Молодой, крепко сбитый человек в желто-коричневом охотничьем костюме взбирался по тропинке вверх. Лицо его забронзовело от жарких лучей солнца и колкого ветра, глаза у него были очень ясными, откровенными, походка живая и легкая, но он твердо ступал по земле. Человек напевал обрывки из какой-то баварской охотничьей песенки, в руке держал белый эдельвейс, сорванный у расщелины на скале. Вдруг он остановился, прервав песенку, губы его сжались. Девушка в типично швейцарском крестьянском костюме шла по другой дорожке, пересекавшейся с его тропинкой, в руках она держала небольшой каменный кувшин с водой. Волосы у нее были светло-золотистые, заплетенные в тугую толстую косу, которая тяжело спадала до самой стройной тонкой талии. Ее глаза поблескивали в наступающих сумерках, а через слегка раскрытые губы виднелись чуть приглушенные темнотой белоснежные зубы.
Словно повинуясь одному инстинкту, охотник и девушка остановились, уставившись друг на дружку, мужчина сделал несколько шагов вперед и, быстро сорвав с головы свою шляпу с пером, низко поклонился, сказав ей несколько слов по-немецки. Девушка ответила, голос у нее был низкий, прерывистый.
В коттедже, почти невидимом за деревьями, вдруг распахнулась дверь, и оттуда донеслись булькающие голоса. Щеки девушки вспыхнули, она шагнула вперед, но, пройдя совсем немного, повернулась и вновь посмотрела на застывшего на месте охотника. Он пошел за ней и даже вытянул вперед руку, словно хотел ее остановить, задержать. Она отцепила от груди букетик горечавки и бросила ему. Он ловко поймал его, а сам, подбежав к ней, вложил ей в ладонь белый эдельвейс. Она сунула цветочек за пазуху, а сама легко, словно горная козочка, побежала к коттеджу, откуда доносились возбужденные голоса.
Охотник постоял еще немного в нерешительности, потом медленно пошел снова вверх по тропинке, но уже песни не было слышно. На ходу он часто подносил подаренный ему букетик к губам.
* * *
Свадьба была просто всем на зависть, все высшее общество метрополиса чуть ли не выклянчивало на нее приглашения.
Жених, избранник невесты, вносил в брачный союз свою древнюю родовитость Ван Винклеров и то высокое место, которое он занимал в светском обществе. Вклад невесты — безупречная красота плюс пять миллионов долларов. Все было устроено на деловой манер. Он был куртуазным, отменно вежливым и внимательным, а она со всем молча равнодушно соглашалась. Впервые они встретились на одном фешенебельном курорте. Теперь родовитость Ван Винклеров соединялась с деньгами Вэнсов.
Свадьба должна была начаться ровно в полночь.
Пелхэм Ван Винклер велел развести огонь в древнем изразцовом камине в одной из своих комнат, хотя погода была теплой. Он, сидя на краешке письменного стола, бросал пачки писем-четырехугольников в огонь, некоторые из них были перевязаны ленточками. На его лице появлялась ироническая улыбка, когда они вспыхивали в огне или когда в одном или другом он находил засохший цветочек, пахнущую духами женскую перчатку или локон волос.
Последней жертвой казни на огне стал засохший помятый букетик голубых горечавок.
Ван Винклер вздохнул, и улыбка пропала у него на лице. Он вдруг вспомнил ту сцену в сумерках в Альпах, где однажды летом он бродил со своими тремя или четырьмя друзьями, такой веселый и беззаботный, одетый, как и все они, в желто-коричневый охотничий костюм. Он вспомнил, как увидел там красивую крестьянку с такими глазами, которые, казалось, его привораживали колдовской своей властью; она шла по другой тропинке и, остановившись, бросила ему свой букетик горечавок. Не будь он Ван Винклером и не заботься он о сохранении своего родовитого имени, то стал бы искать ее и даже на ней женился бы, ибо ее образ с того сумеречного вечера в Альпах постоянно стоял у него перед глазами и не покидал его сердца. Но высшее общество, честь его родовитой семьи требовали, чтобы сегодня, ровно в полночь, он женился на мисс Вэнс, дочери миллионера, стального магната.
Пелхэм Ван Винклер бросил засохший букетик в огонь и позвонил, чтобы позвать слугу.
* * *
Мисс Огаста Вэнс убежала от надоедливых, суетливых своих подружек и истерично настроенных родителей в свой будуар, чтобы хоть немного побыть одной в тишине. У нее не было писем, чтобы кидать их в огонь, не было прошлого, чтобы с ним расстаться. Мать ее была чуть ли не в экстазе от переживаемого восторга, ибо миллионы их семьи теперь гарантировали им места в первом ряду этой Ярмарки тщеславия.
