Шли дни. Я ходила на работу, потому что она помогала мне отвлечься от мыслей об отце, Дэне, матери, братьях. Обоих моих братьях. Один из них мертв, другой далеко от меня. Чад до сих пор не позвонил. Я также молчала.
Этот отрезок моей жизни вряд ли можно было назвать приятным, но время, которое появилось у меня в моем одиночестве для самоанализа, доказало мне, что уединение – лучшее, что я могла сделать. Я перестала пытаться забыть то, что случилось в нашем доме. Вместо этого стала впускать прошлое в себя, чтобы от него избавиться. Не сказать, что у меня все так хорошо получалось, – слишком долго я бегала от этих воспоминаний. Так долго, что они превратились у меня в привычку, но от которой мне наконец захотелось избавиться.
Лето кончилось, началась осень. Настала пора яблок, и я отправилась за ними на Брод-стрит. Склонившись над прилавком местных яблок, я услышала позади себя когда-то знакомый мне голос, заставивший меня повернуться.
– Элли?
Моя улыбка уже начала увядать, но я сохранила ее на губах усилием воли.
– Мэтью.
Он был все так же высок и красив. Седые волоски пробились на висках, а когда он улыбнулся, на лбу и вокруг глаз четко проступили морщины.
– Привет, – сказал он, как если бы мы расстались только вчера. Невероятно, но он даже подался вперед, как если бы… что? Неужели чтобы меня обнять?
Я отстранилась. Его глаза блеснули, улыбка стала чуть напряженной. Он засунул руки в карманы.
– Здравствуй, – вежливо сказала я.
– Элли. – Он вздохнул. – Приятно тебя видеть.
Я чуть подняла подбородок.
– Спасибо.
– Ты… фантастично выглядишь.
Я не виделась с Мэтью больше восьми лет.
– Ты должен знать. Говорят, лучшая месть – это хорошо выглядеть.
Он нахмурился. Да, Мэтью никогда не понимал моего юмора. Я и забыла, как он умел дуться.
– Элли.
Я покачала головой и положила яблоки обратно на прилавок. Аппетит у меня пропал.
– Извини, Мэтью. Давно мы не виделись. Ты тоже хорошо выглядишь.
Мы долго стояли и смотрели друг на друга. Вокруг нас толпились покупатели.
– Выпей со мной кофе, – предложил он, и как я могла ответить ему отказом?
Я позволила ему купить мне кофе, согревший мои пальцы. Села напротив Мэтью за крошечный столик в «Зеленом горошке» – маленькой кофейне чуть дальше по улице. Мы болтали о работе и общих друзьях, с которыми Мэтью до сих пор продолжал видеться, а я – нет. Он рассказал мне о жене, детях, своей работе, жизни. Я завидовала ему, хотя такой стиль жизни меня конечно бы напрягал.
– А ты? Как у тебя дела? – Он потянулся к моей руке. Я повернула ладонь, чтобы пожать его руку, и заглянула в его глаза, которые когда-то любила так сильно, что думала, умру, если не буду видеть его устремленный на себя взгляд каждый день. – Ты счастлива?
– Тебе станет легче, если я отвечу утвердительно?
– Да. Но еще потому, что мне было бы приятно это услышать.
Я улыбнулась. Мэтью не отводил взгляд от моего лица. Я слегка пожала плечами.
– Ты даже не хочешь мне ответить, – сказал он, сдавшись и убирая свою руку. – Слушай, я сожалею. Прости за то, что я говорил, что делал. Я был молод. Любой на моем месте поступил бы так же. Ты мне лгала. Что я должен был думать?
Я снова улыбнулась.
– Элли, прости. Мне правда очень-очень жаль.
– Не стоит, – сказала я. – Это было давно, и сейчас уже не так важно.
– Ты так красива, – сказал он, понизив голос. – Я бы хотел…
– Что бы ты хотел? – резко, без интереса спросила я.
– Хочешь, куда-нибудь сходим?
Я открыла рот, но слова нашла не сразу.
– Ты имеешь в виду мотель?
Мэтью выглядел пристыженным, виноватым, но его лицо раскраснелось от возбуждения. Совсем как в прошлом. Он крутанул обручальное кольцо на левой руке.
– Да.
Встреться мы несколько месяцев назад, я могла бы ответить «можно». Сейчас я встала.
– Нет.
Он поднялся вслед за мной.
– Извини.
Я сжала руки в кулаки.
– Ты обвинил меня в том, что я встречаюсь с другим за твоей спиной. Ты сказал, что предательство – самый отвратительный поступок. Если бы я согласилась, что бы ты сказал жене?
Мэтью не знал, куда себя деть, и я поняла, что дело было не только в письмах, которые он нашел, но и в знании того, кто их слал и почему они перестали поступать. Я ушла. На улице он больно ухватил меня за локоть и повернул к себе, скорее всего оставив после себя синяк.
– Я пытаюсь сказать тебе, что я был не прав!
– Ты говорил, что любишь меня. Но представь себе, Мэтью, я слышала слова получше от мужчин похуже, и если бы ты меня любил, то не оставил так, как ты это сделал.
Рот, который когда-то целовал мое тело, исказила гримаса.
– Ты должна была сказать правду.
Я рассмеялась низким, горьким смехом.
– Я и сказала правду, а ты дал мне от ворот поворот.
Я все еще помню выражение его лица. Отвращение. То, как он попятился от меня.
– Моей вины в том не был. Я не позволяла ему делать все то, что он делал, Мэтью. Он просто делал. Я не просила его писать мне тех писем. А он их писал.
Мэтью ничего не сказал. Я выдернула руку.
– Я не позволяла своему брату делать все те вещи. – Мэтью моргнул, и я порадовалась. – Он просто делал. И я надеялась, что ты меня все равно будешь любить. Но ты от меня отвернулся. Так скажи-ка мне, Мэтью, кто же меня в конце концов имел?
Я повернулась и пошла прочь, чувствуя тошноту, и, когда Мэтью меня окликнул, не обернулась.
Я оглядела двор торгового центра, где толпились семьи, пришедшие на фестиваль.
– Отличная работа, Боб, – похвалила я.
Боб улыбнулся:
– Да. Возле нас будет куча народу.
Тройным Смитам и Брауну не было нужды париться по этому поводу – у компании хватало дел и без того, чтобы себя рекламировать. Но я была рада, что старший Смит решил принять участие. Приятно было работать в компании, которая интересуется не только делами своих сотрудников, но и проявляет интерес к общественным мероприятиям.
Мне редко доводилось бывать в компании с детьми. У меня нет племянников или племянниц, и, в то время как мои кузены обзаводились детьми, мой опыт общения с ними сводился к восхищению ими издали. Я вообще не знаю, как и о чем говорить с детьми. Мне претит общаться с ними, снисходя до них, словно у них нет мозгов, и в то же время они меня озадачивают.
– Привет, – обратилась я к маленькой девочке, держащей за руку своего младшего брата. – Хочешь подарочный пакетик?
В ответ – ничего. Ни улыбки, ни кивка, ни слова. Мальчик что-то залепетал, но девчушка молчала как могила.
– Кара, – сказала женщина, что была с ними рядом. Логично было предположить, что это их мать. – Тебе задали вопрос.
Она подтолкнула девочку вперед. Я тут же протянула пакетик, чувствуя себя так, как могла чувствовать Дайан Фосси, терпеливо добиваясь, чтобы ее признал пугливый примат. Девчушка молча смотрела на меня. Ее братик засунул палец в нос. Я протянула два пакетика их матери.
