на трех здоровых мужиков, барахтающихся в грязи.
– Я смотрю, ваши дубинки еще не утонули! – закричал он. – Может, постучите как следует друг другу по голове?
Те ответили, что именно, на их взгляд, ему следует сделать со своим какао.
А через две улицы от этого места, корчась от боли, Голдберг убегал в темноту, и за ним, словно два чертенка, неслись его маленькие спасители.
Глава двадцать шестая
Воды Блэкборна
Артур Пэрриш нашел сержанта полиции чересчур настойчивым и на редкость любопытным. И то, как сержант поднял брови, увидев комнату, в которой держали девочку, ему тоже не понравилось.
– Простите, что спрашиваю, мистер Пэрриш, но ведь речь идет о вашей дочери, – удивился тот, оглядывая голые доски на полу, ржавую кровать, промокший матрац и обнаружив отсутствие простыней и полотенец.
Пэрриш приказал себе быть терпеливым. В конце концов, закон на его стороне, пусть сержант думает, что хочет.
Когда полицейский наконец удалился, Пэрриш созвал своих людей. Голова раскалывалась, и от этой боли не было спасения.
– Они напрашиваются на неприятности, – сказал он. – Что ж, они их получат. Ты, Харви, отправляйся в Уайтчепел за Горманом. Проследи, чтобы там все вверх дном перевернули. Кроппер, останешься здесь и будешь ждать, пока полиция вернется с ребенком.
– Думаете, они вернутся, мистер Пэрриш?
– Уверен. Не обращай внимания на сержанта; заместитель комиссара – мой человек. Как я сказал, останешься здесь, пока они не приедут с ребенком, и скажешь, чтобы везли его ко мне в Твикенхем. Туда я сейчас и направляюсь.
Он сложил кое-какие вещи в саквояж. Помощника его слова, похоже, не убедили.
– А как же мистер Ли? – спросил он.
– А что мистер Ли? – переспросил Пэрриш, поднимая голову. Этот аккуратный, опрятный, похожий на клерка человек, казалось, был в ярости, что позволял себе нечасто. Когда же это происходило, перед ним пасовали даже отпетые преступники из Пентонвилля и Дартмура. – Мистер Ли совершенно напрасно доверился мне, – продолжил Пэрриш. – Я сделаю все с наибольшей для себя выгодой, и он не посмеет перечить, потому что ребенок по закону принадлежит мне. Ладно, чего встали? Шевелитесь.
Дэниел Голдберг поморщился. Врач попытался засунуть щипцы поглубже в рану и сказал:
– В чем дело? Выпей лекарство.
– Это не то лекарство.
– Самое лучшее. Шотландское. Ага, нашел.
Что-то звякнуло, упав в металлическую кюветку. Голдберг выдохнул, чуть присвистнув.
– Знаешь, я бы лучше выкурил сигару, – сказал он.
– Никаких сигар. Лекарства пьют, а не курят. Лежи смирно.
Доктор приложил к ране что-то щиплющее.
– Можно, я возьму ее себе, мистер? – спросил Тони, беря в руки окровавленную, сплюснутую пулю.
– Пожалуйста, – ответил врач. – Мне от нее никакой пользы. По-моему, мистеру Голдбергу тоже.
Они находились в небольшой операционной в Сохо. Врач был другом и тоже социалистом, поэтому, когда журналист с ребятами постучались к нему в дверь, он лишь вздохнул, но тут же начал готовиться к операции.
Накладывая повязку Голдбергу на плечо, он сказал:
– Кроме того что я врач, я еще и гражданин, понимаешь?
– Что это значит?
– Это значит, я обязан сообщать в полицию, когда ко мне приходят люди с огнестрельными ранениями. Что происходит, Голдберг?
Журналист глотнул виски и состроил гримасу.
– Работорговля, мошенничество, похищение людей… Сейчас долго объяснять, расскажу потом, когда все завершится. А теперь слушайте, ребята. Лайам, Билл, Брайди и остальные – где они?
– Не знаю, мистер, – ответил Кон. – Они могут быть в десяти разных местах.