Ее свадьба с Пелхэмом Ван Винклером должна была состояться ровно в полночь. Вдруг мисс Вэнс впала в мечтательное настроение.
Она стала вспоминать путешествие, которое совершила с семьей год назад в Европу, и теперь Огаста особенно отчетливо вспоминала ту неделю, которую они провели у подножия Альп, в одном красивом коттедже одного швейцарского альпиниста. Однажды вечером, когда уже смеркалось, она с кувшином пошла к источнику через дорогу, чтобы набрать свежей ледяной воды. Вдруг ей пришло в голову нарядиться в крестьянский костюм, который она позаимствовала у дочери хозяина, Бабетты. Он ей так шел, к ее голубым глазам и к длинной тугой косе золотистых волос. Когда она возвращалась в коттедж, на другой тропинке она увидела охотника, красивого, прекрасно сложенного молодого человека, с бронзовым, загорелым лицом, с легкой походкой, в желто-коричневом альпийском охотничьем костюме. Она посмотрела на него, а он на нее, и взоры их встретились. Она пошла дальше, но, казалось, его глаза, словно магнит, притягивали ее к себе. Дверь коттеджа распахнулась, и оттуда до них донеслись возбужденные голоса. Ее позвали. Она сделала несколько шагов, но вдруг, повинуясь инстинкту, сорвала с груди маленький букетик горечавок и бросила его ему. Он его поймал на лету и, подбежав к ней, протянул ей цветок эдельвейса. С тех пор лик этого охотника в желто-коричневом костюме постоянно стоял у нее перед глазами, никогда не оставляя ее. Нет никакого сомнения, что на встречу с ним ее привела сама Судьба, он ей казался самым лучшим мужчиной из всех мужчин. Но мисс Огаста Вэнс, за которой давали пять миллионов приданого, не могла сотворить такую глупость и думать, как о своем избраннике, о простом охотнике с Альпийских гор.
Мисс Вэнс встала, открыла золотую шкатулку на туалетном столике. Она вытащила из нее засохший цветок эдельвейса и стала медленно растирать его пальцами в мелкую пыль. Потом позвала служанку, и в эту минуту начали звонить церковные колокола, сообщая о начале свадьбы.
Джек — победитель великанов{50}
(Перевод В. Топер)
На днях в редакцию «Пост» пришла женщина — агент по продаже книг. Ее провели в кабинет главного редактора, а ее маленькая четырехлетняя дочка, пришедшая вместе с ней, осталась в общей комнате, по-видимому привлеченная необычайно приятным видом сотрудников, которые, развалясь, сидели за своими столами и наслаждались отнюдь не случайным досугом.
Это была хорошенькая кудрявая девочка, бойкая и общительная; не долго думая, она повела наступление на редактора литературного отдела, который, несомненно, произвел на нее впечатление своей аристократической наружностью и в особенности тем, что писал, не снимая перчаток.
— Расскажи мне сказку, — потребовала она, тряхнув кудрями и повелительно глядя на него снизу вверх.
— Сказку, милочка? — спросил редактор литературного отдела, умиленно улыбаясь и поглаживая ее блестящие кудри. — С удовольствием. Какую тебе сказку?
— Про Джека — победителя великанов.
— Джек — победитель великанов? Сейчас, крошка моя, с превеликой радостью.
Редактор литературного отдела усадил девочку на стул и начал:
— Давным-давно в ближайшем соседстве с первобытным лесом, в скромном обиталище, где радости буколического существования разумно чередовались с весьма ответственными сельскохозяйственными трудами, жил да был Джек, герой моей повести, со своей вдовствующей родительницей. Бедной вдове, не столько по прирожденной скупости, сколько по вынужденной бережливости, приходилось применять чрезвычайные меры для поддержания жизни, своей и сына. Она являлась обладательницей млекопитающей самки из подотряда жвачных, отличавшейся превосходными качествами. Обильный запас молочной эмульсии, приветливый и миролюбивый нрав и деликатное обращение снискали ей любовь как Джека, так и его матери. Но, увы, создавшаяся ситуация вскоре потребовала от них разлуки с четвероногим другом, и на долю Джека выпала печальная обязанность доставить рогатую благодетельницу на рынок с целью обмена на предметы первой необходимости, что он и исполнил с истерзанным сердцем и громкими сетованиями. Итак, Джек…
— Дядя, — сказала кудрявая девочка, — а когда же будет сказка?
