— Что видела? — не понял Павел. — Какое название?
— Диван такой где-то видела, — рассеянно сказал Зоя. — «Лихо ветреное». Хорошее название для театра танца… А кто ранен был?
Павел остановился на полпути, шагнул к дивану, присел перед Зоей на корточки, взял в ладони ее мокрые, холодные руки, заглянул в лицо. Лицо у нее было неподвижное, бледное до прозелени, все в пятнах расползшейся косметики, и глаза были чужие, неподвижные, с огромными черными зрачками.
— Зойченька, — тихо заговорил Павел, сжимая ее холодные руки. — Посмотри на меня… Никто не был ранен. Просто один из наших стеклом порезался. Нечаянно. Совсем немножко. Но сам испачкался кровью и меня испачкал. А эти придурки все врут.
Он кивнул на работающий без звука телевизор, и она медленно повернула голову, уставилась тем же неподвижным взглядом на экран, где сейчас толпа дебилов радостно кидала друг в друга торты, — и вдруг выдернула свои руки из его пальцев, стремительно вскочила, кинулась на телевизор и свирепо заорала, размахивая кулаками:
— Врут! Сволочи! Убью!
Он едва успел перехватить ее, скрутил, поднял, отнес на диван, свалил, как получилось, прижал ладонью, чтобы опять не вскочила, а сам оглядывался, лихорадочно вспоминая, куда сунул свой рабочий чемодан, когда приехал вечером домой… Зоя рыдала, билась у него под рукой, зарывалась лицом в уже промокшее полотенце, кричала, как он бежал по лестнице с ребенком на руках, а сам весь в крови, как она отобрала у Макарова пятьсот рублей, и тот, конечно, подумал, что она сумасшедшая, и какой страшный на улице ураган, а машина — консервная банка! И дядька в машине тоже подумал, что она сумасшедшая, она чуть не умерла, а эти сволочи все врут!
Его рабочий чемодан был далеко, кажется, в прихожей. Сейчас бы помощь не помешала. Ну, ладно, что ж теперь. Павел сгреб рыдающую и кричащую Зою в охапку, поволок в ванную и прямо так, в маечке, красных кожаных шортах, ажурных колготках и с повисшим на плече полотенцем, засунул в горячую воду. Зоя сразу перестала биться и размахивать кулаками, но плакать не перестала, — плакала громко, горько, и цеплялась за его руки. А потом перестала цепляться, так же громко и горько плача, принялась прямо в воде стаскивать с себя маечку и шорты, и он решился отойти от нее к своему рабочему чемодану. В рабочем чемодане ничего подходящего не было. Черт, зачем он таскает с собой эту бандуру, если в нужный момент там не оказывается ничего подходящего? Прислушиваясь к Зоиному плачу в ванной, Павел торопливо перебрал ампулы — и ни одной не выбрал. Не надо ее сейчас оглушать, она все-таки не социально опасная буйно-помешанная. Придется напоить корвалолом. Ерунда, конечно, но хоть немножко успокоится. Павел торопливо забежал в кухню, все прислушиваясь к Зоиному плачу, налил в чашку холодной воды и, вырвав из пузырька дозатор, щедро плеснул лекарства в воду. Когда он с чашкой в руках вошел в ванную, Зоя все еще плакала, сжавшись комочком, охватив колени руками и запрокинув лицо с закрытыми глазами. Ее маечка, шорты и колготки валялись на полу в луже воды.
— Выпей, — строгим врачебным голосом сказал Павел, придерживая затылок Зои ладонью, чтобы не вздумала отворачиваться. — Это противно, но помогает сразу.
Она, не открывая глаз, сделала судорожный глоток, попыталась отстраниться, но он заставил выпить все. Она допила, продышалась, открыла глаза и сипло спросила:
— Ты почему сюда вошел? Как тебе не стыдно!
— Сейчас полотенце сухое принесу, — буднично сказал Павел, собирая с пола и бросая в корзину для белья ее сценический наряд. Или уж сразу в помойное ведро выбросить? Ладно, это она потом сама решит. — Зой, тебе придется что-нибудь мое надеть. Футболку и спортивные штаны, согласна?