– С ним все в порядке? – подозрительно спросил Тони, указывая пальцем на врача.
– С тобой все в порядке? – спросил Голдберг.
– Меня здесь вообще нет, – ответил доктор, складывая инструменты в ванночку с дезинфицирующим раствором. – Я ваша галлюцинация, и я иду спать. Не напрягай особо руку. Когда выйдете, бросьте ключ обратно через разбитое окно над дверью.
Кон и Тони были потрясены.
– Мистер, – обратился к врачу Тони. – Доктор, я хотел сказать. Зачем же вы так со своим ключом поступаете? Это все равно что держать дверь открытой. Мы с Коном придем завтра и покажем, как сделать дверь надежной. Здесь же столько негодяев разных ходит.
– Что ж, по-моему, честный обмен, – ответил врач. – Если кто-нибудь пустит в вас пулю, молодые люди, вы знаете, к кому обратиться. А теперь выметайтесь, уже три часа ночи.
Когда они вышли на улицу, Голдберг сказал:
– Вы говорили, где могут быть остальные…
– Ах да, – вспомнил Кон. – Понимаете, мистер, есть десятки разных домов, где они могут прятаться. К тому же на одном месте они вряд ли будут сидеть. Хотите поискать?
– Сейчас у меня есть кое-какие важные дела. А вы оба отправляйтесь в Ламбет. Когда выясните, где они, пошлете записку по адресу Сохо, Дин-стрит, двадцать семь.
– Дин-стрит, двадцать семь. Мистер, а что это у вас за дела? В чем дело-то?
– Дело в евреях, что живут в Ист-Энде.
– Что, будет драка?
– Возможно. Но…
Кон шлепнул себя по ноге и издал радостный возглас.
– Да уж, наконец-то жидам начистят репу! – завопил он. – Тони, а я бы с радостью…
Он замолчал. Голдберг хмуро смотрел на него, а Тони помертвел от страха.
– Ты, идиот недоделанный, – зашипел он. – Не видишь, что ли, наш друг сам еврей.
Кон разинул рот и покраснел. Для него это было открытием; другие ничего не заметили из-за дождя и темноты. Только сейчас Кон вгляделся в лицо своего нового знакомого.
– Вот это да, – пробубнил он. – Простите, мистер. Если бы я знал, что вы еврей, я бы… я бы… я бы пошел драться за евреев.
– Он ведь помог вам, – вступился за друга Тони. – Это что-то значит.
Кон протянул руку, и Голдберг пожал ее.
– Ладно, – сказал он. – Но больше так не говори, или сильно об этом пожалеешь. Вот… – Он достал из кармана сигары. – Только три осталось. Каждому по одной. Запомните, принесите записку, а если меня там не будет, пусть кто-нибудь позвонит…
– Я умею звонить по телефону, – заявил Тони. – Какой номер?
– Сорок два четырнадцать. Слыхали о Малыше Менделе?
Оба парня кивнули, широко раскрыв глаза.
– Это его номер. На линии будет человек, который передаст то, что вы скажете.
– А вы куда? – спросил Кон. – Драка-то будет?
Голдберг взглянул на маленького вояку, мокнущего под дождем, и помотал головой.
– В другой раз. Найдите ребенка.
Все прикурили свои сигары и направились в разные стороны. Голдберг повернул на восток, прошел по узким улочкам недалеко от Ковент-Гардена, где уже толпились повозки и фургоны, везущие товары на рынок. Грузчики таскали ящики с апельсинами, мешки с орехами, тюки с капустой; воздух был наполнен криками и грохотом тяжелых колес, из баров доносились заманчивые запахи. В ранние утренние часы это была самая оживленная часть Лондона.
Хотя в Уайтчепеле жизнь тоже кипела. Булочник на Холивелл-стрит разжигал печь; громилы Пэрриша собирались в темноте. Голдберг ускорил шаги, надеясь подоспеть вовремя.
Салли услышала шум лифтового двигателя и села. Было не очень темно, слабый свет шел от шахты лифта, и Салли увидела, как на полу увеличивается тень – это значило, что лифт спускается в
