Он никому не хотел говорить об этом, но во время встречи с Бэк А, который прибыл во дворец, как только узнал о его возвращении, на него вдруг накатила страшная слабость, в глазах потемнело и он едва не упал со стула: тринадцатый принц еле успел поддержать его. А поддержав, по неведению так крепко схватил как раз за раненую руку, что Ван Со взвыл от боли, а на рукаве его сквозь бесполезную повязку тут же проступили алые пятна.
Пока Бэк А приводил его в чувство, меняя повязку и отпаивая травяным чаем, Ван Со был вынужден рассказать ему о том, что случилось.
– Я только не понимаю, почему рана никак не затягивается, – закончил он, благодарно кивая брату, который помогал ему надеть ханбок после перевязки, обернувшейся настоящей пыткой. – На мне всегда всё заживало, как на…
Он запнулся, потому что сравнение с собакой в свете отношений с королём его покоробило, а иного слова он не находил. Как на волке? Ещё лучше…
Пока он размышлял об этом, устало прикрыв глаза, до него донёсся голос Бэк А:
– Я думаю, это яд.
– Что? – изумился Ван Со, повернувшись так резко, что у него тут же закружилась голова.
– Яд, – мрачно повторил тринадцатый принц и покосился на дверь.
Убедившись в том, что никто не подслушивает, он придвинулся к Со и зашептал:
– Пока ты жил в Сокёне, у Ван Вона появилось новое увлечение. Ему отовсюду стали привозить яды: змеиные, травяные, ещё какие-то. Я не знаю подробностей, потому что меня почти не было в Сонгаке, но наш девятый брат объяснял это своим внезапным интересом к лекарскому делу и то и дело вызывал к себе придворного врача, будучи совершенно здоровым. А ещё я слышал, что в последние месяцы во дворце стали часто умирать служанки…
Память тут же подсунула Ван Со картинку – криво ухмыляющийся Ван Вон за спиной Чонджона: «А я-то тут при чём?»
Ещё как при чём!
– И ты думаешь…
– Я почти уверен! – воскликнул Бэк А, но тут же вновь перешёл на шёпот: – Ван Вон не отходит от короля, следует за ним повсюду и постоянно торчит в тронном зале. И я думаю, что дело вовсе не в его неожиданном интересе к медицине. Когда это у него вообще был интерес к чему-либо, кроме денег?
Бэк А выпрямился и сокрушённо покачал головой.
– Стрела была отравлена, – договорил за него Ван Со, чувствуя: так и есть.
Чистая рана, даже более глубокая, уже затянулась бы и не беспокоила его так сильно. Ему ли не знать! А его воспалившаяся рука немилосердно горела, боль расползалась дальше, а теперь добавилось ещё и это – слабость и головокружение.
– Где Чжи Мон? – спросил Ван Со, чувствуя, как на него накатывает очередная волна дурноты.
– Я не знаю, – пожал плечами Бэк А. – С твоим отъездом и он куда-то пропал. Чонджон ведь его не жалует. Я слышал, Чжи Мон ненадолго возвращался во дворец, а потом снова исчез.
– Как всегда, когда он нужнее всего… – сквозь зубы просипел Ван Со, сопротивляясь новому приступу боли и понимая, что проигрывает. – Мне тоже надо… убраться отсюда.
– Куда, брат? Тебе же требуется помощь!
– Всё равно куда, – упрямо бормотал Ван Со. – Я во дворце не останусь. И если… Если этот яд не из тех, к которым меня приучал генерал Пак, тогда… – он закрыл глаза, сглатывая горькую слюну. – Тогда тем более… Только не здесь!
И он потерял сознание.
Лицо Бэк А колыхалось перед ним размытым пятном, а звуки доносились как сквозь толщу воды. Себя он почти не ощущал. Вернее, ощущал, но не собой, а сгустком пульсирующей боли, охватившей уже всё его тело. Эта боль была нестерпимой, и Ван Со то и дело проваливался в темноту, где задыхался и мучился от жгучих волн, накрывающих его одна за другой, всё чаще и болезненней.
В одну из редких минут просветления, когда тринадцатый принц пытался напоить его рисовым отваром вместе с какой-то незнакомой служанкой, Ван Со спросил:
– Где я?
– Не волнуйся, ты не во дворце, – ответил Бэк А, жестом отсылая девушку из комнаты.
– А где?
Слова давались с трудом: губы почти перестали его слушаться.
