Настоящее образование можно было получить как раз в армии, в кадетских корпусах, куда дворяне стремились отдавать своих детей. Нередко отдавали уже в пятилетнем возрасте(!), хотя в «малолетнем отделении» кадетики даже еще форму не носили, а «командовали» ими гувернантки и няньки. Первый, как по времени образования, так и по номеру, кадетский корпус был образован в 1731 году, а к началу XX столетия корпусов было порядка тридцати. Из их стен выходили не только хорошо и всесторонне образованные люди, но и истинные и верные сыны Отечества, настоящие патриоты России, опора престола.
Недаром же в XVIII — первой половине XIX века фактически любые государственные должности занимались, как бы сейчас сказали, «выходцами из армии». Мало того, что губерниями управляли генералы-губернатор, так и другие ответственные посты занимали люди с эполетами. Так, лихой партизан 1812 года А. X. Бенкендорф возглавлял знаменитое III отделение — политическую полицию, сослуживец и друг многих декабристов П. Д. Киселев — Министерство государственных имуществ, а военный разведчик А. И. Чернышев, работавший перед Отечественной войной в Париже, стал не только военным министром, но и председателем Государственного Совета…
Многие годы, отделяющие нас от прошедших событий, романтизируют былое; вспоминая далекую молодость, старики чаще всего говорят о хорошем, забывают плохое и с улыбкой рассуждают о пройденных трудностях. Как видим, объективную картину минувшего получить нелегко, а все ж попробуем.
«Характер, дух и тон военной молодежи и даже пожилых кавалерийских офицеров составляли молодечество, или удальство. «Последняя копейка ребром» и «жизнь копейка — голова ничего», — эти поговорки старинной русской удали были нашим девизом и руководством в жизни, — писал очень интересный мемуарист Фаддей Венедиктович Булгарин, который в молодости, в начале XIX века, служил в Уланском цесаревича Константина полку и был ранен в сражении под Фридландом. — И в войне, и в мире мы искали опасностей, чтоб отличиться бесстрашием и удальством. Попировать, подраться на саблях, побушевать, где бы не следовало, — это входило в состав нашей военной жизни, в мирное время».
Считается, что ради такой жизни многие молодые дворяне и шли на службу, что именно так — в вихре балов, дуэлей, карточной игры, любовных побед и праздных удовольствий — с короткими перерывами на боевые действия — некогда жили русские офицеры. Однако была ведь поговорка: «Ночь — гусарская, а утро — царское» — лихое, веселое времяпрепровождение для молодых офицеров, служивших, как правило, в глухой провинции, было лишь приложением к службе.
Сомневающихся могу адресовать к прекрасной книге Аллы Бегуновой «Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I», где подробно рассказывается обо всех аспектах гусарской жизни. В частности, побудку в конных полках летом играли в 5 утра, зимой — в 6, после чего солдаты занимались уборкой конюшен и чисткой лошадей. «Инструкция, — пишет автор, — обязывала взводных офицеров находиться в это время с вверенными им подразделениями, наблюдая за поведением людей и лошадей». К 9 утра седлали лошадей для учений: «Это могли быть занятия в поле, где отрабатывались построения и передвижения взвода или эскадрона, или в манеже, где совершенствовали индивидуальную подготовку всадников». Учения обычно продолжались до полудня. После того следовали обед и свободное время, которое уходило на чистку и починку обмундирования, амуниции и оружия, а после того вновь следовала чистка лошадей — опять-таки в присутствии взводных и иных командиров. «В девять вечера в армейских полках барабанщики били, а трубачи играли вечернюю “зорю”, и на этом трудовой день кавалериста завершался». Только тогда офицер мог чувствовать себя свободным, если, конечно, он не находился на дежурстве или в карауле.
Впрочем, и для гвардейцев, живших в столице, служба также составляла основу бытия, исключая, конечно, известные периоды «общегосударственного разврата», когда и Двор, и все вокруг были озабочены исключительно личным обогащением и пребывали в праздности. Но это — тема иная.
Весьма интересны в этой связи выдержки из «Памятной книжки» поручика л. — гв. Семеновского полка Александра Благово за 1739 год — записи, в которых отражались погода, основные дела и денежные траты ротного командира:
«Июнь.
12. Вторник, предивная погода. Полковой строй был, палили по 7 патронов…
15. Пяток, изрядно ввечеру дождик. Полковой строй был, палили по 11 патронов.
Июль, или Липец.
