Он едва успел пролезть в зашипевшие двери автобуса, который тут же отвалил от остановки со своим многоголовым спрессованным грузом. Соглядатай хватко перебирался по поручням, будто паук по лично им сплетенной паутине; на лапе его, далеко торчавшей из волосатого рукава, красовался перстень с сердоликовым кабошоном, похожим на бородавку. Автобус, перетряхивая пассажиров, скакал галопом в сторону центра, и Крылов, боясь упустить неприятеля, маячившего ближе к передней площадке, держался у самого выхода, представлявшего собой на остановках что-то вроде пролома в корпусе подводной лодки. Он пока оставался незамеченным, и это самопроизвольно порождало воспоминания: Таня у пыльного, налитого солнцем автобусного окошка, смотрит вовне, на одинаковые блочные дома, постаравшиеся встать неодинаково, не имеющие отношения к сегодняшнему их свиданию, и на шее у нее плавится огнем прилипшая цепочка. По логике дежа-вю, Крылов ощущал себя в этом прытком автобусе будто в мире соглядатая – в душном окружении его друзей и родственников. Внезапно шпион извернулся всем коротеньким телом и буквально вывалился из автобусных дверей на тротуар. Крылов с секундной задержкой проделал тот же маневр и, пробив упругую человеческую пробку, вытащив с собой большую, словно надувную женщину в пластмассовой панаме, явно собиравшуюся войти, задышал холодным, острым воздухом свободы. Между тем кепка негодяя уже мелькала вдалеке коричневым пятном. Преодолевая головокружение, Крылов на ломких, странными углами встававших ногах устремился за ним.
Теперь город казался Крылову перенаселенным – словно вернулись все исчезнувшие жители и к ним еще прибавилось миллиона полтора. На каждом шагу он налетал на прохожих, точно бился о встречные волны безликой и мутной стихии, стараясь не упустить из виду юркую коричневую крапинку. Иногда удары о встречных были настолько сильны, что у Крылова едва не отламывалась голова, в которой, будто в яйце, шевелился тяжелый птенец. Стихия становилась все плотней, все агрессивней. Вслед Крылову неслись возмущенные крики и нелестные словечки, раз под ногами заскакали, словно размножаясь среди острых туфель и бледных, как рыбины, летних ботинок, рассыпанные яблоки.
Шпион не давал Крылову передышки. Внезапно он исчез, словно провалился под землю. Крылов пробежал вперед на сотню метров, растерянно вернулся, кружась и переступая, словно исполняя танго без партнерши. Он был погружен в глубокую стеклянную тень зеркальных башен Экономического центра, по которым, словно фильм по гигантским плазменным экранам, проходили отражения многоэтажных облаков. В сквозном бесконечном пространстве витрин тропическими бабочками горели дамские платья; внезапно у самых ног гладко расстилались, унося наверх и вниз похожие на ноты неподвижные фигуры, бесшумные эскалаторы; скользили, обвитые зеленоватыми водными каскадами, прозрачные лифты. Невозможно было понять, стоишь ты в витрине, в пассаже или под открытым небом; только лужи на розовой плитке да сырая полоса застиранной травы давали Крылову почувствовать, что он еще не втянут в сквозные аквариумы, где люди, казалось, проходят сквозь стены. Впервые в жизни прозрачность показалась ему враждебной. Если даже соглядатай утратил свою способность ускользать в пустые складки воздуха, лучшего места, чтобы исчезнуть, было не найти.
***
Неподалеку белели в стеклянистом сумраке легкие столики летнего кафе. Крылов упал за крайний, пошатнувшийся под локтем. Птенец в тяжелой голове долбил затылок, собираясь пробить костяную скорлупу. Сразу перед Крыловым возникла официантка в отглаженной теннисной юбочке, высоко открывавшей длинные бронзовые бедра, с ракеткой под мышкой. Цены в меню, украшенном снимками Уимблдона и Кубка Кремля, показались Крылову запредельными; гуляя с Таней, он никогда с таким не сталкивался.
– Вы можете сами взять еду и выпивку в баре, там подешевле, – сочувственно сказала девушка, видя замешательство клиента.
Она была симпатичная, с облупленным вздернутым носиком и темными веснушками, похожими на подтаявшие крошки шоколада. Крылов догадался, что нравится ей, несмотря на свою поношенную одежду с отвислыми карманами, явно пустыми. Такое с ним случалось часто до встречи с Таней, и порой бывало, что такие случайные девушки с плачущими глазами дарили Крылову несколько праздничных недель. Но теперь мускулистая красота загорелой спортсменки была ему так же чужда, как красота породистой лошади. Невольно повинуясь взмаху ее золотистой руки, он через силу повернулся к бару и тут же вскочил с повалившегося стула.
