Бог любит троицу.
Это тоже кто-то сказал, но кто — не было времени вспоминать. Кто бы это ни сказал, он был, конечно, прав. Сюрпризов получилось три. Первым сюрпризом был рассвирепевший мужик в доме у Гробовщицы, который вломился в спальню, — в газетах написали, что это ее муженек. Потом — то, как оборонялся старикан, Дом, на мясном складе. Черт, он был просто в ярости. До сих пор не верится. Ну а потом Цель. Она ждала полисменшу, открыла дверь, не спросив: «Кто там?» Но в итоге даже при всех сюрпризах все обошлось. Все прошло так, как должно было пройти.
Все получалось просто распрекрасно…
Выйдя на Западную Девятую улицу, Маккой немного подышала свежим воздухом — жарким, влажным и не слишком бодрящим. Она решила, что должна чем-то заняться. В участке она взяла немаркированную машину — на этот раз попалась не такая уж плохая, только на пассажирской двери было немножко ржавчины, а в остальном вполне терпимо. Маккой поехала на Восточную Семьдесят седьмую улицу. Для того чтобы все выглядело более срочным (но на самом деле исключительно ради собственного удовольствия), она водрузила на крышу машины мигалку и включила сирену.
Она подъехала к дому, в котором находилась квартира Джека. Маккой продемонстрировала консьержу свой жетон, но консьерж оказался человеком опытным. Он давно работал в районе, где проживали богатые люди. Он заявил, что не может позволить ей подняться в квартиру. Жильцы добьются, чтобы его уволили, если он будет кого попало впускать в квартиры, даже полицейских. Еще консьерж сказал, что мистер Келлер, конечно, не такой, что он человек хороший, но все-таки…
Маккой не стала препираться с консьержем. Она просто сказала ему, что речь идет о жизни и смерти. Что если он ее не пропустит, уж она точно позаботится о том, чтобы его уволили. Что она ему гарантирует: сегодняшний день будет его последним рабочим днем. Консьерж колебался, и тогда Маккой произнесла самым стальным голосом, на какой была способна:
— Поздравляю, вы вылетите отсюда с треском.
С этими словами она развернулась и зашагала к выходу. Консьерж схватил ее за руку и залопотал:
— Ладно, ладно, вы все хорошо растолковали насчет жизни и смерти.
Маккой ни слова не сказала в ответ. Она направилась к лифту, а консьерж прокричал ей вслед:
— Нажмите кнопку «Пентхаус». Я запущу лифт.
Сержант быстро осмотрела квартиру. Покончив с осмотром, она поймала себя на том, что затаила дыхание. Она боялась, что найдет здесь еще один труп, а не обнаружив его, наконец смогла снова дышать.
Маккой понимала, что теперь ей нужно просто сидеть и спокойно ждать. В случае чего она всегда могла уйти. Но с тех пор, как ей исполнилось три года, она не была спокойным человеком, поэтому решила: «Какого черта? Раз уж я здесь, можно и обыск провести». На самом деле она не нарушала никаких законов. Джек Келлер не был подозреваемым, и она не искала никакого компромата. Она просто надеялась, что найдет что-нибудь такое, что поможет ей в расследовании. Какую-нибудь подсказку, какой-то намек на то, что происходит и как это остановить.
Она пробыла в квартире минут сорок пять. Покопалась в бумагах, открыла несколько выдвижных ящиков, но не нашла ничего особенного. Она чувствовала себя довольно глупо. «Ты любопытная баба, а не коп», — мысленно говорила она себе. И тут послышался шум лифта.
«Давно пора», — подумала Маккой и морально приготовилась сообщить хозяину квартиры невеселые новости.
Вот тебе и «Бог троицу любит».
Сюрприз номер четыре. Невероятно. Но это еще не такая уж большая проблема. Пока нет.
С сюрпризом номер четыре тоже разберемся.
Наверное, это та самая полисменша, баба-сержант. Это понятно. Но что она тут делала? Она так напугалась, что, скорей всего, была в квартире одна. Это хорошо. Но вид у нее был подозрительный, а это плохо. Она недолго будет изумленной. Скоро поймет, что происходит. Так что лучше действовать быстрее. Нанести удар немедленно, а вопросы задавать потом. И тогда, глядишь, сюрпризов больше не будет.
Она была умная, эта полисменша. Прищурилась. Сразу почувствовала: что-то не так. И быстрая. Как только увидела меня, ни о чем спрашивать не стала, сразу за пушкой потянулась. Да, она была умная и быстрая.
