— Вы меня отравили! — вскрикиваю я, вытирая губы рукой.
— Это просто рыбий жир, — успокаивает меня Бригид, но я не в силах отвести взгляд от миссис Найтуинг.
— Я вас разоблачу, — вслух произношу я.
Миссис Найтуинг стремительно оборачивается.
— Что вы сказали?
— Я вас разоблачу, — повторяю я.
Удивление, на секунду вспыхнувшее в глазах миссис Найтуинг, сменяется безмятежностью.
— Думаю, мисс Дойл следует провести сегодняшний день в постели, Бригид. Пусть отдыхает, пока не почувствует себя лучше.
Хотя меня в приказном порядке укладывают в постель, я не могу спать. Такое ощущение, словно кто-то выпустил на меня горсть муравьев, и они бегают по коже. К полудню начинают болеть все мышцы и стучит в голове, но я наконец освободилась от того, к чему была так пристрастна Вильгельмина. Мне очень не понравилось последнее видение, я боюсь, что повторится нечто в этом роде.
Миссис Найтуинг лично приносит мне чай на подносе.
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше.
Аромат жареного хлеба с маслом достигает моего носа, и я вдруг осознаю, что чудовищно голодна.
— Сахар? — спрашивает директриса, держа ложку над сахарницей.
— Да, пожалуйста. Три… две ложечки, если можно.
— Можно и три положить, если вам хочется, — говорит миссис Найтуинг.
— Да. Тогда лучше три. Спасибо.
Я глотаю жареный хлеб куда быстрее, чем позволяют хорошие манеры. Миссис Найтуинг оглядывает мою комнату, потом наконец садится, устроившись на самом краешке стула, будто сиденье сплошь утыкано гвоздями.
— Что вы имели в виду под тем замечанием? — спрашивает она.
Ее взгляд пронизывает меня насквозь. Хлеб вдруг застревает в горле.
— Каким замечанием? — спрашиваю я.
— Вы не помните, что говорили?
— Боюсь, я вообще ничего не помню, — лгу я.
Она смотрит на меня еще мгновение-другое, потом предлагает добавить в чай молока, и я соглашаюсь.
— Мать Елена объяснила, зачем рисовала колдовские знаки? — спрашивает миссис Найтуинг, меняя тему.
— Она верит, что это нас защитит, — осторожно отвечаю я. — Она думает, что кто-то пытается привести обратно умерших.
Директриса не проявляет никаких чувств.
— Мать Елена нездорова, — говорит она, как бы отметая всяческие подозрения.
Я намазываю на тост варенье.
— Миссис Найтуинг, а почему вы решили восстановить восточное крыло?
Миссис Найтуинг наливает и себе чашечку чая, без сахара и молока, смягчающих вкус.
— Боюсь, я не совсем понимаю смысл вашего вопроса.
— Но ведь прошло двадцать пять лет после пожара. Почему именно сейчас?
Миссис Найтуинг смахивает с юбки какую-то пушинку и разглаживает ткань.
— Нам понадобились долгие годы, чтобы накопить денег на ремонт, иначе все было бы сделано гораздо раньше. Я очень надеюсь, что воссоздание восточного крыла сотрет паутину с нашей репутации и поможет нам обрести гораздо большее уважение.
Она отпивает чай и слегка кривится, но хотя чай слишком горький, она не протягивает руку к сахарнице.
— Каждый год я теряю учениц, они отправляются в более новые школы, вроде школы мисс Пеннингтон. На Академию Спенс как школу для дебютанток смотрят как на нечто устаревшее; ее привлекательность падает. Но эта школа — дело всей моей жизни. Я должна сделать все, что в моих силах, чтобы она продолжала жить. Мисс Дойл?
Директриса пристально смотрит на меня.
— Я не хочу быть фамильярной, но у меня такое чувство, что вы достойны доверия, мисс Дойл. Вам досталась немалая доля испытаний. Но они закаляют, выковывают характер.
Она одаряет меня скупой улыбкой.
— А мисс Мак-Клити вы тоже доверяете?
Я крепко сжимаю чашку, избегая взгляда директрисы.
— Что за вопрос? Конечно, я ей доверяю, — отвечает она.
— Как сестре, так бы вы сказали? — продолжаю я.
— Как подруге и коллеге, — уточняет миссис Найтуинг.
Несмотря на чай, у меня пересыхает в горле.
— А как насчет Вильгельмины Вьятт? Ей вы доверяли?
Губы миссис Найтуинг плотно сжимаются, вытягиваясь в прямую линию.
