как всегда бывает с Эшем, мои желания не имели значения, потому что, когда я снова открыл глаза, то сразу понял, что он все равно все это видит.
Его взгляд переместился с моих глаз на лицо, и он нежно произнес:
— Патрокл…
Я не хотел слышать, что он скажет дальше, да это и не имело значения. Я выбрал такую жизнь, предпочел поставить его будущее выше нашего, и, в некотором смысле, я заслужил всю ту боль, которую испытывал. И я не знал, что послужило причиной его полуночного визита, этой пропитанной дождем смеси секса и отчаяния, но я был слишком взбешен и изголодавшимся, чтобы позволить этому случиться, не насладившись каждым мгновением. Подавшись вперед я поцеловал его так, что он не смог вымолвить ни слова, и мой поцелуй, казалось, вновь разжег то пламя, которое горело в нем, когда он пытался выбить мою дверь.
Нежность исчезла, Эш снова принялся дергать мой ремень и жадно впиваться в мой рот.
— Я не могу ждать, — пробормотал он в мои губы. Нетерпение ясно читалось в его голосе, в его руках, в эрекции, натянувшей переднюю часть брюк. Я умирал от желания узнать, что же произошло в промежутке между его речью и этим моментом, что же привело его в такое состояние.
— Прости, — сказал он, наконец расстегивая мои штаны и сжимая мой член в кулаке так крепко и сильно, что все мысли вылетели из головы. — Раньше я думал, что этот момент… если мы когда-нибудь снова будем вместе… Думал, что он будет другим, более долгим и приятным, но…
— Не извиняйся, — сказал я в ответ, затаив дыхание, все мое тело напряглось, как тетива лука, когда он все сильнее и сильнее прижимал меня к себе. — Пожалуйста, не извиняйся.
— Что ж, я не настолько сильно извиняюсь.
Появилась ямочка на его щеке, и на мгновение я увидел молодого мужчину, стоящего надо мной в лесу и желающего услышать мои мольбы. А в следующий момент я уже летел на обеденный стол, и посуда — опять же от декоратора Морган — с грохотом упала на пол. Мы оба проигнорировали это; Эш склонился надо мной и повернул мою голову, чтобы я мог поцеловать его, а затем почувствовал на своей спине укусы, которые едва ощущались сквозь тонкий хлопок моей рубашки. Мои брюки были спущены до лодыжек, а ноги разведены в стороны.
— Эмбри, — позвал Эш.
— В спальне, — выдохнул я. — Верхний ящик комода.
На поиск у него ушла всего секунда, хотя для меня, обнаженного и наклоненного через стол, эта секунда показалась месяцем, паника и похоть охватили все мое тело. Передумает ли он? Решит ли, что слишком мало времени прошло после смерти Дженни? Войдет ли он в мою спальню королем, а выйдет ли оттуда разбитым?
Мне не стоило беспокоиться. Он вернулся из спальни, как тигр, подкрадывающийся к своей добыче, и, появившись у стола, провел рукой по моей спине, и по его голосу я понял, что он улыбался.
— Ты наконец научился послушанию, Маленький принц?
— Пошел ты.
— У тебя все такой же грязный рот. А я-то думал, мы друзья.
Он запустил руку в мои волосы, чтобы оторвать мою голову от стола.
Мои глаза наполнились слезами; моя кровь забурлила при виде и ощущении той его части, в которой мне так долго отказывали. Эту часть себя он так долго скрывал.
Когда я выгнулся дугой, палец вошел в меня, исследуя небрежно, даже грубо, и я так жаждал этого спустя годы, проведенные в Карпатии. Смазка была холодной, палец — теплым, а голос Эша — сочетанием льда и пламени, когда он прошептал:
— Все так, как я помню. Такой же крепкий и чертовски сильный… — Его рука оставила мои волосы, чтобы схватить меня за задницу, за левое бедро, сжимая и похлопывая по боку, как будто я был породистым жеребцом. — Все тот же ты.
Я чувствовал биение сердца в своем члене. Я чувствовал биение своего сердца повсюду, как будто оно было где-то вне меня и заполняло всю комнату. Конечно, оно было не на месте. Много лет назад я отдал его солдату, стоявшему позади меня.
— Не могу дождаться, — снова пробормотал он.
Я почувствовал, что он вытащил палец, и как будто с ним потерял какую-то часть себя, а затем услышал звук бряцания пряжки о ремень, металлическое жужжание молнии. В тот момент, когда головка коснулась чувствительной кожи моего заднего прохода, я неосознанно содрогнулся.
— У меня не было, — сказал я дрожащим голосом. — Ни с кем. После тебя.
Если я считал, что это заставит его задуматься, немного приструнит тигра, то я ошибался. Во всяком случае, казалось, что мои слова разожгли в нем новый огонь, дали почувствовать какое-то темное, первобытное удовольствие.
— Хорошо, — прорычал он.
И вошел в меня так грубо и быстро, как вошел бы в женщину, проталкивая крупную головку при первом толчке, и вгоняя весь член — при втором. Стоны вырвались из его горла, когда он вошел, и его массивные руки обхватили мои бедра, удерживая меня на месте, пока я извивалась под ним.
— Черт, — Он такой большой. Такой невероятно большой, и он разрывал меня на части своим членом. — Срань Господня.
От солдата, стоявшего позади меня, не было ни пощады, ни сожаления. Он вошел, вытащил, снова подался вперед. Я извивался, он придавил меня, я попытался пошевелить ногами, но он пинком развел их в стороны. Это его я чувствовал внутри меня, надо мной и позади; это он брал то, что хотел, в чем нуждался; это его я жаждал так сильно и так долго, что забыл, каково это — не желать.
Он действовал жестко, действовал нечестно, ведь единственное внимание, которое он уделял моему телу, — случайные шлепки по боку и царапанье ногтями под рубашкой, и я бы кончил так быстро, что даже стыдно, если бы он продолжал в том же духе.
— Я вытрахаю из тебя всю сперму, — сказал он мне на ухо, а затем сдержал свое слово, протянув руку и засунув мой налившийся член мне между ног. Край стола удерживал его направленным прямо вниз, вся кровь и все ощущения в моем теле собрались в двадцати пульсирующих сантиметрах, а затем он отпустил мой член.
Я хотел умолять Эша хотя бы не выпускать его, даже если он не собирался гладить меня, потому что иначе это будет невыносимо, как будто само по себе удовольствие было слишком сильным. Я хотел умолять его остановиться и быть жестче, я хотел умолять
