1829
Корсар
Longtemps il eut le sort prospere
Dans ce metier si dangereux.
Las! il devient trop temeraire
Pour avoir ete trop heureux.[315]
La Harpe
Часть 1
Друзья, взгляните на меня![316]Я бледен, худ, потухла радостьВ очах моих, как блеск огня.Моя давно увяла младость,Давно, давно нет ясных дней,Давно нет цели упованья!..Исчезло всё!.. Одни страданьяЕще горят в душе моей.
Я не видал своих родимых —Чужой семьей воскормлен я;Один лишь брат был у меня,Предмет всех радостей любимых.Его я старе годом был,Но он равно меня любил,Равно мы слезы проливали,Когда всё спит во тьме ночной,Равно мы горе поверялиДруг другу жаркою душой!..
Нам очарованное счастьеМелькало редко иногда!..Увы! — не зрели мы ненастья,Нам угрожавшего тогда.
Мой умер брат! Перед очамиЕще теперь тот страшный час,Когда в ногах его с слезамиСидел! Ах! я не зрел ни разСтоль милой смерти хладной муки:Сложив крестообразно руки,Несчастный тихо угасалИ бледны впалые ланитыИ смертный взор, тоской убитый,В подушке бедный сокрывал.«Он умер!» — страшным восклицаньемСражен я вдруг был с содроганьем,Но сожаленье, не любовьСогрели жизнь мою и кровь…
С тех пор с обманутой душоюКо всем я недоверчив стал.Ах! не под кровлею родноюЯ был тогда — и увядал.Не мог с улыбкою смиреньяС тех пор я всё переносить:Насмешки, гордости презренья…Я мог лишь пламенней любить.Самим собою недоволен,Желая быть спокоен, волен,Я часто по лесам бродилИ только там душою жил,Глядел в раздумий глубоком,Когда на дереве высокомПевец незримый напевалВеселье, радость и свободу,Как нежно вдруг ослабевал,Как он, треща, свистал, щелкал,Как по лазоревому сводуНа легких крылиях порхал,И непонятное волненьеВ душе я сильно ощущал.Всегда любя уединенье,Возненавидя шумный свет,
Узнав неверной жизни цену,В сердцах людей нашед измену,Утратив жизни лучший цвет,Ожесточился я — угрюмойДуша моя смутилась думой;Не могши более страдать,Я вдруг решился убежать.
Настала ночь… Я встал печальноС постели, грустью омрачен.Во всем дому глубокий сон.Хотелось мне хоть взор прощальныйНа место бросить то, где яТак долго жил в тиши безвестной,Где жизни тень всегда прелестнойБеспечно встретила меня.Я взял кинжал; два пистолетаНа мне за кожаным ремнемЗвенели. Я страшился светаЛуны в безмолвии ночном…
Но вихорь сердца молодогоМеня влачил к седым скалам,Где между берега крутогоДунай кипел, ревел; и там,Склонясь на камень головою,Сидел я, озарен луною…Ах! как она, томна, бледна,Лила лучи свои златыеС небес на рощи бреговые.Везде знакомые места,Всё мне напоминало младость,Всё говорило мне, что радостьНавеки здесь погребена.Хотел проститься с той могилой,Где прах лежал столь сердцу милый.Перебежавши через ров,Пошел я тихо по кладбищу,Душе моей давало пищуСпокойствие немых гробов.И долго, долго я в молчаньеСтоял над камнем гробовым…Казалось, веяло в страданьеКаким-то холодом сырым.
Потом… неверными шагамиЯ удалился — но за мной,Казалось, тень везде бежала…Я ночь провел в глуши лесной;Заря багряно освещалаВерхи холмов; ночная теньУже редела надо мною.С отягощенною главоюЯ там сидел, склонясь на пень…Но встал, пошел к брегам Дуная,Который издали ревел,Я в Грецию идти хотел,Чтоб турок сабля роковаяПресекла горестный удел.(В душе сменялося мечтанье) —Ярчее дневное сиянье,И вот Дунай уж предо мнойСинел с обычной красотой.Как он, прекрасный, величавый,Играл в прибережных скалах.Воспоминанье о делахЖивет здесь, и протекшей славойРека гордится. Сев на брег,Я измерял Дуная бег.Потом бросаюсь в быстры волны,Они клубятся под рукой(Я спорил с быстрою рекой),Но скоро на берег безмолвныйЯ вышел. Всё в душе моейМутилось пеною Дуная;И бросив взор к стране своей:«Прости, отчизна золотая! —Сказал. — Быть может, в этот разС тобой навеки мне проститься,Но этот миг, но этот часНадолго в сердце сохранится!..»Потом я быстро удалился…
Зачем вам сказывать, друзья,Что было как потом со мною;Скажу вам только то, что яВезде с обманутой душоюБродил один как сирота,Не смея ввериться, как прежде,
Всё изменяющей надежде.Мир был чужой мне, жизнь пуста —Уж я был в Греции прекрасной,А для души моей несчастнойЕе лишь вид отравой был.День приходил — день уходил…Уже с Балканския вершиныОткрылись Греции долины,Уж море синее, блестяПод солнцем пламенным Востока,Как шум нагорного потока,Обрадовало вдруг меня…Но как спастися нам от рока!Я здесь нашел, здесь погубилПочти всё то, что я любил.