Соглядатай как ни в чем не бывало мелкими шажками отходил от стойки, держа перед собой мягкий от тяжести одноразовый стаканище красного вина и шепотом уговаривая жидкость не шевелиться. Пробежавшись словно по туго натянутой ткани, Крылов настиг негодяя со спины и с наслаждением ухватил за толстое предплечье. Полпорции плеснуло подлецу на рыжие ботинки. Соглядатай прянул и каким-то внутренним усилием сделался вдвое тяжелей, упершись ногами во весь земной покачнувшийся шар.
– В чем дело, я не понимаю. – Глаза его, налитые кровью, косили за плечо, за складку жира между воротом и кепкой. – А, господин Крылов! Вы еще живы, какая приятная новость!
– Тема есть к тебе, урод, – тихо проговорил Крылов в его горячее, будто ватрушка с повидлом, нечистое ухо. Оттого, что он задыхался, получилось слишком тихо, и Крылов добавил погромче, с ненавистью: – Дернешься – убью.
– Да ладно, чего ты сегодня резкий такой! – тонким голосом запротестовал соглядатай. – Присядем давай, присядем и перетрем. Так ведь говорили, когда ты тырил товар на «Восточном»? А теперь говорят: «перепушим». И не «тема», а «пойнт». Ближе надо быть к простому народу!
– Стой на месте, ты, филолог. – Крылов опять увидел на лопатке у соглядатая присохшую дрянь, словно кто пытался нарисовать дерьмом ангельское крылышко. Пятно раздражало нестерпимо, и Крылов принялся сладострастно драть его ногтями. Негодяй кряхтел и жмурился, куртка на его спине превращалась в шерсть и дым. На них уже смотрели; курносая официантка что-то испуганно возражала юному румяному секьюрити, который озабоченно, двумя руками, приглаживал зализанные волосы, готовясь к выступлению.
– Может, ты, дорогой, и ботиночки мне почистишь? – невинно попросил шпион, выставляя вперед одну за другой короткие ножки в рыжих треснутых опорках, на которых пятна от вина напоминали сырую печень. Одна помятая брючина тоже была залита от самого колена. Сокрушенно цокая языком, шпион щепотками приподнял брюки, и этот дамский жест открыл похожие на кухонные тряпки неприличные носки. Свойство шпиона вызывать в руках чесотку было неистребимо, и Крылов, не сдержавшись, легонько дал ему ребром ладони по желтоватой шее, оказавшейся какой-то нечувствительной, вроде диванного валика.
Юный секьюрити, залившись румянцем до корней волос, склеенных гелем в плоские сухие ленточки, нерешительно двинулся вперед.
– Все в порядке, все в порядке! – закричал шпион, останавливая охранника на полпути. – Это мой приятель! А что он убить меня грозится, так это он шутит! Это у него шутки такие! Между прочим, Крылов его фамилия, – хвастливо добавил негодяй, приобнимая Крылова за талию. – Супруг той самой госпожи Тамары Крыловой, про которую пишут в газетах!
Сообщение подлеца вызвало оживление за белыми столиками. На странную парочку стали оборачиваться хорошо одетые посетители, оставляя свое вино и мерцающие, будто стайки моли, голографические игрушки.
Несмотря на то что чтение газет давно считалось простонародным делом, эти люди явно были в курсе, видимо черпая информацию из более технологичных и респектабельных источников. Некто кудрявый, с прической как букет из мелких желтых розочек и с носом в виде карандашика, поспешно менял насадки на трубе профессиональной фотокамеры. Мягко прошелестело, белая вспышка облила Крылова, как холодная вода из шланга. Шпион, довольный, запоздало приосанился, приподнимая свой испачканный стакан за здоровье присутствующих.
– Сетевой журнал «Рифейские иллюстрации»! Еще один снимок, пожалуйста! – Кудрявый теперь выцеливал Крылова снизу, перекатываясь с коленки на коленку, весь обтянутый узеньким костюмом в серебристую полоску.
– Не надо! Уберите! – Крылов загородился локтем, и охранник, почтительно кивнув, стал наступать на репортера с широко раскрытыми руками, будто пытался поймать курицу.
– Вы знали о преступлениях вашей жены?! Как вы относитесь к ее любовной связи с Митей Дымовым?! Правда ли, что госпожа Крылова консервировала покойных для будущих воскрешений?! – выкрикивал теснимый репортер, напрыгивая на секьюрити и высоко поднимая камеру, которая клекотала и вспыхивала у него в руках, будто сумасшедшая.
– А интересные вопросы, между прочим, – заметил соглядатай, бочком, с видом бедного родственника, присаживаясь на свободный стульчик. – Я бы вот почитал такую статейку! Ну чего ты, садись тоже, или сразу бить будешь? Дай хоть допить, что осталось, а потом уж и бей!
