уже было написано и лежало в конверте в ожидании отправки.
22 июня
Дорогой Фредди,
я должна написать тебе о Молли Дэй и об одном из твоих солдат. Его зовут Том Картер, он рядовой в твоей роте, ты еще навещал его, когда приезжал к нам. Они с Молли встретились здесь, в госпитале, полюбили друг друга и решили пожениться. Но не смогли этого сделать до того, как ему пришло время возвращаться на фронт, и не дотерпели до свадьбы. Теперь Молли ждет ребенка, а тот солдат хоть и говорит, что не бросит ее, но не может приехать сюда, чтобы сделать все как полагается, а значит, ей придется возвращаться в Англию и рожать ребенка невенчанной! Нельзя ли найти какую-нибудь возможность дать ему отпуск на сорок восемь часов, чтобы он мог приехать в Альбер, и мы бы их там поженили? Я думаю, местный падре, Роберт Кингстон, согласился бы обвенчать их при таких обстоятельствах, они ведь оба уже совершеннолетние. Как бы то ни было, дорогой Фредди, постарайся сделать, что сможешь. Мы понимаем, какое сейчас положение, но отпустить одного солдата на сорок восемь часов, наверное, будет не так уж трудно. Я знаю, ты скажешь, что они сами виноваты, что угодили в эту переделку по собственной глупости, и я с этим не спорю, но Молли столько лет служила у нас, и, мне кажется, наш долг ей помочь. Для нее будет ужасно вернуться домой с ребенком и без мужа. Она замечательно работала здесь, в монастыре, и без всякого сомнения «внесла свою лепту». Кроме того, им просто не посчастливилось так, как посчастливилось тебе — ты смог жениться, а они нет, и я знаю, что их будущий ребенок так же дорог им, как твой дорог тебе, и они тоже хотят, чтобы он носил фамилию отца!
Я знаю, ты сделаешь все, что в твоих силах, и с нетерпением жду твоего ответа. Береги себя, дорогой брат, особенно в эти дни, ведь ты нужен своей жене и ребенку… не говоря уже обо мне!
Твоя любящая сестра Сара
После этого вестей с фронта не было довольно долго, зато когда они пришли, то сразу две: фронтовая почтовая открытка для Молли от Тома, из которой она ровным счетом ничего нового не узнала, и торопливо нацарапанная записка для Сары от Фредди.
Среда, 28 июня
Дорогая Сара,
я сделал все, что мог. Может быть, ТК удастся приехать в город через несколько дней, но не особенно на это рассчитывайте. Если его не будет до 15 июля, отправляй эту глупую девчонку домой. Она не первая и не последняя оказалась в таком положении за время войны! Молись за меня и за нашу удачу в ближайшие недели.
Я написал отцу и Хизер. С любовью, Фредди
— Он сделал все, что мог, — сказала Сара Молли, — но тон в письме не слишком обнадеживающий. Оно датировано двадцать восьмым числом, с тех пор, верно, что-то уже должно было произойти.
Четыре дня спустя с фронта начали поступать новости о наконец-то начавшемся грандиозном наступлении. Артиллерийские залпы гремели вокруг несколько дней подряд и потом еще доносились отдаленным несмолкающим рокотом, а затем начали прибывать партии раненых. Сестра Магдалина поехала в Альбер — встречать санитарные фургоны и поезда, разъяснять прибывшим с ними военным медикам, сколько раненых можно разместить в Сен-Круа. Она взяла Сару с собой в качестве переводчицы, и обе они вернулись в монастырь бледные, до глубины души потрясенные увиденным. Тысячи раненых хлынули со всех концов фронта, многих тут же пересаживали в поезда, чтобы доставить к плавучим госпиталям, безостановочно курсировавшим через Ла-Манш со своим измученным грузом.
Новости, поступавшие вместе с ранеными, были очень противоречивы. Одни говорили, что наступление обернулось грандиозной катастрофой. Другие — что союзники прорвали немецкие линии обороны и, несмотря на большие потери, достигли цели. Третьи — что битва еще продолжается, окопы переходят из рук в руки, а немцы двинулись в контратаку. Большинство знало только о том, что случилось с ними самими и с их товарищами, и многих из тех, кто пережил роковую атаку первого июля, преследовали неотвязные кошмарные воспоминания. Их телесные раны были ужасны, но раны душевные невозможно было себе даже представить.
Отбросив все мысли об усталости, Молли с Сарой работали в палатах не покладая рук, стараясь справиться с все прибывающим потоком раненых. Два военных врача из оздоровительного лагеря проводили все дни в монастырском госпитале вместе с еле живым от усталости доктором Жерго. Долгие часы они работали в операционной, а потом в палатах, с теми, кому требовались лечение и послеоперационный уход. Обычный график дежурств был отменен: и монахини, и Молли с Сарой старались спать урывками при любой возможности. Теперь не одна Молли засыпала чуть ли не на ходу: усталость сказывалась на всех, а раненые все прибывали.
Ни от Тома, ни от Фредди ничего не было слышно. На фронте все еще творился хаос, горстка измученных храбрецов держалась в окопах против могущественного врага. Молли думала о Томе и могла только молиться, чтобы он выжил в этой кровавой бойне. Если он выжил, то его наверняка уже бросили вместе с другими в окопы союзников, чтобы поддержать их перед ожидаемой контратакой немцев. Среди раненых, поступавших в монастырь, не было никого из Белширского полка, но некоторые из солдат, которых они с Сарой расспрашивали, рассказывали, что белширцы сражались в самом пекле, под деревней Бомон-Амель. От Фредди тоже не было никаких известий, и Сара поймала себя на том, что за работой мысленно твердит молитву: «Пожалуйста, Господи, пусть Фредди уцелеет. Пожалуйста, Господи, пусть Фредди уцелеет».
Пятнадцатое июля уже прошло, но пока нечего было и думать о том, чтобы отправить Молли домой. В госпитале без нее обойтись не могли, и, как сказала она Саре, когда ее положение станет очевидным для всех, тогда и придет время решать, как с этим быть.
30 июня
Дорогая Молли
Я жив и здоров. Я был нездоров.
Получил твое письмо.
Получил твою посылку.
Скоро напишу еще.
С любовью, Том
20
Артиллерийская канонада гремела шесть дней подряд. Шесть дней беспрерывных залпов из гигантских орудий, стоявших в двух милях от линии фронта. Солдаты первого батальона Белширского полка прибыли со своих позиций рано утром: всю ночь они пробирались по лабиринту ходов сообщения, таща с собой новые припасы на линию фронта. Их участок передовой проходил через остатки рощицы, в которой
