Пригородные села около посадов назывались слободами. Именем слободы в старой Руси означалось такое поселение, где жители занимались каким-нибудь ремеслом или промыслом и вообще каким-нибудь одним занятием. Таким образом, мы встречаем слободы рыболовные, слободы бобровников и так далее. Эти названия означают, что жители были исключительно преданы ловле рыбы или зверей. Слободы около посадов населены были разного рода промышленниками и торговцами; по закону они должны были быть приписаны к посаду и составлять с ним одно тягло. Но во многих местах около посадов, на посадских землях, слободы заведены были боярами и вообще частными владельцами и населены их людьми, которые занимались торговлею, не участвуя в тягле. Поэтому в 1648 году, по просьбе тяглых посадских людей разных городов, все такие слободы велено отобрать и приписать к посадам в тягло.
В 1667 году подтверждено, чтобы всякий занимающийся торговлею или ремеслом был непременно записан в чин, хотя бы даже он торговал только временно, например на один год, и повсеместно приказано не допускать торговли без объявки и записки. Правительство ставило преграду к повсеместному занятию торговлею, потому что она наносила ущерб земледелию, которое русские нередко покидали, предпочитая торговые промыслы. Так, например, в Сибири, куда правительство, поощряя земледелие, выселяло пашенных крестьян, эти крестьяне разбегались и занимались торговлею по разным городам; правительство в 1621 году приказало их собирать и посадить вновь на пашню. Эта черта указывает на старинную склонность великорусского народа к торговле.
Посадские разделялись на лучших, средних и меньших, или молодчих. В основание такого различия принимались их капиталы и промыслы. При раскладке посадских людей в соху (административное деление жителей вообще по сбору податей) полагали меньшее число дворовых лучших посадских людей в одной единице, чем число дворов средних и меньших людей; наоборот, полагали большее число дворов бедных посадских, дабы на каждого приходилось платить менее и чтоб, таким образом, богатый платил более, чем бедняк. Но это не всегда соблюдалось с должною справедливостью, и часто случалось, что богатые в посаде утесняли бедных, как мы видели тому пример при обозрении Пскова.
Дух общинности – исконная и отличительная черта великорусского народа в старину, – скреплявший торговцев в их посадах, сотнях, слободах, соединял их торговые предприятия и способствовал образованию компаний и товариществ или складчин. Несколько купцов складывали вместе свои капиталы, а к ним присоединялись другие, победнее, каждый с своею частью, и предоставляли смышленым товарищам торговые обороты. Часто к ним приставали стрельцы, казаки и разные служилые люди, а иногда и воеводы, но тайком, потому что воеводам запрещалось торговать каким бы то ни было образом, а между прочим, и участвовать в торговых складчинах. Такие складчины предпринимали торговые операции в отдаленных странах. Подобная компания была ограблена в Хиве в 1646 году. Торговля в Сибири также производилась складчинами. Мелкие торговцы и промышленные крестьяне уездов Шуйского, Суздальского и других, прилежащих Клязьме и ее бассейну, составляли пешеходные компании, что называлось «в ходьбу ходить», и они сами назывались ходебщиками. Они отправлялись в украинские города; предмет их торговли был иконы, что называлось не продавать, а менять иконы.
Зажиточные торговцы, как, например, гости, держали у себя покрученников и приказчиков, которых посылали в разные стороны. Они торговали от имени своего хозяина, и каждый, кто имел с ними дело, имел как бы с самим хозяином. Впрочем, Торговый устав 1653 года освобождал хозяев от ответственности за братьев, племянников и приказчиков, если они окажутся виновными в нарушении торговых сделок без ведома хозяев. Приказчики и покрученники находились у хозяина в такой патриархальной зависимости, как его домочадцы. У хозяина, который вел торговлю лавочную, они сидели в лавках, а по вечерам являлись к нему для счетов. Нередко хозяин проводил в беседе с ними целые часы, посвящал один вечер одному приказчику или покрученнику, другой иному и т. д. Эти молодые люди, служа у хозяев, научались от них торговой оборотливости и, в свою очередь, со временем делались купцами. Если хозяин находил особенную исправность и прилежание в своем покрученнике, то отличал его какою-нибудь почестью, например сажал с собою обедать, или подавал от себя кушанье, или дарил ему платье с своего плеча, соблюдая те же обычаи, какие бывали при дворе у царя с вельможами. За дурное поведение, леность и нерасторопность он бранил его, а смотря по вине, и бивал или налагал на него пеню. Если же никакими мерами нельзя было привести покрученника на путь истины, то хозяин ссылал его со двора; добрый хозяин должен был прибегнуть к этой последней мере без запальчивости, ласково, с сожалением, последний раз покормивши своего покрученника, и приписывать его неисправность врожденной глупости, потому что если кого и удар не имет, то это было явным признаком крайней непонятливости. Молодые купцы научались от родителей и старых родственников из их примера, их словесных наставлений и, наконец, из их записок, ибо в XVI и XVII веках было в обычае составлять торговые книги или памятные записки о торговле, как это показывает одна уцелевшая торговая книга. Она как будто написана опытным торговцем с целью служить руководством для молодых. Впрочем, не думаем, чтоб подобные мемуары были в старину в большом употреблении при всеобщей малограмотности тогдашнего общества, когда самые богатые торговцы, как, например, гости, не знали грамоты: так, при Алексее Михайловиче в получении жалованной грамоты вместо безграмотного гостя Афанасия Федотова подписался духовный отец его.
