— Не будем застревать на очевидном, — продолжил я. — Выходит, ты оставалась на Земле и следила за мной. Что произошло потом?
— Ничего особенного. ты жил, а я не теряла тебя из вида.
— Все остальные знали, где ты?
— Да. Я не скрывала, что живу там. Все они иногда даже навещали меня.
— Включая и Рэндома?
Она презрительно скривила губы.
— Да, и не раз.
— Что означает твоя усмешка?
— Слишком поздно притворяться, что я люблю его. Знаешь, я просто не выношу его приятелей: всякие уголовники, джазисты…
Когда он бывал у меня, приходилось принимать его, как члена семьи, но он мне страшно действовал на нервы, приволакивал их с собой, когда ему вздумается. То импровизированные концерты, то покер на всю ночь… Затем в доме обычно с неделю стояла вонь. Я всегда радовалась, когда он исчезал. Извини, я знаю, что он тебе нравится, но ты сам хотел услышать правду.
— Выходит, он тебя шокировал, нежное создание. Ну, ладно, перейдем к моему кратковременному пребыванию у тебя в гостях. Тогда еще Рэндом свалился на нас, как снег на голову. За ним гнались с полдюжины мерзавцев, которых мы пустили в расход в твоей гостиной.
— Как же, прекрасно помню!
— Ты помнишь тварей, которых мы убили?
— Да.
— Хорошо помнишь? Узнала бы, если бы увидела?
— Да, наверняка.
— Прекрасно! Ты видела кого-нибудь из них до этого случая?
— Нет.
— Слышала когда-нибудь о них?
— Не припоминаю. А что?
Я покачал головой.
— Еще не время. И не забывай, вопросы задаю я. А теперь вспомни катастрофу, после которой я очутился в Гринвуде. Или даже еще более ранние события. Что случилось и как ты узнала об этом? При каких обстоятельствах? Какую роль ты играла во всем этом?
— Да. Я знала, что ты об этом спросишь. На следующий день после того, как это произошло, со мной связался Эрик. Он был в Эмбере и вызвал меня через мою Карту, — она взглянула на меня, явно пытаясь оценить впечатление, которое производит на меня ее рассказ, и угадать мою реакцию. Мое лицо ничего не выражало. — Он сказал мне, что накануне вечером ты попал в автомобильную катастрофу и находишься в больнице. Еще он сообщил, что перевел тебя в частную клинику, где я смогу оказать большое влияние на твое лечение.
— Другими словами, он хотел, чтобы я оставался растением.
— Он хотел, чтобы тебя держали на успокаивающих средствах.
— Говорил он, что сам подстроил мне эту аварию?
— Эрик не говорил. что приказал кому-то прострелить тебе шину, но он был в курсе, что причиной катастрофы стало именно это. А откуда бы ему знать, если это не его рук дело? Когда я затем узнала, что Эрик метит на трон, то подумала, что в конце концов он решил окончательно устранить тебя. Когда дельце не выгорело, то он, конечно, решил, что если ты не будешь путаться под ногами до его коронации, то это даст почти такие же результаты.
— Я не знал, что мне прострелили шину, — заметил я.
Ее лицо разочарованно вытянулось, но она быстро овладела собой.
— Ты же сам говорил мне, что это не случайность, что кто-то пытался тебя убить. Я считала, что детали тебе известны.
Впервые за долгое время я почувствовал, что вступил на скользкую почву. Мои сомнения еще до конца не развеялись и, скорее всего, вряд ли полностью пройдут. Я мало что помнил о днях перед аварией. Лабиринт помог мне вспомнить всю мою жизнь до того момента, но травма, вероятно, уничтожила воспоминания о некоторых событиях, непосредственно предшествующих катастрофе. Вполне обычное явление. Скорее всего, не обычное функциональное расстройство, а повреждение тканей. Я был так счастлив, когда вспомнил остальное, что не особенно горевал об этом. Что касается аварии, то и в самом деле помнил выстрелы. Их было два. Кажется, я мельком даже заметил фигуру с винтовкой, но было уже поздно. Впрочем, возможно, все это лишь мои фантазии. Но нет, вряд ли. Что-то такое вертелось у меня в голове еще тогда, когда я направлялся в Вестчестер. Но даже теперь, когда власть в Эмбере находилась в моих руках, мне не хотелось признать этот единственный мой недостаток. Когда-то я обвел Флору вокруг пальца, вообще ничего не помня. теперь я решил применить ту же тактику.
— У меня не было времени вылезать из машины и смотреть, куда он6и угодили. Я услышал выстрел и потерял управление. Я считал, что дело в шине, но не наверняка. Я и речь-то завел об этом лишь потому, что мне интересно знать, откуда тебе известно о шине?
