— Не уеду. Вот батарейки тебе для паука твоего, — сказала Катя. — Беги быстрей в дом, простудишься.
— Ура-а! — закричал Петя и побежал назад, размахивая батарейками.
К Кате медленно подошел Ник и обнял ее.
— Катя, — тихо сказал он.
— Сегодня Рождество русское. Я подарок тебе привезла, — смущенно сказала Катя.
Николай улыбнулся и зашел за Петей в избу.
Тот уже вставил батарейки.
— Марина! — крикнул он и нажал кнопку. Раздалась сирена, и лампочка замигала.
Марина охнула от страха и села на лавку.
Петя радостно засмеялся и вернулся к Николаю.
— Дедушка Коля, а дальше-то что было? — спросил он.
— А дальше дьявол пустился бежать. А Бог за ним вдогонку. Дьявол превратился в ведьму и поднялся на небо. А там схватился за луну и закрыл ее собой. Тут он немного отдохнул, но Бог догнал его и ударил колокольчиком. Ведьма удрала дальше.
Бог ненавидит дьявола и то и дело гоняет его. А дьявол, спасаясь, забирается на луну, отчего и бывают лунные затмения.
А тофалары, когда бывает такое затмение, стреляют вверх, чтобы помочь луне вырваться из объятий дьявола-ведьмы. Так вот.
— Дедушка Коля, а можно, я маме расскажу?
— Конечно, можно.
Жмурки
В полупустой университетской аудитории девятнадцатого века за столом сидела преподаватель — женщина лет сорока. Студенты рассаживались по местам. Женщина что-то дописала в тетради, встала и взошла на кафедру.
— Итак, начнем. Вытащите из ушей все, что может помешать вам воспринимать информацию, которая сделает вас людьми в этой бурлящей реке под названием жизнь.
Молодой человек поднял руку.
— Да, что у вас? — резко спросила преподаватель.
— Можно выйти?
— Нельзя. Сиди и слушай.
— Но мне очень надо.
— Ничего, потерпишь. Так вот, — сказала женщина, — сегодня мы с вами будем проходить очень интересную вещь, которая называется «начальный капитал». Начальный капитал — это то, с чего начинается все. Располагая им, можно начать свое дело либо куда-нибудь его вложить. Его можно легко потерять или приумножить. Но главное — то, как начальный капитал приобрести. Сегодня это сделать очень тяжело. Но в начале и середине девяностых годов происходил передел собственности. И все нынешние так называемые олигархи приобрели свой начальный капитал именно в это время. У кого-нибудь есть соображения по этому поводу?
Девушка в аудитории подняла руку:
— Я думаю, что в то время можно было заработать много денег из ничего — так, чтоб хватило на начальный капитал и на остальную жизнь. Существовали всякие финансовые пирамиды…
— Да, в девяностые годы было много финансовых пирамид, которые качали деньги из карманов простых людей. И никому даже в голову не приходило, что в стране, где все остановилось, невозможно заработать десять рублей, дав кому-то один. Еще в девяностые годы были очень развиты криминальные группировки, которые срастались с властью и тем самым тоже приобретали начальный капитал. Они получали все путем разбоя, грабежа и убийства. Их было столько, что можно было создавать профсоюзы…
Середина девяностыхМорг.
В просторном полутемном зале на столах лежали обнаженные тела. Из матовых окон падал слабый свет. Мужчина в полиэтиленовом фартуке бережно раскладывал на специальном столике инструменты для вскрытия. У окна на стуле сидел человек со связанными руками и заклеенным ртом.
— Ты думаешь, зря мне погоняло дали «Палач»? Не-ет, друг, я профессионал. Мне нравится кадавров резать… Так что, если не хочешь говорить, не надо. Это твое дело. У нас теперь свободная страна. Но что-то мне подсказывает, что этим самым делом ты совершил свою главную ошибку в жизни. И знаешь, почему? Я тебе отвечу. Вот если бы ты сразу сказал, про что тебя люди спрашивали, тогда бы ты быстро присоединился к этим парням. — Палач кивнул на лежавших на столах. — Но ты не захотел…
Палач взял шприц, колбочку с жидкостью и не спеша подошел к клиенту.
