Далее шло описание сражения, упоминались имена маршалов, и только имени Жана-Батиста не было упомянуто. Однако я знала, что он со своим войском в Австрии.
Наполеон поручил ему командование всеми саксонскими войсками.
«Не случилось ли чего?» — спрашивала я себя.
— В газете нет ничего о папе, — сказал Оскар. Мадемуазель просмотрела листок еще раз.
— Нет, — сказала она, — ни слова.
В дверь постучали. Появилось оживленное личико м-м Ля-Флотт.
— Княгиня, его превосходительство, граф Фуше, просит принять его.
Министр полиции Фуше никогда не был у меня. Колокола замолчали. Может быть, я плохо поняла…
— М-м Ля-Флотт, что вы сказали?
— М-сье Фуше, его превосходительство, министр полиции, — повторила моя компаньонка.
Она старалась принять безразличный вид, но глаза ее почти выскакивали из орбит.
— Оскар, пойди к себе. Мне нужно одеться. Иветт, Иветт…
Благодарение Богу, Иветт была уже в спальне с моим утренним лиловым платьем. Лиловое мне идет.
— М-м Ля-Флотт, проводите его превосходительство в маленькую гостиную.
— Он уже там.
— Тогда, спуститесь и попросите его превосходительство подождать одну минутку. Скажите, что я не окончила туалет, но что я потороплюсь. Или не надо. Дайте ему почитать газету, журналы…
На красивом личике м-м Ля-Флотт мелькнула улыбка.
— Княгиня, министр полиции читает газеты прежде, чем они выходят. Это его обязанность.
— Иветт, причеши мне волосы, дай розовую шаль, мы сделаем из нее тюрбан. М-м Ля-Флотт, скажите, в этом тюрбане я не похожа на бедную мадам де Сталь, эту писательницу, которую министр полиции выслал из Парижа?
— Княгиня, у мадам де Сталь лицо мопса, а вы…
— Спасибо. Иветт, я не могу найти губную помаду.
— В ящике туалета. Княгиня так редко ею пользуется…
— Конечно. У меня и так щеки и губы гораздо краснее, чем должны были бы быть у жены маршала. Княгини все очень бледные. Это аристократично. Но сейчас я бледна, мне нужно слегка подрумяниться и покрасить губы.
Медленно спустилась я по лестнице.
Фуше… Кто-то прозвал его «нечистая совесть каждого». Его боятся, потому что он вездесущ. Во время Революции его прозвали «Кровавый Фуше». Никто не подписал столько смертных приговоров, сколько этот депутат. Под конец он стал даже более кровавым, чем Робеспьер.
И прежде чем Робеспьер его уничтожил, Фуше организовал заговор против Робеспьера. Робеспьера гильотинировали, и Фуше на время исчез со сцены. Вначале Директория в нем не нуждалась. Директория не хотела показать иностранным державам, что Франция — страна убийц. Но Фуше знал секреты Директории, и без него не обошлись. Затем его стали каждый день встречать в салоне м-м Тальен.
Он все знал, все видел, все запоминал… Когда кто-то предложил стрелять в голодный парижский люд, чтобы предотвратить восстание, Фуше сказал: «Бернадотт на это не пойдет. А вот этот умирающий с голоду малыш, который бегает возле Жозефины…»
Как случилось, что «Кровавый Фуше» все-таки получил новый пост? Его выдвинул директор Баррас. Сначала он отослал его за границу, как секретного агента. Перед самым падением Директории Фуше был возвращен в Париж и назначен министром полиции. И Фуше, прежний президент Клуба якобинцев, сейчас же сделался закадычным другом Монтеня. В обмен на приветственные крики Фуше хладнокровно приказал Клубу на улице Бак [17]: «Закрыться». Потом он занял помещение под жандармерию, и клуб был закрыт навсегда. Французская Революция была официально задушена.
Фуше имел собственные представления о функциях министра полиции. Он шпионил за министрами, за чиновниками, офицерами и гражданским населением. Это было не трудно, так как он был щедр. А быть щедрым ему тоже не составляло труда, так как он имел специальные фонды для оплаты шпионов.
— Чего он хочет от меня? — спрашивала я себя, подходя к двери маленькой гостиной. Мне вспомнилось, что его еще прозвали «Лионский убийца» за то массовое истребление, которое он проводил в Лионе во время Революции. Глупо, конечно, что мне это пришло в голову сейчас! Он совершенно не похож на убийцу. Я часто встречала его на приемах в Тюильри. Фуше одевается с большой тщательностью, он удивительно бледен, просто до анемичности. Разговаривает учтиво, тихим голосом, глаза его полузакрыты.
В газете не было ничего о Жане-Батисте… Что-то случилось, но моя совесть чиста, месье Фуше… И я вас не боюсь!
Я вошла. Он тотчас поднялся с кресла.
— Я приехал поздравить вас, княгиня. Мы одержали огромную победу. Я читал, что князь Понте-Корво и его войска первыми взяли приступом Ваграм. А также, что князь Понте-Корво с семью или восемью тысячами солдат преодолел сопротивление сорокатысячного войска.
— Но ведь об этом нет ни слова в «Мониторе», — пробормотала я и попросила его сесть.
— Я сказал, что читал, княгиня, но я не сказал, где читал. Конечно, не в газете, а в приказе, который отдал ваш муж, чтобы отметить храбрость своих саксонских войск…
Он взял со стола фарфоровую безделушку и внимательно ее рассматривал.
— Кстати, я читал также еще одну вещь: копию письма Его величества князю Понте-Корво. Император выражает свое недовольство поведением князя Понте-Корво в этот день. Его величество отметил также, что приказ князя содержит массу неточностей. Например, как могло произойти, что войска князя Понте-Корво были первыми при взятии Ваграма, поскольку Удино занимал передовые позиции? Затем, как саксонцы под командованием вашего супруга могли вообще занять город, если они не сделали не единого выстрела? В итоге, император указывает князю на то, что он не сделал ничего со своей стороны, чтобы поддержать наши войска в этом сражении.
— Это пишет император Жану-Батисту? — спросила я растерянно.
Фуше бережно поставил безделушку на место.
— Не сомневайтесь. Копия письма императора была адресована из министерства лично мне. Я получил приказ взять вашего мужа под надзор. Его и его переписку. — Тон был дружеский, но глаза смотрели настороженно.
— Это будет для вас довольно трудно, господин министр. Ведь мой муж со своими полками в Австрии.
— Вы ошибаетесь, княгиня. Князь Понте-Корво должен быть здесь с минуты на минуту. После получения письма от Его величества он отказался от командования и попросил отпуск для поправки здоровья. Отпуск ему разрешен. Я поздравляю вас, княгиня, вы так долго не видели мужа, теперь вы скоро его увидите.
Для чего вся эта комедия? Или он также привык к комедиям, как все в этом так называемом «высшем свете»?
— Можно, я немножко подумаю?
— О чем, дорогая княгиня? — улыбка скользнула по его лицу.
