«Ты когда-нибудь смотрел на Сенной площади, как там в теннис играют?» — спросил он у Лайоша. Тот уже рассказал ему, как искал заработок на рынке, и хромой теперь пробовал опираться на общие воспоминания. «Бабы там в этом году не в юбках, а в коротких таких штанишечках прыгают. Видел я там одну блондинку: ляжки круглые, крепкие, груди будто два шара. Как она на мяч кинется — вытянулась вся в воздухе, мышцы на ногах струнами, а уж груди — прямо ждешь, лопнет на них тоненькая блузочка. Так и тянет руку подставить… Нет, ей-богу, стоит там иногда поторчать у забора! Эх, и бабе моей лучше было, — начал он, помолчав, опять, — пока я портным был. Вечером, часов в восемь, она уж, бывало, разденется и ждет, когда я к ней заберусь под перину. Что поделаешь, не прожить нынче на портновские заработки. Зимой еще шьешь понемногу старым знакомым, ну а летом только и видишь деньги, если наймешься раствор месить. Но вот ты скажи, что за осел в наших новых картинах девок для съемки подбирает. Господи Иисусе, ноги — спички, груди — кисеты табачные! Ну можно такое терпеть? Распугают всех иностранных гостей. Уж ты мне поверь, для иностранных туристов это самое главное. Коли тот откормленный голландский барин увидит, какие бабы у нас есть, так сразу заинтересуется и хваленым дворцом с короной на Крепостной горе. А костлявых коз кинокомиссия запрещать бы должна как вредных для общественной нравственности. Ведь во всем мире не найдешь таких первоклассных девок, как у нас, в Пеште. Объяви только: требуются девушки сниматься в кино — что тут будет, брат! Вот почему жаль мне, что я не советник в правительстве. Если б я был председателем такого жюри…»

Тут он замолк ненадолго, мысленно вертясь с сантиметром меж талиями и икрами претенденток. Лайош слушал эти речи и старался отодвинуться от хромого. Он был рад, что вопросы соседа не требуют от него ответа. Что бы он противопоставил такому обилию впечатлений? Ведь он, собственно, даже не мог бы с уверенностью сказать, имел ли он вообще дело с женщиной. В детстве, помнится, девчонки постарше раздевали его в амбаре и играли с ним по-всякому. Но сестра узнала об этом и больше не пускала его к ним. Когда он служил у мельника, пожилая служанка брала его несколько раз к себе в постель, но и это было больше так, неизвестно что. Потом была Веронка, да Веронка не позволяла ему самого главного. В солдатах парни болтали про один дом в городе. Лайош как-то долго околачивался возле, но из дому выходили какие-то барышни, и он побоялся просто так, без знакомства, к ним подойти. «А ты видел в кино, как девки плавают голышом в большой такой стеклянной ванне?» — спросил он наконец, чтобы тоже поделиться своими ночными мечтаниями в будайских пещерах. «А, обман это, — отозвался хромой с презрением. — Мелькнули только — и все. Для того лишь картинку повесили, чтоб мужиков заманивать, а ничего там такого и не было. А вот недавно видел я один фильм: баба там одна одевалась, жена какого-то испанца…» Хромой один за другим приводил эпизоды из фильмов, куда более волнующие, чем плавающие в бассейне русалки. Сначала он говорил подробно и с воодушевлением, потом все медленнее, бормоча под нос себе какие-то слова и подолгу задумываясь. «Шикарная была бабенка… Волосы платиновые… А Дайка в „Марше Ракоци“. До чего здоровая женщина…»

Он уснул, а Лайош, не в силах лежать, поднялся и сел на соломе. Он не мог понять, почему у него так теснит грудь от речей хромого. Когда он сам на скамье в Варошмайоре тискал в мечтах розовую ногу барышни, садившейся в автобус, все в нем дрожало горячей и сладкой дрожью. Теперь, от рассказов хромого, ему стало невыносимо грустно. Не то чтобы Лайоша мучили какие-то неприятные мысли — сама жизнь вдруг сгустилась в нем и давила на сердце. Высоко подтянув колени, он прижимался щекой к ним, косясь на дверной проем. Звезды изумленно глядели на него с высоты, словно он вдруг поднялся в гробу. Лайош тихо выбрался из сарая. Далеко внизу сиял город. Во тьме от него ничего не осталось, только окна и фонари, но эти бегущие вдаль, извивающиеся, перепутанные цепочки напоминали о многом: о витринах мясных лавок, о женских чулках, автомобилях, официантах в кафе, о постельном белье, отделанном кружевами, о высоких зданиях, садах с лампионами, высвеченных синеватыми огнями дорожках, вечерних киосках. На крыше какого-то дома мигала и прыгала световая реклама — то гасла, то вспыхивала, словно билось сердце в груди невидимого человека. Лайош подумал о своей механической тележке и о ничтожности этой идеи перед бесконечностью жизни. Достигнет ли он, пусть через много лет, такого, что хоть одна лампа будет гореть для него в этой россыпи земных и небесных огней? Грустный, сидел он над электрическим морем. Но было и нечто завораживающе прекрасное в этой грусти. Душа, переполнившись ею, расправлялась, росла, как грудь от глубокого вздоха.

