Именно он держал все в своих руках. Так же было и при Феликсе и Винсенте, но теперь стало заметнее. В гостевой комнате тихо, и он закрыл дверь, на всякий случай. Прошел на кухню. Полстакана воды из-под крана, который вечно кашлял, прежде чем выпустить воду.
Аннели, Яспер и он сам. Не спят. Спал только отец, о котором он больше всего тревожился.
Он выпил еще полстакана воды, опять вышел в переднюю и уже шагнул на лестницу, когда услышал за спиной голос отца:
– Лео? Можешь подойти сюда на минутку?
Голос отца звучал иначе, не потому, что он шептал, и не потому, что был тихим и хриплым, а потому, что был… умоляющим. Отец, который никогда и никого ни о чем не просил, всегда диктовал, чего хочет, а потом ждал, что все так и будет, – отец просил Феликса у входной двери, а кончилось все плевком в лицо, и теперь вот опять просил. Ему стало не по себе.
– Папа, что ты здесь делаешь? Тебе спать надо.
В темноте он его не заметил. Отец лежал на кухонном диване, в подштанниках. Лео остановился в дверях и видел оттуда, что отец дрожит.
– Сядь вот здесь, рядом со мной, на минутку. Я хочу тебе кое-что сказать.
Он подошел к дивану, сел на краешек, Иван тоже сел. Рядом. Две бледные фигуры, Лео, чуть старше двадцати, который только что начал свой путь, и Иван, в два с лишним раза старше, который уже никуда не шел.
– Я… возможно, я не всегда правильно обращался с вами, когда ты и твои братья были маленькими.
– Что сделано, то сделано, отец. Ни больше ни меньше.
– Но, Лео… это было неправильно.
– Перестань.
– Я бы мог…
– Сейчас мне на это начхать. Не хочу ничего больше слушать.
– Лео, для меня важно это сказать. Ты был ребенком.
– Ребенком?
– Да, Лео, ребенком. И я знаю, ты не хотел.
– Чего не хотел?
– Доносить.
– Доносить? Опять та же песня?
– Нет, но…
– Послушай меня! Раз и навсегда! Я на тебя не доносил! Мы не такие. Мы поступаем наоборот! Даже когда ты пытался убить маму, мы все взяли вину на себя. И, наверно, поэтому я думаю, что дверь открыл я, и Феликс думает, что он, и Винсент тоже. Вот как мы далеки от доносительства!
– Лео… я… я больше тебя не виню, нет, ты правильно предвидел, насчет Феликса… а я ничего не сделал. Феликс плюнул мне в лицо, а я не поднял руки. Плевок в лицо – это ведь самое страшное оскорбление! Если бы кто-нибудь другой так поступил, я бы… я бы измолотил мерзавца! Но не сына. Я не сделал этого.
Сам того не замечая, он, когда говорил все это, потирал расплющенные костяшки правой руки.
Такое бывает после многих драк.
– Кончай! Больше ни слова о моем детстве!
– Но, Лео, почему ты не хочешь… я…
Лео пошел к двери, у него не было сил продолжать.
– Она была открыта!
В доме царила полная тишина. Вроде как умиротворение. Шагая к лестнице, Лео наконец осознал, что только что сказал отец.
– Когда я… и ваша мать… там, в Фалуне. Дверь была не заперта. Я сумел нажать на ручку и войти. Мимо Феликса, Винсента и тебя.
Лео сел на ступеньку. Она скрипнула. Как всегда.
– Ты слышишь, Лео? Никто из вас дверь не открывал.
86
Он сторожил дверь с большой стеклянной панелью посередине и коричневыми деревянными столбами по бокам. Дверь банка, который в эту самую минуту грабили. И он был одним из грабителей.
Иван не боялся. Не боялся, потому что не позволял себе этого, не мог позволить – ведь там, внутри, его сын в черной маске, с автоматом. Но кое-что он чувствовал. Стыд. Жгучий стыд, вцепившийся в него, как тот ребенок, что некогда вцепился ему в спину, детские пальцы вонзались между лопатками, не давая ему снова ударить ее по лицу. Жгучий стыд, когда это другое, детское лицо стояло у него на пути, заставляя отпустить ее, дать ей убежать по скользкому, окровавленному полу. Весь день эти пальцы карябали ему спину, а время не двигалось, и скоро весь мир поймет, что они грабили банк и что его сын там, у него за спиной.
Без десяти три. Земля усыпана снежной пудрой, которая гасила звуки по ту сторону маски. Всего полчаса назад асфальт был сухой, а ландшафт серый. Теперь он видел их следы на снегу, тройные следы от машины к банку – следы Лео, его собственные и Ясперовы. В их распоряжении было три минуты. Осталось две с половиной. Если снегопад не ослабеет, к тому времени, когда они вернутся к машине, следы почти исчезнут.
