— Если ты будешь смотреть на меня так восторженно, — сказал он, — мы непременно опоздаем на вечер.
— Ах, Рэмзи, — прошептала она, — как бы я хотела познакомиться с тобой в восемнадцатом столетии!
— Почему же именно тогда?
— Глядя на тебя, я понимаю, чего ты лишился и скольких трудов тебе стоило привыкнуть к нашему мелочному веку.
— Я был одинок там, — возразил он, нежно погладив ее щеку.
— И все же ты видел столько замечательных людей и событий. Теперь это история.
— Скоро историей станет и двадцатый век. Нашим детям он будет казаться прекрасным. — О'Киф крепко обнял ее. — А сейчас это наше время — твое и мое. И я нисколько не жалею, что оставил позади свое одиночество.
— Не верится, что ты действительно был одинок, — ревниво произнесла Пенни.
— По-настоящему я люблю только тебя. Моя любовь вела меня сквозь века. — Он заботливо поправил корсет под ее платьем. — Здесь не слишком туго?
— Ты заботишься о нашем будущем малыше?
— Да. Никак не могу привыкнуть к мысли, что ты будешь матерью моего ребенка. Я безумно тебя люблю.
— Об этом лучше помолчать, а то сквозь твои обтягивающие рейтузы любой распознает, насколько горяча твоя любовь.
Он засмеялся и, галантно подав ей руку, торжественно произнес:
— Вас ждет карета, моя леди.
— Он говорит истинную правду, — вмешалась в разговор Маргарет, приподнимая широкую длинную юбку. И экономка, и шофер были одеты в наряды восемнадцатого века.
Пенелопа удивленно посмотрела на нее и восторженно ахнула, когда Рэмзи распахнул двери. Перед домом, рядом с низким лимузином, стояла роскошная черная карета, запряженная четверкой вороных лошадей. Праздничное сияние огней окружало ее большую блестящую крышу, и сидящий на козлах кучер любезно приподнял шляпу, приветствуя свою очаровательную хозяйку. Лакей в великолепно расшитой ливрее вскочил на запятки, легко кивнув им. И О'Киф неторопливо свел по ступенькам оторопевшую от удивления Пенни.
— Мы проведем этот вечер в моем столетии, — шепнул он ей на ухо.
— Какая чудесная карета! — воскликнула она, проводя рукой по полированной поверхности дверцы. — Я вижу, в твоем столетии много очаровательных вещей.
Он улыбнулся и помог ей устроиться, затем, обойдя экипаж, уселся рядом.
— А как же Маргарет и Хэнк? — спросила она, оглядываясь на стоящих поблизости экономку и шофера.
— Мы поедем на машине, — ответила миссис О'Халерен, подходя к ней и передавая пару масок. — Нужен мощный автомобиль, чтобы расчищать вам дорогу.
— Вот именно, — подтвердил Хэнк, открывая дверцу машины и помогая Маргарет сесть. — А заодно это послужит нам прекрасным средством для уединения.
Рэмзи засмеялся и сделал знак трогать. Процессия выехала за ворота усадьбы.
— Как хорошо ты придумал! — восхитилась Пенелопа, откидываясь на спинку сиденья.
— Я сделал это для тебя, — отозвался О'Киф, любуясь ее стройной изящной фигурой, обтянутой голубым платьем. Казалось, она сияла каким-то таинственным волшебным светом. Он еще раз окинул ее восторженным влюбленным взглядом и только тут заметил, что она нервно теребит перчатки. — Боишься?
— Да, — созналась она. — Но я все равно должна до конца сыграть свою роль на этом вечере.
— Роль наследницы, возвращающей себе утраченные права?
— Нет, — улыбнулась Пенни. — Роль жены бравого капитана, сажающей на досуге картошку.
Он усмехнулся и признательно поцеловал ее в щеку. Карета тем временем приблизилась к усадьбе Ротмера. Когда она остановилась перед домом, Пенелопа протянула руку, чтобы открыть дверцу, но Рэмзи задержал ее. Достав из кармана золотую цепочку, на которой покачивался изящно оправленный большой темно-розовый бриллиант, он попросил Пенни надеть ее.
— Фэлон сойдет с ума, когда увидит его, — сказала она, выполняя просьбу О'Кифа.
— Тем лучше. Александр хотел, чтобы ты его носила.
— А он сам придет?
— Не думаю. Вряд ли он захочет быть гостем в своем собственном доме.
— Да, конечно, — кивнула Пенни, уныло покачав головой.