Так было и в следующие ночи. Лайош едва дожидался момента, когда можно будет выбраться на открытый воздух. Вполуха слушал он переходящее в сон бормотание хромого про девочек на конфирмации и про знаменитых пловчих. Пока тот говорил, Лайошу не хотелось его обижать, но часто он уже на коленях ждал его первого всхрапа, чтобы скорей оказаться на улице. Вокруг в темноте лишь угадывались груды досок и кирпичей; в канавах фундамента твердел, стыл бетон; подальше на высоком столбе над оставшимся здесь с давних времен домиком виноградаря горела единственная в окрестностях лампочка. Порой с дороги слышались шаги какого-нибудь припозднившегося господина или дамочки. Иные насвистывали, напевали, чтоб прогнать страх. Лайош бродил по люцерне, потом, встав на штабеле кирпича, представлял себя то будущим королем этого города, то несчастным, обездоленным рыбаком на прибрежной скале в тридевятом царстве.

Дни меж утром и вечером заполнены были хождением, дремотой, разговорами. Лайош прилежно готовился к новой жизни, жизни строительного рабочего, не желая, чтобы на этой стезе его застигли врасплох. В беседах с хромым он потихоньку выведывал тайны строительного дела, стараясь, чтобы и матяшфёльдский опыт его все-таки не канул во мрак. Старый каменщик и столяр Шкрубек в рассказах его представали солидными, прославленными мастерами (ведь и то сказать: какой-нибудь плохонький мастер не удержится в таком дачном месте); но, расхваливая, например, работу старого столяра, Лайош то и дело вставлял, для сравнения как бы, необходимые ему вопросы: ну а здесь какие будут рамы стоять, да какие ставни пойдут на окна, да чем будут штукатурить стены. Слыша незнакомые понятия — «ролетта», «семпернова»[21], он лишь кивал: ага, мол, конечно, они тоже все это делали. Ниже по улице было несколько недавно построенных вилл. «Слушай, а ты можешь отсюда сказать, какая облицовка вон на том доме?» И когда хромой бросал с презрением, мол, там и видеть нечего, прессованный кирпич, Лайош одобрительно качал головой: дескать, глаз у тебя хороший — и шел, чтобы рассмотреть для себя облицовку. С хромым оказалось нетрудно быть на равных. Никаких особых планов со строительным делом он не связывал, а оборки на платье у Маришки и серьезный, умный взгляд с лихвой обеспечили Лайошу тот ценз требований, которые безработный портняжка, ставший поденщиком, мог предъявить к друзьям. Но из осторожности Лайош не бросил задавать наводящие вопросы. «Ну а склепы тебе приходилось строить? Мы в Матяшфёльде брались и за склепы. На крыше большой такой крест был… А как ты думаешь, господин Водал сможет сам построить плоскую крышу? А теплоизоляцию другие мастера будут делать? В Матяшфёльде тоже другие делали, оно все же надежней. Ты видел, как утеплитель кладут? А террасу чем будут выстилать? Этернитом? Тоже неплохо. А эту железную балку куда господин Водал поставит?» Так из груд материала, громоздившегося у канав и сарая, и из ответов хромого в голове Лайоша строилась вилла: две большие комнаты внизу, из одной деревянная лестница ведет на второй этаж, где еще две комнаты и ванная. К первому этажу примыкают подсобные помещения, над ними — большая, метров на десять, терраса; после ужина господа будут любоваться оттуда освещенной Крепостью и гадать, что это там, вдалеке, за прямая дорога с фонарями — это о шоссе в Матяшфёльд.

