Друиды явно изготовляли какие-то примитивные метательные машины. Важное наблюдение, но Катон пришел за другим. Его глаза прилежно обшаривали огороженную площадку. Безрезультатно. Жену и сына командующего могли прятать в любой из хибар. Не желая поддаваться отчаянию, Катон напряг зрение и совершенно неожиданно для себя вдруг что-то приметил. К одной из хижин, что была больше других, почти невидимая в тени, отбрасываемой нависавшей соломенной кровлей, притулилась маленькая плетеная клетка с решетчатой дверью, к которой припали два бледных личика, едва различимые в слабом свете луны. По обе стороны клетки, опираясь на копья, стояли стражи.
При виде несчастных пленников сердце Катона упало: добраться до них не было ни малейшего шанса. Стоило ему подтянуться и перевеситься через стену, его бы тут же заметили и забили тревогу. Но даже если бы каким-то чудом и не заметили, то что с того? Все равно он не смог бы вызволить их из клетки.
Насмешница судьба позволила ему зайти в своей дерзости так далеко лишь затем, чтобы остановить у самой цели. Катон сник, понимая, что при любой попытке что-нибудь сейчас сделать его просто убьют. Он и без того считал свою вылазку дурацкой затеей, однако подтверждение собственной проницательности вовсе не радовало его. Так или иначе, ничего предпринять больше было нельзя. Отсюда следовало убраться, и как можно скорее.
С той же осторожностью, с какой он подбирался к скрытому от всех глаз уголку, Катон вернулся к сточной дыре и, убедившись, что его никто не видит, просунул в отверстие голову, а потом шепотом позвал.
— Празутаг.
Темная тень отделилась от склона. Когда икенский воин занял позицию под дырой, Катон свесился вниз и разжал пальцы. Могучие руки подхватили его, не дав свалиться в месиво нечистот, переполнявших канаву. Празутаг рывком выбросил юношу на траву и миг спустя рухнул возле.
— Спасибо, — выдохнул Катон. — Я уж боялся, что вымажусь в дерьме по уши.
— Ты нашел их?
— Да, — с горечью ответил Катон. — Я их нашел.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Второй легион дал о себе знать на другой день поздним утром. С дерева, служившего лазутчикам наблюдательной вышкой, Катон углядел конный заслон, двигавшийся с востока. Хотя, конечно, принадлежность всадников на таком удалении определить было трудно, рассредоточение верхового отряда являлось обычным для разведывательных патрулей, высылавшихся впереди римского войска.
Катон удовлетворенно ухмыльнулся и радостно хватил кулаком по стволу дерева. После стольких тягостных дней пребывания на чужой стороне, после долгих ночей, проведенных под открытым небом, и постоянного страха быть обнаруженными одна мысль о том, что Второй легион уже рядом, согревала и успокаивала. Он вдруг ощутил себя человеком, которого ждет воссоединение с любимой семьей, и это чувство тронуло его больше, чем можно было представить. У него даже дыхание пресеклось от избытка эмоций, и он не сразу окликнул Празутага. Когда же окликнул, макушка дерева закачалась. Громадный икен полез к нему.
— Полегче, приятель, — проворчал Катон, покрепче ухватываясь за ветки. — Хочешь, чтобы все поняли, где мы укрылись?
Празутаг послушно остановился и, обустроившись несколько ниже Катона, указал на крепость. Враги тоже заметили конных легионеров: последние патрули дуротригов спешили к главным воротам. Скоро тяжелые створки захлопнутся, и все туземцы запрутся в Мэй Дун, пребывая в уверенности, что смогут отразить натиск римлян. Таким образом, риск быть обнаруженными и схваченными для лазутчиков отпал сам собой, нужды прятаться больше не было, и Катон смягчился.
— Ну ладно. Смотри только, не сломай наше деревцо.
— Э?
Празутаг нахмурился, вскинув непонимающие глаза.
Катон похлопал по утончавшемуся к вершине стволу.
— Будь осторожен.
Празутаг, пробуя, потряс ствол, чуть не сбросив римлянина с ветки, потом удовлетворенно кивнул.
Катон раздраженно скрипнул зубами и, напрягая зрение, устремил взгляд на восток, силясь разглядеть основные силы Второго. Однако из туманной дымки, застилавшей дальний лес и холмы, римский авангард выступил лишь через час. Первой о его приближении сообщила рябь солнечных бликов, игравших на шлемах и остриях копий, затем обрисовалась колонна, напоминавшая гигантскую чешуйчатую змею. Вдоль нее тут и там взад-вперед носились всадники: командиры проверяли, все ли идет как надо и нет ли где отступлений от установленного маршевого порядка. Справа и слева медленно движущийся легион сопровождали легкие отряды конвоя, исключавшие возможность внезапного вражеского нападения.
В авангарде колонны катила плотная, темная масса подвод, являя собой хозяйственный и артиллерийский обозы, и наконец следовало тыловое прикрытие. Катона удивило количество метательных механизмов: их было гораздо больше, чем полагалось по норме. По всему выходило, что легат сумел выбить у генерала солидное артиллерийское подкрепление.
«Вот и хорошо, — подумал юноша, оглядываясь на крепость. — Это все нам пригодится».
— Пришло время потолковать с Веспасианом, — пробормотал он, постучав сапогом по ветке над головой Празутага. — Слезаем, приятель.
Они покинули гребень холма и поспешили вниз к Боадике. Катон коротко сообщил девушке о приближении римлян, после чего все трое, уже не таясь, выбрались из лесной чащи и направились на восток, навстречу марширующему легиону. Порой по дороге они огибали небольшие амбары или сарайчики, где в более мирные времена земледельцы хранили собранный урожай, держали овец, свиней, а то и коров. Теперь эти строения опустели, а все селяне с семьями, домочадцами и скотиной сочли за лучшее спрятаться от внушавших им ужас захватчиков, осененных золотыми орлами, за валами Мэй Дун.
Через какое-то время римский оптион и его спутники подошли к месту, где несколькими днями ранее ими была захвачена повозка друидов. Там в колеях от колес еще виднелись темные пятна свернувшейся крови, и Катон опять с невольной тревогой подумал о своем командире. Совсем скоро ему предстояло узнать, какова его участь.
В смерть Макрона юноше почему-то не верилось, ведь этот бравый вояка побывал в немыслимых переделках, был с ног до головы покрыт шрамами и казался несокрушимым, как сама жизнь. Легко было представить себе Макрона отставником, осевшим в какой-нибудь колонии ветеранов и с удовольствием вспоминающим за чашей вина былые походы и битвы, по-стариковски подтрунивая над молодежью, а вот вообразить его хладным трупом мозг напрочь отказывался, хотя последняя рана центуриона, увы, и давала к тому основания. Так или иначе, вот-вот все должно было проясниться, и молодого Катона страшил этот миг.