28. Суббота, ветрено. Полк учил маэор наш герцог Брауншвейгский, палили изрядно по 15 патронов.
Сентябрь. Вересень.
11. Вторник, студено. Полковой строй был, палили по 25 патронов, принц учил изрядно.
12. Среда, хорошая погода, а холодно. Полк наш государыня императрица изволила смотреть. Палили хорошо по 29 патронов. Государыня жаловала к руке и вином».
Как видим, боевая учеба проводилась изо дня в день, невзирая на погоду. Довольно часто — под высочайшим наблюдением. И это было не только во времена Анны Иоанновны, но и буквально во все последующие царствования.
Вот фрагмент из «Записок декабриста» поручика л. — гв. Финляндского полка А. Е. Розена: «Удалось мне два раза обращать на себя особенное внимание моего дивизионного начальника, великого князя Николая Павловича. В первый раз, когда я в его присутствии вступил в дворцовый караул: с парадного места повел караульный взвод различными поворотами фронтом, а подошел к открытым воротам дворца, повел рядами левым флангом, и когда поравнялся со старым караулом и скомандовал: “Стой!”, “Во фронт!” и потом: “Глаза направо!", то его высочество, прихлопнув рукой по правой ляжке, воскликнул: “Вот оно! Знает свое дело! Славно!”
Между прочим, Николай Павлович — будущий император Николай I. Есть ли смысл объяснять, что отношения между гвардией и государем были самые тесные? Не только великие князья, но и сами государи служили в полках гвардии, в полном объеме выполняли свои должностные обязанности, особое внимание при этом обращая на обучение, боевую подготовку войск. Что бы сейчас ни говорили, «профессиональной» является только подготовленная к ведению войны армия — вне зависимости от способа ее комплектования. Если же она воевать не умеет, то является не более чем вооруженной толпой, из каких бы наемных «профессионалов» ее ни составили.
Русские государи хотели иметь настоящую армию — и, как известно, имели ее, о чем свидетельствуют многочисленные победы русского штыка. Профессионализм этой армии, составленной в основном из неграмотных крестьян, — был обеспечен подготовкой офицеров и унтеров, обучавших и воспитывавших солдат, готовивших их к бою как практически, так и нравственно.
Вот почему «от каждого офицера требовалось, чтобы он хорошо знал службу и исполнял ее рачительно, — подтверждает Булгарин. — Краеугольными камнями службы… были эскадронные командиры и ротмистры… Они обходились с нами, как обходятся добрые родители с детьми-повесами, но добрыми малыми, прощали нам наши шалости… и требовали только исполнения обязанностей службы, храбрости в деле и сохранения чести мундира».
Начало службы в Кавалергардском полку вспоминает в своих «Записках» декабрист Сергей Волконский — бывший князь и генерал-майор: «Натянув на себя мундир, я вообразил себе, что я уже человек, и по общим тогдашним понятиям весь погрузился в фрунтовое дело. Первым моим наставником по фрунтовой службе [был] Александр Иванович Чернышев…»
«Фрунт», он же «фронт», означал «строй», а «фрунтовая» — строевая — подготовка считалась важнейшей дисциплиной обучения, составляла основу боевой подготовки. Сейчас это приходится объяснять: на поле сражения подразделения чаще всего передвигались в колоннах, а отражая атаки кавалерии, стояли в ощетинившемся штыками каре… В те считанные минуты, когда на пехотное каре неслась неприятельская конница и нужно было успеть подготовиться к ее встрече, малейшая неорганизованность, любые неслаженные, неуверенные действия солдат неизбежно приводили к катастрофе. Вот и приходилось офицерам и унтер-офицерам часами муштровать людей, оттачивая их навыки до автоматизма. Недаром же говаривал великий Суворов: «Тяжело в учении — легко в бою». Быть плохим, неумелым, неподготовленным офицером считалось просто стыдно, не соответствовало понятиям чести.
Шли годы и десятилетия, многое изменялось в жизни страны и государства. Русская манера оглядываться на «просвещенный Запад», сверять буквально каждый шаг с чужими оценками, стремиться не отстать «от цивилизованной Европы», не понимая при этом, кто же на самом деле и в чем именно ушел вперед, попытки во всем следовать «лучшим зарубежным образцам» — все это принесло России огромный и непоправимый вред. Керсновский писал: «Ересь “интернациональное™” военного искусства привела к засорению русской военной мысли иноземными… рационалистическими учениями. Все это имело своим результатом Севастополь и три Плевны, Мукден и Солдау…»