Иногда за оградой соседней виллы или напротив, в черешневом саду, появлялся Даниель. Показывая клиентам участки, он всегда был при шляпе и в пиджаке; со своей палкой в руке он походил на какого-нибудь сторожа в парке, не хватало лишь цветной повязки на рукаве. Держа в руке план на прозрачной бумаге, Даниель тыкал туда сломанным ногтем и поминутно оборачивался к идущим за ним господам. Очень почтительно разговаривал он с «евреями», которых поминал у костра, над котелком с вареной картошкой. «Извольте вообразить, ваше превосходительство…» «Ваше превосходительство» у него было каждое второе слово. «Старается старик за свои денежки», — ухмылялся, валяясь в люцерне, хромой. Лайош же из любознательности пристраивался к свите Даниеля. «С осени вон там, на углу, остановка автобуса будет — всего два шага, ваше превосходительство. И венский автобус, я думаю, тоже, извольте вообразить, сюда пустят. А разве это дорога, через занюханную Обуду? Извольте вообразить, совсем ведь другое дело, когда иностранец Будапешт отсюда увидит, а не от погоста да от цыганских хибар. Вот и эти с тонким расчетом здесь строятся, — показывал он на участок, где лежал кверху брюхом хромой. — Девять комнат будет в доме и зимний сад…» И если клиент с недоверием поглядывал на подозрительно маленький фундамент, Даниель тыкал пальцем в Лайоша: «Вот, извольте хоть этого молодого человека спросить. Великолепная будет вилла, полный комфорт, какой-то госсекретарь или кто-то такой строит». Даниель очень заботился о том, чтобы выглядеть в глазах зрителей этаким не испорченным цивилизацией, исконным венгерским крестьянином, который и знать не знает, что такое ложь. «Уж я все напрямик говорю, как есть, уж не извольте сердиться за мою мужицкую прямоту», — вставлял он в свои объяснения фразы, которыми в радиопостановках выражаются неиспорченные и простоватые деревенские старики. Клиенты выслушивали Даниеля и, поковыряв носком ботинка землю, шли восвояси. «Ну что, купили?» — спрашивал Даниеля хромой. «Как же! Тебе легко зубы скалить, лежа на травке. Сам бы попробовал за полчаса столько наврать! Да ведь это такой народ: каждую кочку обнюхает, прежде чем раскошелится». — «Куда выгодней было б и вам кирпичи таскать да бастовать, вот как мы». — «Ну уж нет! — отвечал Даниель. — Если я за год всего-навсего четыре участка продам, мне и тогда расчет есть. Знаете, сколько я за один участок комиссионных получаю? Сто шестьдесят пенге! — гордо сказал он. — И тачку ни разу поднять не приходится — сгреб деньгу в карман, и готово». Оба поденщика взглянули на старика с уважением: сто шестьдесят пенге — деньги невероятные. «В конъюнктуру и я брал по сорок пенге за костюм», — вздохнул хромой. «Вон поглядите-ка: желтый дом на горе, участок семьдесят сажен. Триста пенге мне за него полагалось; да только тот, кто купил, сказал после: и вы, говорит, хотите еще, чтоб я вам комиссионные заплатил? Да ведь я тогда соучастником преступления стану, вы незаконно ведь продажей недвижимости занимаетесь. Ну, тут я разозлился. А вы, спрашиваю, не побаиваетесь переселяться сюда? Окраина все ж таки, место пустынное… И так ему в глаза посмотрел, что один процент он все же мне выложил. Но попомните мое слово, одним процентом ему дело не обойдется». «А эти?» — показал Лайош на их участок. «Эти? — Даниель растянул рот в широкой улыбке, показав желтые редкие зубы. — Эти овечки. Пока они дом свой закончат, у них и подушку утащат из-под головы. Бабенка эта так суетилась, так пыжилась, что она и такое условие ставит, и такое, а сама даже не посмотрела в кадастровой книге, выделен ли участок. Самой и пришлось в городской управе хлопотать насчет всего массива. Вы и понятия не имеете, что это за волокита. А мы себе не давали согласия на раздел, пока не получили сполна всю сумму. Только после этого, через полгода, и взяла она свой участок. А я-то ее нахваливал! Мол, такой умной женщине, как вы, барыня, это дело — раз плюнуть: улыбнетесь тем господам в управе — и готово. Ну и злилась же она на меня… Если б всех господ можно было так же за нос водить, вам бы и бастовать не понадобилось». И еще раз показал желтые свои клыки.

1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 159

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Избранное - Ласло Немет бесплатно.

Похожие на Избранное - Ласло Немет книги

Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Свечи сгорают дотла - Мараи Шандор - Современная проза
Нежданно-негаданно - Валентин Распутин - Современная проза
Бред сивого кобеля - Екатерина Вильмонт - Современная проза
Народ лагерей - Иштван Эркень - Современная проза
Несколько дней - Меир Шалев - Современная проза
Сожженная заживо - Суад - Современная проза
Рассказы - Валерий Буланников - Современная проза
Шоу - Росса Барбара - Современная проза
Зюзюка, или Как важно быть рыжей - Екатерина Вильмонт - Современная проза

Оставить комментарий