долго сидел, надеясь, что дверь распахнется, и зайдет его Дайре, освещенная золотом дрожащей лампадки, смоет с него эту гильдийскую грязь, утешит словом и теплым прикосновением. Время шло, а тьма оставалась все такой же безжизненной. Смирившись с тем, что она не придет, Кеан вернулся в келью. В груди неприятно ныло.
Утром двенадцатого дня Зарева, спустя четырнадцать дней после возвращения в Протекторат, Кеан получил распоряжение Кассия:
– Собирайся. Сегодня поедем усмирять толпу. Думаю, ты уже готов.
Кеан медленно облачился для выезда. Тщательно затянул ремни кирасы, закрепил алый плащ и шапочку. Рука в латной перчатке обхватила древко палицы, проверяя на тяжесть. Почти такая же легкая, как и раньше, только слегка тянуло мышцы плеча. Раны уже не болели. Ныли слегка, словно старые синяки. Он спустился в конюшню. Оседланный Пригар спокойно смотрел на шеренги коней, выстраивающихся во дворе форта. Кеан насчитал тридцать братьев, сияющих золотом и сталью на ярком утреннем солнце. По привычке проверив шланг «аспида» и его крепление к седлу, продел палицу в специальные ремни у луки и занял место в построении. Слева к нему подъехал Кассий, заслонив собой солнечный свет. Даже в полном облачении невозможно спутать его с кем-то другим.
– Я прикрою, если что, – буркнул Кас, потрепав гриву своего гнедого.
Кеан не удержался от улыбки. Молодой протектор вспомнил день, когда они познакомились. Кеан тогда щеголял в зеленом и стремился во всем следовать правилам, боясь хоть раз оступиться на пути к заветной красной маске. Дружба с другими послушниками не ладилась. Служба в Протекторате – это непрерывная гонка за лучшими результатами, вечная конкуренция, жестокая борьба, доходящая до низостей. На какие только хитрости не идет человеческий ум, чтобы добиться своего. Кеан до сих пор помнил послушника по имени Авилан. Хитрый гад. Он быстро сколотил себе целую шайку сильных, но непроходимо глупых подручных. Он медленно давил тех, кто был не так силен, пока те не ломались и не обнажали лица. Это был тяжелый для Кеана год. Никакие изнурительные тренировки, тошнотворные кровавые сцены и сражения не могли сравниться с непрерывным душным давлением, однако он упрямо оставался при своей маске.
Однажды Кеан был так близок к тому, чтобы сорваться, что ушел в исповедальную камеру и долго молился Всеблагому. Он так истово каялся, что не заметил в своей исповедальне постороннего.
– Пошел… нахер отсюда, – раздалось из угла, и Кеан с удивлением обнаружил там в стельку пьяного протектора. Кутаясь в залитый вином плащ, тот перевернулся на другой бок и быстро перешел на пьяный храп.
Кеан задохнулся от возмущения. Каменные лица изваяний бесстрастно взирали на это убожество. Немыслимое святотатство! Не задумываясь о последствиях, Кеан со всей дури пнул спящего:
– Как смеешь ты, напившись как свинья, храпеть пред ликом всех святых?
Протектор всхрапнул конем, затем медленно поднялся на ноги, и тогда Кеан пожалел о сказанном. Ну и дылда! Если бы не черная бородища, можно было бы принять за здоровяка с Севера.
– Что ты там вякнул, щщщенок? – прорычал пьяный, презрительно растянув буку “Щ”.
На секунду Кеан дрогнул, а затем гордо вскинул подбородок, ощутив спиной взгляды святых ликов. Если Всеблагой сейчас наблюдает за ним, он должен видеть, на чьей стороне правда!
– Ты не только пропойца, но и глухой? – кинул парень великану. – Ты, говорю, пьяная свинья, оскверняющая святые камни. Сам отсюда уходи!
– Ха-ха! – вдруг утробно хохотнул бородач, хлопнув послушника по плечу. – А щенок не из робких, – пальцы вцепились в Кеана. – Слышь, малой, я пью, где хочу, и судить меня могут только они, – он кивнул на изваяния за спиной послушника. – А ты… Как там тебя?
– Кеан Иллиола!
– Какое сильное имя тебе досталось, – хмыкнул великан. – Первое копье Всеблагого. Если сменишь цвета, многие будут до самой твоей смерти завидовать такой удаче… – он повертел головой, словно пытаясь вернуть на место потерянные мысли. – О чем это я? А, я Кассий.
Он сжал ладонь Кеана, а парень удивленно распахнул рот. Знаменитый Кассий, черная гончая Протектората. Не имеющий ни единого промаха, всегда настигающий беглецов, безжалостный молот правосудия… и пьет до беспамятства в святом месте? Что-то тут не вязалось, но Кеан был слишком растерян.
После ему не единожды приходилось сталкиваться с Кассием. Присматриваясь к нему, парень пытался понять, сколько в легендах правды, сколько вымысла и почему он так часто шатается пьяный, но никто не приструнит его? Не выдержав тяжести этой загадки, Кеан снова заговорил с Кассием. К его удивлению, знаменитый протектор узнал его.
– Да это ж тот самый праведник, что посрамил меня пред ликами святых? – смеялся он, да так, громко, что заставил окружающих встрепенуться. – А я думал, что ты слишком хорош, чтобы снизойти до общения со мной.
Он снова был пьян, от него воняло перегаром, он хохмил, не скрывая насмешки над Кеаном, и все-таки они продолжили общение. Очень быстро Иллиола понял, что Кас действительно легенда, за что грандмастер и закрывал глаза на пьянство. Пес, не ведающий промаха, грозный, неутомимый, и Кеан стал подражать ему, стремясь стать лучшим из лучших.
Однажды Кассий признался:
– Я пью, потому что это единственная моя услада. Что еще есть у меня помимо охоты и вечного служения Благому? Только возможность грешить и каяться. Лишь по макушку окунувшись в дерьмо можно заплакать от счастья, радуясь чистой проточной воде… Бескомпромиссность ордена лишает нас сладости, что вкушают простые смертные, посещая вечерние мессы. Сладости истинного очищения.
– И что же ты предлагаешь? Грешить? – фыркнул Кеан. – Уподобиться тем, кто находится во власти страстей?
Кассий лукаво улыбнулся:
– Есть разные степени грехопадения. Мое пьянство находится на вершине этого холма. Маленькая слабость, вроде любви к сладостям и женским сиськам.
– И что же, по-твоему, у основания?
– То, что порабощает и заставляет отказаться от своих убеждений. Азартные игры, дурь и, конечно, любовь.
– Любовь? – поперхнулся Кеан. – А как же Сестры Отдохновения? – и тут же зарделся.
Послушникам запрещалось вкушать этот плод, и для многих юнцов это было мощным стимулом сменить цвета. Кассий рассмеялся:
– Ну и щенок же ты! У любви есть множество оттенков, но самый опасный у страсти к женщине. Трахать баб – то немногое, что нам разрешено уставом, и слава Всеблагому за это! А вот влюбиться – значит впустить кого-то в священную обитель, где должен обитать один лишь Бог. Тебя оскорбила пьяная свинья на святых камнях? Представь, как оскорбит Его твое раболепное преклонение перед женщиной! Созданием, столь глупым и пустым, что от скота отличается лишь умением говорить. Нет, оставь любовные страдания простым смертным. Лучше уж пей или налегай на пироги со сливами.
Кеан внял урокам Кассия и благополучно сменил цвета. Авилан же очень скоро вылетел из послушников за свои махинации. Кеан пережил это и многое другое