Часть 2
Где Геллеспонт седой, широкий,[317]Плеская волнами, шумит,Покрытый лесом, одинокий,Афос задумчивый стоит.[318]Венчанный грозными скалами,Как неприступными стенамиОн окружен. Ни быстрых волн,Ни свиста ветров не боится.Беда тому, чей бренный челнПорывом их к нему домчится.Его высокое челоТравой и мохом заросло.Между стремнин, между кустами,Изрезан узкими тропами,С востока ряд зубчатых горК подошве тянутся Афоса,И башни гордые Лемоса[319]Встречает удивленный взор…Порою корабли водамиНа быстрых белых парусахЛетали между островамиКак бы на лебедя крылах.Воспоминанье здесь одноюПрошедшей истиной живет.Там Цареградский путь идет[320]Чрез поле черной полосою.
(Я шел, не чувствуя себя;Я был в стремительном волненье,Увидев, Греция, тебя!)…Кустарник дикий в отдаленьеТерялся меж угрюмых скал,Меж скал, где в счастья упоеньеФракиец храбрый пировал;Теперь всё пусто. ВспоминаньеПочти изгладил ток времен,И этот край обремененПод игом варваров. СтраданьеОсталось только в той стране,Где прежде греки воспевалиИх храбрость, вольность, но онеТой страшной участи не знали,И дышит всё здесь стариной,Минувшей славой и войной.
Когда ж народ ожесточенныйХватался вдруг за меч военный —В пещере темной у скалы,Как будто горние орлы,Бывало, греки в ночь глухуюСбирали шайку удалую,Чтобы на турок нападать,Пленить, рубить, в морях летать —И часто барка в тьме у брегаБыла готова для побегаОт неприятельских полков;Не страшен был им плеск валов.И, в той пещере отдыхая,Как часто ночью я сидел,Воспоминая и мечтая,Кляня жестокий свой удел,И что-то новое пылалоВ душе неопытной моей,И сердце новое мечталоО легком вихре прежних дней.Желал я быть в боях жестоких,Желал я плыть в морях широких(Любить кого, не находил).Друзья мои, я молод был!Зачем губить нам нашу младость,Зачем стареть душой своей,
Прости навек тогда уж радость,Когда исчезла с юных дней.
Нашед корсаров, с ними в мореХотел я плыть. «Ах, — думал я, —Война, могила, но не горе,Быть может, встретят там меня».Простясь с печальными брегами,Я с маврским опытным пловцомСтремил мой ‹бег› меж островами,Цветущими над влажным дномСвятого старца океана;Я видел их — но жребий мойГде свел нас с буйною толпой,Там власть дана мне атамана,И так уж было решено,Что жизнь и смерть — всё за одно!!!
Как весело водам предаться,Друзья мои, в морях летать,Но должен, должен я признаться,Что я готов теперь бы датьВсё, что имею, за те годы,Которые уж я убилИ невозвратно погубил.Прекрасней были бы мне воды,Поля, леса, луга, холмыИ все, все прелести природы…Но! — так себе неверны мы!! —Живем, томимся и желаем,А получивши — забываемО том. Уже предмет другойИграет в нашем вображеньеИ — в беспрерывном так томленьеМы тратим жизнь, о боже мой!
Мы часто на берег сходилиИ часто по степям бродили,Где конь арабский воронойИграл скачками подо мной,Летая в даль степи широкой,Уже терялся брег далекой,И я с веселою толпойКак в море был в степи сухой.
Или в лесу в ночи глубокой,Когда всё спит, то мы одне,При полной в облаках луне,В пещере темной, припевая,Сидим, и чаша между насИдет с весельем круговая;За нею вслед за часом час,И светит пламень, чуть блистая,Треща, синея и мелькая…
Потом мы часто в кораблиОпять садились, в быстры волныС отважной дерзостью текли,Какой-то гордостию полны.Мы правы были: дом царейНе так велик, как зыбь морей.
Я часто, храбрый, кровожадный,Носился в бурях боевых,Но в сердце юном чувств иныхТаился пламень безотрадный.Чего-то страшного я ждал,Грустил, томился и желал.Я слушал песни удалыеВеселой шайки средь морей,Тогда, воспомнив золотыеТе годы юности моей,Я слезы лил. Не зная бога,Мне жизни дальная дорогаБыла скользка; я был, друзья,Несчастный прах из бытия.Как бы сражаяся с судьбою,Мятежной ярости полна,Душа, терзанью предана,Живет утратою самою.Узнав лишь тень утраты сей,Я ждал ее еще мятежней,Еще печальней, безнадежней,Как лишь начало страшных дней,Опять пред мной всё исчезало,Как свет пред тению ночной,И сердце тяжко изнывало,Исчез и кроткий мой покой,
Исчезло милое волненьеИ благородное стремленьеИ чувств и мыслей молодых,Высоких, нежных, удалых.
Часть 3