Малообразованность русского купечества не мешала ему изумлять иностранцев природною сметливостью и оборотливостью. Московский купец, торгуя с англичанином, делал в год несколько оборотов с одним и тем же капиталом. Он брал у англичанина оптом товары – сукна и материи – в долг, с уговором выплатить деньги в течение года или полугода, и сбывал тотчас же на деньги мелким торговцам, которые продавали купленное в розницу. Получив деньги, купец тотчас же покупал на них товар, который скоро променивал на другой, другой на третий и при каждой мене получал малые проценты, но выигрывал быстротою оборота, так что нередко мог купленное у англичан за два рубля сукно продавать за полтора. Немцы особенно изумлялись этой непонятной для них быстроте и изворотливости. Случалось, что русский, променявши немцу юфть, пеньку, поташ на сукна и материи, через несколько времени вымененный у немца товар продает ему же по такой дешевой цене, что хоть сейчас можно отвезти в Амстердам. Без сомнения, этому способствовал меновый характер торговли; русский приобретал свой товар у производителей по очень дешевой цене и мог отдавать немцу хотя с барышом для себя, но чрезвычайно сходно для последнего. Зато цены на товар в России до крайности изменялись иногда в течение нескольких дней, особенно на предметы повседневного удобства жизни. Недостаток путей сообщения ставил такой порядок дел непременным условием, ибо коль скоро подвоз произведений увеличивался, ценность его упадала, коль скоро подвоз приостанавливался, она поднималась. От этого купцы считали всего выгоднее приезжать на торги с товаром как можно ранее, пока не успеют навезти такого же товара, и этим часто выигрывали…
Не обеспеченный законом, купец был постоянно под произволом воевод, таможенных и приказных людей, которые при удобном случае не забывали пользоваться на счет купца лихоимством. Русский купец, говорит один англичанин, раскладывая свои товары, боязливо осматривался на все стороны: не идет ли к нему царский чиновник, чтоб взять у него что получше, и притом даром. Собиратели пошлин непременно постараются сорвать с торговца что-нибудь лишнее. На заставах, мостах, перевозах и проч., кроме установленных поборов, его не пропустят без взятки. Посадские общины в XVII веке были угнетены воеводами, которые вмешивались в общинное управление. Воеводы и приказные люди под разными предлогами сохранения порядка хватали торговцев, сажали в тюрьму, вымогали взятки, разгоняли торги, брали насильно товары, били торговцев батогами; сталкивались с ябедниками, которые подавали челобитные на зажиточных торговцев; воеводы и подьячие, несмотря на явную лживость иска, заводили дело с тем, чтоб обирать купцов. Правда, правительство не лишало посадов права жаловаться на этих судей и правителей… Воеводы и приказные, обладая административною и судейскою властью, всегда могли найти беззаконные средства к поживе. Торговый устав 1667 года, для избежания проволочек, приказал ведать всех торговцев в одном Приказе, которого обязанность была охранять их от воеводских налогов; но, во-первых, воеводы и приказные все-таки имели возможность чинить свои налоги, а во-вторых, в Приказе, который должен был охранять их, сидели такие же подьячие. Сосредоточенность судебных дел в Москве подвергала посадских невыносимым стеснениям: они должны были ездить в Москву с места своего жительства, иногда за тысячу верст, оставлять свои промыслы, проживаться в Москве, утучняя подьячих плодами своей изворотливости прежних лет. Жалобы посадов на свое начальство поступали в руки подьячих Приказа, которые тянули дело по нескольку лет; воевода, на которого жаловались посадские, сменялся, а вместо его был присылаем другой и поступал так же, как и прежний…
