Князь Владимир ушёл из земель ливов, потешившись вволю, кинув там плешанского воеводу с сотней мечников. Поначалу Изяслав обрадовался такой незадаче Ладомира, потом призадумался, каково будет плешанским мечникам выбираться из тех земель. Но сомнения его развеял боярин Шварт, с которым Изяслав сошёлся ближе всех:>br> - Если сгинет плешанский воевода, то какая тебе в том печаль? Великий князь посадит тебя на его место.
Может, шутил Шварт, а может, и нет. Годы у Изяслава для воеводства небольшие, но ведь и Ладомир, когда садился в Плеши, был всего тремя годами старше. А Изяслав всё-таки не древлянский изгой, а старший сын первого на Киевщине боярина, чью вотчину и место он унаследует в свой черёд. Так что шутка Шварта вполне могла обернуться правдой. Князь Владимир привечает Изяслава, на пиру его сажают среди ближников, даром что старшина этим недовольна. Великий князь ценит верных людей - так сказал Изяславу всё тот же Шварт. И кто за Великого князя горой, того и величать будут. А ядовитых гадюк на своей груди греёт только уж очень глупый человек. Вот так Ярополк грел боярина Блуда, а тот подставил его под мечи. Князь Владимир поумнее брата. А если и дальше жить по дединым обычаям, то будешь зависеть от каждого непутёвого смерда. Мало ли что черный люд захочет крикнуть на вече - неужто князь всем кланяться должен? Оттого и нет согласия на наших землях, что каждый норовит играть в свою дуду, не слушая княжьего слова.
Пока из земель ливов выбирались в земли ятвягов, было у Изяслава время подумать о многом. А путь этот оказался труден. Сначала подмораживало, а потом развезло землю так, что кони в ней вязли чуть не по самые бабки. У Изяслава зуб на зуб не попадал, и в седле его качало от недосыпу и усталости. В другой раз Изяслав непременно простудился бы, а тут за две семидницы не чихнул ни разу, и даже сам себе удивился.
К возвращению князя в ятвяжский град по Двине уже пошёл лёд. А от всех окружающих земель послы заключили ряд, признав за Великим князем Киевским верховную власть и право взимать подати. И торговать здесь купцам киевским, новгородским и прочим с земель Владимиру подвластных, свободно, и никому не чинить им в том препятствий.
А про то, что Перуну в этих землях быть главным, Владимир даже не заикнулся. От Велнясовых волхвов он принял дары, и сам принёс жертву Рогатому богу. Вся бывшая в походе старшина призадумалась. А воевод Бирюча и Плещея на прощальный пир звали последними и сажали не по заслугам в конце стола. Можно было бы это принять за бесчестье, если бы ныне шло всё как прежде, но у Владимира свои доводы - тех, кого больше люблю, тех ближе и сажаю. К Ратше и Шварту давно успели притерпеться, а тут, извольте, новые ближники у Великого князя: боярин Басалай и совсем уж мальчишка Изяслав, сын Ставра. Воевода Добрыня и тот водит бровью на княжьи причуды, но помалкивает. А остальным прочим и вовсе перечить не с руки. Тем более что Владимир опять в удаче. Впрочем, в этом походе редкий мечник не разжился, а о боярах и говорить нечего. Ладьи до того перегружены, что вот-вот уйдут нырками под воду. А раз от князя старшине и дружине такой прибыток, то пусть почудит немного. Всё же годы его молодые, а оттого в характере вздорность.
Добрыня при расставании попенял слегка на эту вздорность Владимиру. И особенно на то, что бросили плешанского воеводу в чужой земле без поддержки. С этого каприза может приключиться большая беда.
Князь в ответ только передёрнул плечами:
- Эта земля теперь под моей рукой, а Волку на то и даны клыки, чтобы при нужде отбиться. А на ближников Перуна я зол - не испросив моей воли, они разорили Велнясов горд.
Добрыня на сестричада посмотрел с удивлением:
- Так тебе в этом только польза, князь. Уцелей Криве, чего доброго, пришлось бы ратиться не на шутку.
- Потому и спустил Волкам их напуск, что был он к моей выгоде, а иначе разговор пошёл бы совсем другой, - зло сверкнул глазами Владимир из-под надвинутой на лоб бобровой шапки.
Стояли на пристани, продуваемые ветром, от которого Добрыня ежился в своём теплом кожухе. А Владимир словно бы не замечал холода и щурился на дядьку синими глазами из-под нахмуренных бровей. Только тут понял Добрыня, что Владимир здорово изменился за два года и больше не нуждается в дядькиных советах. И наверное, к лучшему, что расстанутся они на ятвяжской пристани и один уйдёт в Киев, а другой - в Новгород.
На том и облобызались сердечно. Князь Владимир легко запрыгнул в ладью, и чёрная по весне двинская вода вспенилась от взмахов вёсел. А новгородский воевода долго ещё смотрел вслед уходящему киевскому войску, покачивая седеющей головой.
Внезапно наступившая оттепель, когда расслабившаяся после жёстких объятий мороза земля превратилась в липкое тесто, поставила Ладомира и его мечников в совершенно безвыходное положение. Сотня людей, затерявшаяся в чужом краю, где в сердцах кипела ненависть к разорителям, представляла собой слишком лёгкую мишень для оперенной стрелы из-за любого бугорка или ствола дерева.
- Надо брать первый же подвернувшийся под руку городишко и затворяться там до того, как подсохнет земля, - сказал Ратибор, ежась на пронизывающем ветру.
И действительно, стоять дальше в чистом поле рядом с головёшками Луцева городка было бессмысленно.
- А пленённых гони в шею, - подсказал Сновид. - Это их земля не пропадут.
Стояли вокруг затухающего костра, у полуобгоревшей стены, всей верхушкой дружины и говорили наперебой. Продовольствие на исходе, и кони вот-вот должны были попадать от бескормицы.
Ладомир предложению Ратибора внял, а Сновидово пока отставил. До ближайшего городка насчитывалось десять вёрст, но тот городок уже зорили и взять там было нечего. Туда отправили всех слабых и недужных из полона, всех детей и женщин из Луцева городка, для которых долгая дорога по раскисшим полям была смерти подобна. А остальных, сильных и здоровых, погнали вперёд, не давая поблажки.
- Да на кой они нам сдались, - возмущался Сновид. - Не о полоне нужно думать, а о спасении собственной жизни.
- Если к граду подойдёт сотня мечников, то никто ворота не откроет, - объяснил свою затею Ладомир. - А если подвалит тысяча, то не каждый рискнёт сражаться с такой силой.
В общем, так оно и случилось. Растерявшиеся от грозного виды прихлынувшей к стенам их града рати, ливы на требование плешанского воеводы открыть ворота ответили согласием. Здесь были уже наслышаны о судьбе Луцева городка.
Расторопные плешане в мгновение ока разоружили замешкавшихся ливов. Те наконец осознали свою ошибку, да было поздно - чужаки уже хозяйничали в городе. Городок был невелик, не более Плеши, но если вздумали бы брать его не хитростью, а напуском, то умылись бы кровью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