Он держал оружие наперевес, не выпуская из поля зрения улицу и несколько тамошних магазинов, потом, быстро глянув через плечо, увидел Яспера, стоявшего посреди банка, и Лео, который мимо большого зеленого растения прошел за кассовый прилавок. А впереди, за рулем машины, тоже в маске, сидела Аннели.
Он опять посмотрел на часы. Сорок пять секунд. Время вдруг замерло, и стыд со скоростью света ринулся наружу… и желание убраться отсюда, хватить большой глоток красного вина, никогда больше не смотреть в глаза сыновьям сделалось нестерпимым.
* * *
Лео быстро оглянулся. Папа по-прежнему на месте, у дверей, с винтовкой на изготовку. Держится как надо. Он правильно сделал, решив ему доверять.
Шестьдесят секунд.
Лео ждал у запертого хранилища, меж тем как управляющий дрожащими руками пытался вставить ключ в замок. Примерно ровесник отцу, только сухощавее, пальцы острые, как приборные стрелки. Он уже хотел сказать: “Успокойтесь!”, но тут услышал шумный вздох кодового замка – поршни оставили гнезда укрепленной рамы, и дверь открылась.
Он почти забыл, каково это.
Войти в банк. Уложить на пол посетителей и персонал. На сто восемьдесят секунд стать хозяином положения. Спланировать и рассчитать, а затем стоять у открытого хранилища и следить, чтобы все было сделано правильно.
Вот так же он чувствовал себя, когда они с папой практиковались и успешно реализовали свой план, – избить Хассе, когда папа стоит на балконе, было так же легко, как ограбить банк, когда папа стоит сейчас на стреме.
Пачки наличных на полках хранилища, их даже больше, чем он рассчитывал. Сотенные в пачках по десять тысяч, пятисотенные в пачках по пятьдесят тысяч и тысячные в пачках по сто тысяч.
Всё здесь. В ночном хранилище пусто.
Приказывая банкиру войти внутрь, сесть и прислониться спиной к стене, Лео услышал в собственном голосе лихорадочное волнение. Он поверить не мог, что на полках такого маленького банка окажется столько денег.
Он поправил сумку на плече, открыл ее – зияющая пасть заглатывала пачки одну за другой. Ампул с краской нет. Он быстро подсчитал. По меньшей мере три с половиной миллиона! Больше, чем при двойном ограблении, больше, чем при тройном. В паршивом маленьком банке, в паршивом городишке, с папой на стреме и Аннели за рулем.
* * *
Полицейская волна женским голосом оповестила об ограблении банка в Хебю, другой женский голос ответил, что из полицейского участка Сала в Хебю направлен полицейский патруль. Ни то ни другое для Аннели значения не имело: она поедет обратно затверженным маршрутом, как практиковалась всю минувшую неделю, с Лео на пассажирском сиденье. Даже снег, укрывший дорогу, тающий на ветровом стекле и сметаемый дворниками, и тот не имел значения. И люди вокруг, что прятались и наблюдали, а позднее будут давать показания, даже не подозревая, что за рулем была женщина, для нее не существовали. Существовало только одно, впечатанное в схему, которую они с Лео разработали сообща. Только они двое, и больше никто.
Вероятно, поэтому первым она увидела Лео, хотя от банка шли все трое, Лео нес на плече сумку, с виду тяжелую.
И когда дверцы машины захлопнулись, она сделала то, что нужно: включила вторую передачу, съехала с широкого тротуара на мостовую и рванула в сторону церкви с ее черной колокольней. Потом направо и почти сразу же опять прямо, вокруг города и на магистраль. Спокойный снегопад буквально в считаные минуты обернулся метелью, пушистые хлопья снега стали колючей крупой. Но она не обращала внимания – знала каждый поворот и когда на какой скорости двигаться.
– Три миллиона!
Он выкрикнул это несколько раз.
– Больше трех миллионов!
Никогда Аннели не слыхала у Лео такого голоса, срывающегося, едва не охрипшего от счастья. Даже смешок Яспера на заднем сиденье не вызывал досады. Ее не тревожило, что видимость ухудшалась, она по-прежнему уверенно вела машину. Скоро поворот налево, вон там, у почтовых ящиков. Она даже включила поворотники и тихонько хихикнула – машина краденая, только что использована при ограблении банка, а она… включила поворотники. И засмеялась еще громче, когда свернула налево, на заснеженную щебенку. А потом, просто потому, что все было хорошо и Лео так счастлив, опять включила поворотники, когда съехала на лесную дорожку, где, наверно, ходят олени или зайцы, и когда заруливала на естественную парковку, окруженную густым ельником.
Они вылезли из краденой машины в яростную снежную бурю. Переоделись, сменили грабительские робы на рождественские наряды. Дело сделано. Она справилась. И скоро сменит отвертку в краденой машине на ключи зажигания в прокатном авто, полном красивых подарочных упаковок. Аннели нащупала руку Лео и крепко сжимала ее, когда они припустили бегом.