— Но я сегодня добрый. У меня в личной жизни хороший день. У меня дочка в школу пошла. Так что дам я тебе еще одну возможность зажмуриться тихо. Ну что, расскажешь? — Палач сделал паузу, в упор глядя на клиента. — Жалко, понравился ты мне. А я ведь по-любому узнаю, что мне надо, потому как я профессионал. — Палач стал заряжать жидкостью шприц, внимательно глядя на свет. — А ты будешь умирать очень долго и страшно, — назидательно говорил он. — Ну все, прощай, мудак… — сказал Палач, подходя с полным шприцем.
Дверь резко открылась, и в зал ворвались трое в масках.
— Вверх руки, сука! — заорал главный. — И на два шага от него! Быстро!
— Мужики, вы чего? — испугался Палач.
— На пол ложись, гад! Но сначала пушку двумя пальцами достань и тихонько положи рядом. Быстро!
— Слушай, козел, у тебя голос знакомый. Я тебя знаю? — спросил Палач подозрительно.
— Я сказал, пушку брось, и сам на пол! — закричал главный.
— Ладно, ладно, не надо нервничать. А шприц куда девать?
— Можешь пока держать, — сказал главный.
— Как скажешь.
— Только медленно, чтобы я все видел…
— Не вопрос. — Палач медленно положил пистолет на пол.
— Очень хорошо. А теперь сам.
— А шприц?
— Можешь выкинуть.
Палач аккуратно кладет на пол шприц и резко бросается в сторону, прячась за сидящим на стуле. Одновременно неизвестно откуда он выхватывает пистолет и сразу стреляет в одного из вошедших. Тот падает. Остальные двое открывают ураганный огонь, прошивая как привязанного, так и самого Палача.
— Вот тварь! Я так и знал, что он выкинет что-нибудь такое, — взволнованно сказал главный и снял маску. — Посмотри… — Он кивнул в сторону Палача.
Помощник подошел.
— Вроде живет, — сказал он, опасливо нагнувшись.
— Куда попал?
— В живот, похоже. Кровищи много… Чё делать будем? — Помощник повернулся.
Главный медленно подошел, держа пистолет на изготовку.
— А… Это ты, мент легавый, — с кровавой пеной на губах сказал Палач. — То-то, слышу я, голос знакомый…
— Расскажи-ка лучше мне, что Михалыч просил тебя узнать?
Палач из последних сил показал средний палец.
Главный выстрелил в голову.
— Степан, ты чё!.. Мы же не узнали! — растерянно воскликнул помощник.
Степан повернулся и два раза выстрелил в помощника.
Потом подошел к Палачу, порылся в карманах, достал бумажку, сел на скамейку рядом с трупом и прочитал.
— Вот так-то, — сказал он, кладя бумажку в карман.
ЖмуркиНа лавочке открытого стадиона сидели трое мужчин и смотрели на продолжающуюся футбольную тренировку.
Старший по кличке Корон был одет не по-спортивному. В футбол он не играл.
— Приятно вот так вот посидеть, покурить после занятий спортом, — сказал Бала.
— Курить после физнагрузок очень вредно, — сказал Баклажан. Это был абсолютно черный негр. Он курил.
— Слышь, Баклажан, а у вас в Эфиопии все такие умные? — спросил Бала.
— Я русский, — сказал Баклажан.
— Вот только не надо нас грузить. Русские столько не курят. Вот мы с Короном по пачке в день, а ты, боец за здравоохранение, — полторы, а то и две! Так что засунь язык в черную жопу и сиди ровно. Русский…
Перед ними парни играли в футбол.
— Ну что, может, о делах поговорим? — после паузы спросил Корон.
— Давай поговорим, — сказал Бала.
— Давай поговорим, — сказал Корон.
— Ну, говори, — сказал Баклажан.
— А дела наши очень плохие, — сказал Корон.
— Это почему это? — спросил Баклажан.
— Догадайся с трех раз. Бабло кончается, а работы нет. После последнего мероприятия уже месяц как прошел.
— Ну и? — тупо спросил Бала.
— Что «ну и»? — разозлился Корон. — Бабло кончается, а перспектив никаких.
— Перспектив? — переспросил Бала.