— Я же тебе говорила — от Эрика!
— Мне не понравилось, как ты это сказала. Мне сдается, что ты уже знала обо всем, когда он связался с тобой.
Флора отрицательно покачала головой.
— В таком случае извини, я, возможно, неправильно выразилась. Такое случается, когда говоришь о событиях после того, как они произошли. Но я решительно отрицаю то, на что ты намекаешь. Я к этому делу не имела ни малейшего отношения и ничего не знала до того, как все случилось.
— Эрик все равно уже ни о чем рассказать не может. Так что пока оставим это. На время, — добавил я, чтобы заставить ее еще больше думать только о защите, отвлечь ее внимание от любого слова или выражения лица, по которому она могла бы догадаться, что в моих воспоминаниях все еще есть небольшой пробел. — Ты не узнала, кто стрелял?
— Нет. Скорее всего, какой-нибудь наемный убийца. Я ничего об этом не знаю.
— Тебе известно, сколько времени я пробыл без сознания, пока меня не обнаружили и не доставили в больницу?
Она отрицательно покачала головой.
Что-то беспокоило меня, но я никак не мог понять, что именно.
— Эрик не говорил, когда меня доставили в госпиталь?
— Нет.
— Почему, когда я был у тебя, ты пыталась вернуться в Эмбер, а не вызвала Эрика по Карте?
— Он не отвечал.
— Могла бы связаться с ним через кого-нибудь другого. Флора, мне кажется, что ты лжешь.
Почему бы не попытаться проследить за ее реакцией?
— О чем мне лгать? — спросила она. — Другие тоже не отвечали. Все были заняты. Я ответила на твой вопрос? — Она внимательно смотрела на меня.
Я поднял руку и указал на нее. За окном позади меня сверкнула молния. Меня слегка тряхнуло током и защипало. Громовой раскат также получился впечатляющим.
— Умолчание — твой грех.
Попытка — не пытка!
Она закрыла лицо руками и расплакалась.
— Не понимаю, о чем ты говоришь? Я ответила на все вопросы, чего тебе еще надо? Я не знаю, куда ты ехал, не знаю, кто в тебя стрелял и когда это было. Я рассказала все, что знала, черт бы тебя побери!
«Либо она не лжет, либо такими средствами ее не пробьешь, — решил я. В любом случае я теряю время даром, больше я тут ничего не добьюсь. И вообще, пора поговорить о другом, пока она не задумалась о том, на кой черт мне вообще сдалась эта авария. Если здесь было что-то упущено, то сперва надо узнать, что именно. Вот так-то!»
— Пойдем со мной, — произнес я.
— Куда?
— Хочу тебе кое-что показать. Потом расскажу — зачем.
Она встала и пошла за мной. Я привел ее в зал, где лежало тело, и рассказал о Каине. Флора совершенно бесстрастно взглянула на труп и кивнула.
— Да, — протянула она и добавила: — Если бы я даже не знала об этом, то для тебя подтвердила бы с радостью.
Я пробормотал что-то неопределенное. Семейная преданность всегда как-то трогает. Я не знал, поверила ли она моему рассказу. Но в данных обстоятельствах это не играло роли. Я ничего не сказал ей о Бранде, и ей, видимо, не было известно о нем ничего нового. В конце разговора она только заметила:
— Тебе идет Самоцвет. А корону ты носишь?
— Об этом слишком рано говорить.
— Если я могу тебе чем-нибудь помочь…
— Знаю. Я это знаю.
Моя гробница — тихое местечко. Она одиноко стоит милях в двух от вершины Колвира на скалистом склоне, в месте, с трех сторон защищенном от непогоды. Вокруг, на нанесенной снизу почве, растут низкорослые деревца, кусты, травы и мощные стебли горного плюща. Это длинное низкое здание с двумя скамьями у входа, почти полностью покрыто плющом, который, к счастью, совершенно скрыл напыщенную надпись над моим именем. Само собой, большую часть времени гробница пустует.
Однако этим вечером мы пришли сюда с Ганелоном, запасшись добрым вином, несколькими кусками хлеба и холодным мясом.
Ганелон спрыгнул с коня, подошел к гробнице, раздвинул плющ и, прочтя при лунном свете выбитые на стене слова, воскликнул, обращаясь ко мне:
— Так ты не шутил?!
— Какие шутки, — заметил я, спешившись и взяв лошадей под уздцы. — Серьезно. Моя гробница.
Привязав лошадей к кусту, я снял мешки с провизией и отнес их на ближайшую скамью. Когда я открыл бутыль и налил по большому кубку темного вина, ко мне присоединился Ганелон.
— Все равно ничего не понимаю, — удивился он, принимая кубок.