– В моём доме. Недалеко от Сонгака.
– Давно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Пару дней.
– И что?
– Плохо дело, – не стал ходить вокруг да около Бэк А.
Ван Со закрыл слезящиеся глаза. Его вдруг охватило странное равнодушие. Пусть так. Всё равно. Жалко только, что он не успел сказать ей, сказать…
– Брат… – позвал его Бэк А.
Ван Со с трудом разлепил веки и, несмотря на всю тяжесть своего состояния, хмыкнул, вспомнив, что всё это уже когда-то было: яд, беспамятство, слабость, боль, Бэк А…
Небеса умеют забавляться, и ещё как!
– Брат, позволь, я позову Хэ Су, – проговорил тринадцатый принц и заторопился, заметив, как Ван Со протестующе сжал губы. – Вчера во дворец вернулся Чжи Мон. Я поговорю с ним. Уверен, он поможет.
Да, и это тоже мелькало в памяти, вот только… Не слишком ли поздно на этот раз?
– Я оставлю тебя, – продолжал Бэк А, радуясь, что не встретил возражений. – Мне нужно самому всё рассказать Хэ Су, а заодно поговорить с Чжи Моном. Мы что-нибудь придумаем! Отдыхай, тебя никто не потревожит. И… пожалуйста, держись!
Ответить Ван Со так и не смог: его вновь поглотила тьма.
Ему снилось, что он умирал в горах, где его бросили Каны.
Он лежал под выступом скалы, на заледеневших камнях, красных от крови, которая сочилась из рваных ран, оставленных на его теле волками. Эту битву он выиграл, но выдержит ли следующую? И вообще – доживёт ли до неё…
Оружия он лишился в схватке с дикими зверями. Огонь в костре еле теплился. Одеревеневшие пальцы нащупали последний факел, который не было сил даже поднять.
На горы опускались сумерки, и вдали уже слышался призывный волчий вой. Значит, вернутся… Вернутся, как только соберутся вместе. Придут к нему с полной луной.
Что ж, значит, такова его судьба… И даже непонятно, стоит ли упрекать её в жестокости: ведь она милостиво дарует ему смерть, избавляя от страданий, душевных и телесных. Он всё равно никому не был нужен: урод, чудовище, порченый щенок, которого за ненадобностью вышвырнули из стаи.
Стало быть, всё это к лучшему…
Только… как же больно, святые Небеса! Как нестерпимо горячо, будто огонь из костра перекинулся на его кожу и теперь жадно слизывал с неё кровь шершавыми звериными языками, от которых саднило и передёргивало.
А может, волки уже вернулись, и это вовсе не огонь?
Он попытался приподнять голову и оглядеться, но это ему не удалось: перед глазами было темно. Боль вгрызалась в его тело острыми клыками и рвала пылающую плоть.
Скорей бы…
Вдруг он ощутил дуновение ветра, и ему даже почудился запах лотоса. Странно – посреди зимы, в горах?
Он глотал этот вкусный свежий ветер, вливающийся в него прохладной водой со слабым травяным ароматом, и ощущал, как огонь внутри угасает с каждым глотком.
А потом пошёл снег… Он падал крупными ласковыми хлопьями на его полыхающую кожу, на все вдруг вскрывшиеся раны. Он не таял, а холодил и успокаивал. Снежинки скользили по коже, щекоча и врачуя боль, и сами собой исчезали звериные языки огня в ранах, и кожа остывала, как озёрная вода после заката.
Он открыл глаза и сквозь туманную небесную дымку увидел полную луну, склонившуюся над ним с приветливой печальной улыбкой. Луна смотрела на него с таким участием и нежностью, что от одного её взгляда ему стало легче. И отчего-то захотелось плакать.
Как же он устал! Так устал бороться и сопротивляться, что просто опустил отяжелевшие веки и заснул, на этот раз глубоким, спокойным сном, потому что знал: его луна будет рядом. Она не исчезнет с рассветом за вуалью облаков, и он снова её увидит.
Проснётся – и останется с ней…
***
В комнате было тепло. И как-то уютно, что ли. Исчез раздражающий ноздри запах крови и смерти, а в свежем воздухе витал приятный аромат трав, расплавленного свечного воска и ещё чего-то такого родного, что Ван Со не мог определить, балансируя на грани яви и сна.
Он прислушался к себе: странно, боли больше не было, лишь вяло ныла раненая рука, на которой ощущалась добротная тугая повязка.
