что она должна делать? Говорят, что за любовь нужно бороться! А как? Ну что может сделать эта девушка? Вот если бы Чехов написал на такую тему… Он бы, наверно, очень хорошо написал.
— Да! Но у Чехова есть рассказ «Верочка».
— Я знаю. Но там не совсем так… Константин Семенович, а как вы считаете? Что может сделать девушка, чтобы ее полюбили?
— Ничего, — ответил он с улыбкой.
Лида подумала, вздохнула и с грустью согласилась:
— Да. Заставить полюбить себя нельзя… Что же ей делать?
— Ничего! Поплачет, поскучает и успокоится. Время все залечит.
— А разве не бывает, что любят всю жизнь?
— Нет. Любят воспоминания о своей любви.
— Ну как же… Есть случаи, когда жены…
— Лида! — перебил учитель. — Не путайте совершенно различные вещи: любовь девушки и любовь женщины, жены.
— А в чем разница?
