— Выключи! — сказал сзади генеральный.
Антон нашел кнопку управления магнитолой на руле, но Настя перехватила его руку.
— Разгорается скандал в Русской Православной Церкви! — все также весело объявила ведущая новостей. — Сегодня утром на некоторых ресурсах Рунета был размещен видеоролик с вызывающим названием — настолько вызывающим, что его нельзя произнести в эфире. Ролик представляет из себя запись со скрытой видеокамеры, на которой запечатлено, как один из высших функционеров РПЦ, — голос ведущей стал томным, — вступает в, так сказать, греховные отношения сразу с тремя девушками легкого поведения. Ряд политиков неодобрительно высказался о произошедшем. Отдел внешних церковных связей отказывается комментировать сложившуюся ситуацию, отметив, однако, возможность черного «пиара» со стороны неназванных сторон…
Антон, крутанув баранку, хохотнул:
— Да чего им! Объявили бы, что все это — происки Сатаны! Делов-то. И что все… — он покосился на Настю. — …Все вагины в ролике — православные. Тоже мне…
— Мы будем следить за развитием ситуации, — пообещала ведущая и заговорила о вчерашнем теракте на Ближнем Востоке, и Настя выключила радио.
— Пообедать бы надо, — произнес сзади генеральный. — Что у нас тут поблизости есть?
— Тут неподалеку местечко одно, — с готовностью откликнулся Антон. — «Самба-суши» называется…
— Ты девочек своих там тухлой рыбой будешь кормить! — отрезал генеральный.
— Зачем вы так, Филипп Юрьевич, — обиделся водитель. — У них там и европейская кухня, и итальянская есть. Пиццу вкусную готовят. У меня мама ее любит очень.
— Ну, разве что мама, — проворчал генеральный. — Давай подскочим туда, возьмешь навынос какую-нибудь. Настю закинем в офис и рванем на Ваську. Пока едем, я пожру.
Водитель развернулся на ближайшем перекрестке, выскочил на Фонтанку. Впереди были Аничков мост, профиль Наполеона в промежности одного из четырех бронзовых коней Клодта и «Mishka bar», куда Настя пару раз выбиралась потанцевать.
— А какую пиццу брать? — спросил Антон, когда они остановились у заведения с остроносой рыбиной на цветной вывеске.
— На твой вкус, — ответил Филипп Юрьевич. — То есть — на вкус твоей мамы. Главное — чтобы не пронесло потом. И без этих кракенов и осьминогов потыканных, понял?
— Понял… Настён, а тебе сет каких-нибудь сушек взять?
— Спасибо, не хочу, — ответила девушка.
— Иди уже! — сказал генеральный водителю.
Антон проверил кошелек, выскочил из машины и исчез за дверью бара.
— Ты что такая сегодня? — спросил Филипп Юрьевич у дочери и замолчал, подбирая слово. — Потухшая…
Настя пожала плечами. Давление, которое она с трудом сдерживала все утро, успешно пряталось за маской полного спокойствия. Как будто ей вкатили лошадиную дозу анестезии.
— Понедельник ведь, огромный день, устала. Еще и не выспалась.
— Чем занималась на выходных? — поинтересовался ее отец. Его лицо оживилось. — Если, конечно, мне надо это знать…
— Танцевала, шашлыки ела, деньги жгла. Письмо тебе писала.
— Письмо? — удивленно переспросил отец. — Какое письмо? Зачем?
— Тебе будет интересно… Почту ведь, наверняка, не смотрел.
— Покажи… С телефона ведь можно зайти, да? Помоги-ка…
Настя взяла протянутый отцом айфон, несколькими касаниями зашла в электронную почту, потом вернула гаджет на заднее сиденье.
— Нажимай кнопку с треугольником, — сказала она, наблюдая за отцом в зеркало.
— Ты совсем уж безграмотным тупнем меня не считай, — произнес Филипп Юрьевич, тыча пальцем в экран.
Для большего эффекта хорошо бы было обставить все как в фильмах про Дракулу — зал с камином в замке, тяжелые шторы с ламбрекенами, молнии за окном. Ладно, и так сработает…
Из динамика айфона послышалась музыка, перебиваемая женским смехом.
— Нет, иди ты лучше, — донесся степенный мужской голос, — да-да, ты. Сразу с двумя хочешь?
Настя увидела, какими огненными стали глаза отца, смотревшего в стиснутый напряженными пальцами — вот-вот раздавит — айфон.
— Иди сюда, — раздался звук шлепка. — Какая малышка! Сейчас мы тебя в два смычка уделаем. Фил, ты куда хочешь начать?
— Не знаю. Пусть пососет сначала, — услышала Настя голос отца.
— Точно! Становись на колени… Ну, скрестим шпаги что ли, дружище!
Отец Насти ткнул дрожащим пальцем в айфон, останавливая видео.
— С-с-с-сука, — просипел он, задыхаясь от бешенства. — Все-таки достала меня этой записью. С того света — но достала!
— Ты ее убил? — спросила Настя, ловя реакцию отца в зеркале.
— Блядь! Да ее мало убить было! Живот вспороть и кишки на руку наматывать! — Филипп Юрьевич встретился взглядом с дочерью. Еще сильнее блеснули его глаза. — Как к тебе это попало?
— Да неважно, — ответила Настя. — Важно, куда это от меня может попасть. Понимаешь?
— Что? — прищурился ее отец.
— Что значит «что»? — удивилась Настя. — Видео, на котором ты с руководителем комитета на пару трахаете девушку. Третесь своими яйцами друг о дружку. Зачем одну-то? Там же вторая была, свободная. Которая, кстати, это все и сняла. Оператор, так сказать. Да ладно, руководитель комитета — это мелочи. Я до конца досмотрела эти ваши шалости. Видела, кто там и в каком виде приходит. Помнишь, наверное? Цари — а все туда же… Что, даже ручки задрожали, папа?
Филипп Юрьевич хотел было что-то сказать, но только как рыба молча разевал рот. Вид у него был бы комичный, если бы не страшная, побелевшая от ярости физиономия. Скулы заострились, губы побледнели, яростные глаза почти выкатились из орбит — такого его Настя еще не видела. Бледность и как бы мелкая судорога не покидали его лицо. Насте захотелось открыть дверь машины и выскочить на улицу, подальше от будто бы испытывающего трансформацию отца. Но она собрала волю в кулак и, обливаясь потом, осталась сидеть на месте. Сказала, стараясь казаться спокойной (такой Клинт Иствуд в юбке), хотя внутри все тряслось:
— Тут есть три варианта. Первый — я отсылаю это видео в прессу. Я думаю, там в это вцепятся как волки и будут рвать вас на куски. Слышал, какой шум поднялся из-за священника? Ноги все оттуда же, я так понимаю. А если выложить на Ютюб, скандал с Моникой и Биллом всем покажется цветочками. Учитывая, что девушку, снявшую видео, убили. Второй вариант — пересылаю файл тому, кто там к вам зашел на огонек. От твоего имени, с угрозами шантажа. По-старинке, винтажно так, знаешь. Сколько ты проживешь после этого? Думаешь, что-то сможешь доказать, когда там узнают о существовании такой записи? Человек-то серьезный. Ему есть, что терять.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