Но недостаточно умная и быстрая.
Маккой знала, что справится.
— Я могу вам чем-то помочь? — спросила она.
Но ответ был «нет», и она все поняла. Она была обучена все быстро понимать и действовать немедленно, и она так и поступила. Она даже не особенно боялась, потому что все вроде бы делала правильно: пришла в квартиру, пробыла тут немного дольше, чем нужно, и вот теперь получила возможность раз и навсегда покончить со всем этим. Поэтому ее движения были уверенными.
Но она совсем немножко промахнулась, когда выхватывала пистолет. Совсем чуть-чуть. Пальцы соскользнули с рукоятки, пришлось перехватить. Она сразу поняла, что эти лишние несколько секунд грозят ей гибелью, но все-таки попыталась выстрелить.
Она отскочила назад, надеясь, что это даст ей время справиться с оружием, но, как все остальное в этом треклятом деле, ничего не получилось.
Она догадалась, что нож, занесенный над ней, был тот самый, которым убили Доминика Бертолини. Она поняла, что видит перед собой человека, убившего Затейницу. И Силачку, и Гробовщицу, и Цель. И ее. Теперь она понимала и это.
Последнее, что она поняла, — это то, что теперь она не выйдет на пенсию и не уедет со своим любимым Элмором в округ Бакс. Она умрет здесь, в Нью-Йорке.
Баба-коп дергалась. Нельзя было позволять ей дергаться.
Больше никаких сюрпризов. Этот девиз даже посильнее, чем «Лучше перебдеть, чем недобдеть».
Еще один удар ножом — и все.
Алая кровь хлынула и разлилась по шоколадно-коричневой коже. Она схватилась за горло, выронила пушку. В первый раз попался человек, который не смотрел так, будто не мог поверить, что умрет. Эта понимала, что сдохнет. Но это ее явно злило.
Даже после того, как она сдохла, она все равно была жутко злая.
Но что ее винить? Ведь ничего нельзя было поделать.
Можно было только прибраться.
И почему от смерти всегда такой беспорядок?
50
Трасса была перегружена, и каждый водитель на шоссе словно бы впервые сел за руль. Машины тащились мучительно медленно, хотя вполне могли бы ехать на нормальной скорости, и дергались из стороны в сторону, вместо того чтобы держаться ровно. Джек добрался до Линкольн-туннеля больше чем через пять с половиной часов, а уж там-то скопилась настоящая пробка, и даже на полосе Ez-Pass[59] он застрял.
Он нервно вытащил из кармана мобильный телефон и набрал свой домашний номер, чтобы прослушать сообщения на автоответчике. Он надеялся, что позвонила Грейс. Ему нужно было с кем-то поговорить, попытаться сложить вместе кусочки головоломки, и не только разрозненные обрывки, соединяющие между собой убийства, но и собственные сложные мысли и чувства, бушующие в душе. Он сам удивлялся тому, что поговорить обо всем этом ему хочется именно с Грейс.
Как только он нажал кнопку «OK», машина, ехавшая впереди, тронулась с места и пробка неожиданно рассосалась. А когда произошло соединение с автоответчиком, он уже въехал в туннель, и связь нарушилась. Он отключил телефон, пожал плечами и решил, что потерпит еще немного. Через двадцать минут он должен был добраться до дома.
Он ехал по городу и думал, не заглянуть ли по дороге к Дому. Дом бы посидел с ним, они бы выпили, и он бы смог выговориться. Но внезапно он почувствовал себя таким усталым, что даже думать о том, чтобы с кем-то посидеть, выпить и поговорить, было невмоготу. Ему захотелось как можно скорее оказаться дома и забраться в постель. Проспать часов двенадцать, попытаться ни о чем не думать и даже ничего не видеть во сне.
Он поставил машину в гараж, вставил ключ в замочную скважину двери лифта, намереваясь подняться в пентхаус, но передумал и решил зайти в вестибюль, чтобы забрать почту. В почтовом ящике должен был лежать журнал — у него в почте всегда лежал какой-нибудь журнал. Если перед сном он почитает тупую статью о какой-нибудь известной кинозвезде или юной старлетке, это поможет ему крепче заснуть.
«Это план», — подумал он.
Но осуществление плана было прервано. Выйдя из лифта в вестибюль и направившись к почтовым ящикам, Джек обнаружил, что его кое-кто ждет. Рауль, дежурный консьерж, выглядел смущенно. По выражению его лица Джек понял, что ждали его уже давно.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он через голову Рауля.
— Жду тебя.