— Бр-р-р-р…
Он осторожно оглянулся — Зоя сильно наклонилась, согнув узкую спинку с бусинами позвонков, опустив лицо в воду, и с силой выдыхала длинную струю воздуха, так, что вокруг нее кипели и лопались пузыри, наполняя всю ванную запахом корвалола. Вот и ладно, теперь все будет хорошо. Он вернулся в комнату и выключил телевизор — ну его, пусть постоит незаметненько, а то еще и правда убьет сгоряча хорошую вещь. Во всяком случае, сегодня — едва ли не впервые в жизни — Павел испытывал к этим придуркам что-то вроде благодарности. Если бы не эти придурки с их придурковатой брехней, Зоя к нему не приехала бы. На случайной машине. В такую бурю. По морозу босиком…
Через десять минут Зоя, почти совсем уже спокойная, но несколько опухшая, осипшая и заторможенная, сидела в его футболке и тренировочных штанах на клетчатом надувном диване, лупая сонными глазами и время от времени хлюпая носом, сбивчиво рассказывала ему, как она ненавидит этих телевизионщиков, жалела, что отдала дядьке пятьсот рублей, которые отобрала у Макарова, и с тревогой посматривала на балконную дверь, за которой все еще шумела настоящая буря. Язык у нее заплетался, и Павел вынул из нового шкафа новую подушку, бросил ее на диван и мягко толкнул Зою в плечо — пусть полежит пока, а он сейчас чего-нибудь поесть приготовит и чай свежий заварит. Когда через несколько минут он выглянул из кухни, чтобы посмотреть, как там и что, она уже спала, угодив головой мимо подушки, свернувшись калачиком и свесив одну руку с края дивана. Павел взял телефон, закрылся в кухне и позвонил Макарову.
— Ну что ты долго так? — сразу закричал Макаров. — Ну что случилось-то?
— Все в порядке, — сказал Павел. — Она по телевизору меня увидела, всего в крови, да еще эти придурки сказали, что один из спасателей ранен. Ну и испугалась. Она ко мне поехала, потому что думала, что это я ранен. Представляешь?
— Чего же тут не представлять, — хмуро отозвался Макаров. — Она родных уже теряла. С ума сойти можно. Как она сейчас? Может, заехать за ней? Мы с Катькой заедем…
— Не надо, Володь, она сейчас… э-э-э… нетраспортабельная. В общем, я ее снотворным опоил, она и уснула. А то плакала сильно и боялась. Я думаю, часов десять проспит, кажется, перестарался я со снотворным.
— Ладно, пусть спит, — согласился Макаров. — Катька говорит, ее одежду из «Фортуны» захватила. Привезти завтра? А то завтра к Серым ехать, суббота же. Или уж прямо свадебное платье привозить? Елена Васильевна его еще две недели назад Зое сшила.
— Классная старуха, — с уважением сказал Павел. — Надо ей колечко подарить… А что, можно сразу и свадебное. После снотворного она еще какое-то время смирная будет, так что можно как раз за шкирку — и в ЗАГС.
— Смотри, — озабоченно предупредил Макаров. — Потом-то все равно проснется…
Павел передал привет Катьке, попросил предупредить ребят, которые отслеживали номер машины, подвозившей Зою, чтобы никаких репрессий к хорошему дядьке не применяли, дядька поощрения заслуживает, попрощался — и пошел ждать, когда Зоя проснется. Ждал он рядом с ней на надувном клетчатом диване — точно таком же, какой стоит у Серых в саду возле фигурной лужи. Очень хороший диван, на нем всегда так спится… Сейчас ему не спалось, сейчас он лежал и таращился в потолок, и слушал тихое сопение и редкие всхлипы Зои, и шум бури за окном, и ждал, когда Зоя проснется. И ждать-то осталось всего ничего, каких-нибудь восемь-девять часов. Может быть, даже меньше, что ей стакан корвалола, она же здоровая, как лошадь. А потом за шкирку — и в ЗАГС. Только пусть она сначала скажет… что-нибудь.