Лакей спрыгнул с запяток и распахнул дверь карсты. Рэмзи первый вышел из нее и был буквально оглушен криками восторга, раздавшимися со всех сторон. Толпа ликовала и неистовствовала, щелкали затворы фотоаппаратов, яркие вспышки света слепили глаза. Крики еще больше усилились, когда из кареты вышла Пенелопа. Приветливо улыбнувшись и махнув рукой, она поспешила к раскрытым дверям дома, который сегодня более чем когда-либо походил на старинный готический замок. Остроконечные арки над окнами, черное витое железо балконов, зубчатые шпили на крыше — все это до такой степени напоминало старые черно-белые литографии, что Пенни на мгновение представились изготовленные к бою арбалеты и тусклое железо аркебуз в каждой из узких бойниц. Густо переплетенные ветви плюща спускались к ступеням крыльца, среди них мелькали голубые, фиолетовые и красные цветы, воздух наполняло благоухание.
— Ах, Рэмзи, как красив этот дом! — воскликнула Пенелопа.
— Тебя никогда не приглашали сюда в гости?
— Меня? — удивилась она. — Ты шутишь?
— Но ведь это твой дом, — усмехнулся О'Киф. — Дом твоих предков.
Пенни представила себя Тесс, поднимающуюся по ступеням этого крыльца. Представила себе ее детей, мужа. И ей захотелось прикоснуться к этому такому далекому и такому родному прошлому.
Улыбнувшись, она оперлась на предложенную ей руку Рэмзи, и они вместе, в сопровождении Маргарет и Хэнка, переступили порог старинного дома. И вдруг Пенелопа замерла, крепко стиснув запястье О'Кифа. Он посмотрел в направлении ее взгляда и увидел обращенные на них холодные глаза Слоун Ротмер.
Глава 39
— Забавное представление вы устроили сегодня утром, — язвительно произнесла Слоун, презрительно оглядывая Пенни с головы до ног и едва удостаивая взглядом стоящего рядом Рэмзи.
Фотографы окружили их со всех сторон, яркие вспышки света слепили глаза и мешали разговаривать, вокруг сновали озабоченные репортеры, то и дело выкрикивая какие-то вопросы.
— Я это делала для себя, а не для тебя, — сказала Пенелопа, гордо вскидывая голову. — И мне нет никакого дела до того, что тебе что-то не понравилось. Я больше не хочу скрывать от публики свое прошлое.
Слоун насмешливо поджала губы. Она сожалела, что теперь будет трудно испугать эту выскочку разоблачением ее секретов. Но она не теряла надежды вновь обрести утраченную власть над ней.
— Я буду счастлива только тогда, — злобно прошипела она, склонившись к самому уху своей соперницы, — когда ты вслед за своей подружкой пойдешь на корм акулам.
— Умерь свой пыл, — гордо произнесла Пенни, сохраняя внешнее спокойствие, хотя в душе ее все кипело от негодования. — Ты на воле только потому, что я пока еще не сообщила полиции свои подозрения относительно тебя.
— Тебе никто не поверит.
— Ты уверена?
— Пойдем, — сказал Пенелопа Рэмзи, уводя ее в зал.
— Спасибо, что избавил меня от неприятного разговора, — поблагодарила она.
— Не стоит связываться с этой девицей. Она лишь пешка в нашей игре.
Пенни остановилась посреди зала, с любопытством оглядываясь по сторонам, в душе ее воскресли воспоминания детства.
— Я помню эту комнату, всю залитую солнечным светом, — тихо проговорила она. — Здесь стоял столик, а здесь, в углу, — маленький магнитофон. Как сейчас вижу: Александр держит меня на руках и негромко напевает какой-то мотивчик, а мама с улыбкой наблюдает за нами. — Она на мгновение замолчала, и О'Киф ласково прикоснулся губами к ее виску. — Да, это мой дом, теперь я это точно знаю.
Они двинулись дальше, осматривая помещения. Все гости были в масках, по условиям празднества их не позволялось снимать до полуночи. Разноцветные огни гармонировали с пестрыми нарядами людей. Повсюду стояли столы со всевозможными угощениями. Ароматные блюда из дичи перемежались жареными поросятами и фаршированными индейками, вазы с сочными фруктами стояли рядом с сыром и овощными салатами, Легкая мелодия Моцарта доносилась с балкона для музыкантов, и мягкий шелест юбок с кринолинами и светлых шелков сливался с воздушной музыкой. Множество прекрасных цветов наполняло зал, в воздухе разливался тонкий цветочный аромат.
Убранство дома возбуждающе действовало на людей. Повсюду слышался смех и веселый говор. Движения становились все свободнее и раскованнее. Гости освободились от груза забот и приняли правила предложенной им игры. Один не в меру разошедшийся джентльмен с остервенением терзал зубами ножку жареной индейки и радостно похрюкивал от удовольствия, а другой гонялся по всему залу за девушкой-служанкой с таким выражением лица, словно хотел не поцеловать ее, а сделать с ней то же самое, что предыдущий с индейкой.
— Ты видишь Фэлона? — спросил Рэмзи Пенелопу, потягивая из фужера шампанское и внимательно оглядывая толпу танцующих.