— Где вы слышали это имя?
— Но она ведь была ученицей школы Спенс? Племянницей миссис Спенс?
— Да, была, — произносит миссис Найтуинг, почти не разжимая губ.
Нет, так просто из нее ничего не вытянешь.
— А почему она сюда не приезжает? — спрашиваю я, изображая невинность. — Как одна из лучших дочерей школы?
— Боюсь, она была не одной из лучших дочерей, а одним из главных разочарований, — фыркает миссис Найтуинг. — Она пыталась помешать нам восстановить восточное крыло.
— Но зачем бы ей это делать?
Миссис Найтуинг аккуратно складывает свою салфетку и кладет ее на поднос.
— Не могу сказать. В конце концов, мы ведь именно по ее предложению начали попытки восстановления.
— По предложению мисс Вьятт? — растерянно переспрашиваю я.
— Да.
Миссис Найтуинг делает глоточек чая.
— И она взяла кое-что, принадлежавшее мне.
— Принадлежавшее вам? И что это было?
— Некая реликвия, доверенная моей заботе. Ценная вещь. Еще чая?
Миссис Найтуинг поднимает чайник.
— Это был кинжал? — выпаливаю я.
Директриса бледнеет.
— Мисс Дойл, я пришла, чтобы предложить вам чая, а не для того, чтобы вы меня допрашивали. Вы хотите еще или нет?
— Нет, спасибо, — отвечаю я и ставлю чашку на поднос.
— Ну и хорошо, — говорит она, собирая все. — Отдыхайте, я уверена, к утру вы будете чувствовать себя лучше некуда, мисс Дойл.
И с этими словами миссис Найтуинг забирает поднос и уходит, оставляя меня, как обычно, с гораздо большим количеством новых вопросов.
Я слишком взволнована, чтобы спать. Я боюсь снов и просто в ужасе от того, что может начаться новое видение. А поскольку я не ела ничего, кроме пары кусочков жареного хлеба, я просто умираю от голода. Я готова слопать простыни с кровати.
Прикрывая ладонью огонек свечи, я на цыпочках крадусь через холодные, застывшие в тишине темные коридоры, вниз, в кухню. Странная коллекция талисманов Бригид все так же красуется здесь. На подоконниках ветки рябины, на стене — крест. Я надеюсь, что Бригид не всю еду отдала эльфам. Я шарю в кладовой и нахожу яблоко, лишь слегка помятое. Я сжираю его, откусывая огромные куски. И только собираюсь приняться за ломоть сыра, как слышу голоса. Я задуваю свечу и выскальзываю в коридор. Слабый свет сочится из-под двери большой гостиной.
Кто-то спускается по лестнице. Я ныряю в тень под ступенями и дрожу в темноте, гадая, кто бы это мог бродить по школе в такой час. И вижу мисс Мак-Клити, в ночном пеньюаре, со свечой в руке. Я прижимаюсь спиной к стене, пока не чувствую, что позвоночник вот-вот треснет.
Мисс Мак-Клити проскальзывает в гостиную, оставляя дверь чуть приоткрытой.
— Я позволил себе войти, — говорит мужской голос.
— Вижу уже, — отвечает мисс Мак-Клити.
— Она спит и ей снятся фрукты в сахаре?
— Да.
— Ты в этом уверена? — ворчливо спрашивает мужчина. — Она тут недавно навестила меня у Темзы. Она и братец Картик.
Фоулсон!..
— Она тебе лгала, Сахира. Она владеет магией, будь уверена. Я ее на себе почувствовал, да еще и как.
Фоулсон встает; я вижу его тень на стене.
— Ты думаешь, я сама этого не знаю? — отвечает мисс Мак-Клити ледяным голосом. — Мы отберем магию у нее. Наберись терпения.
— Она опасна, Сахира, — настаивает Фоулсон. — Она слишком опрометчива, безрассудна. Она нас погубит.
Тень мисс Мак-Клити приближается к тени Фоулсона.
— Она всего лишь девочка.
— Ты ее недооцениваешь, — возражает Фоулсон, но его голос смягчается.
Их тени еще более сближаются.
— Как только мы достроим башню восточного крыла, тайная дверь откроется нам. И тогда мы снова завладеем сферами и магией.
— А потом? — спрашивает Фоулсон.
— Потом…
Тень головы Фоулсона наклоняется к тени Мак-Клити. Их лица встречаются и сливаются в единое темное пятно на стене. Меня скручивает от ненависти к ним обоим.
— Ты немножко сумасшедшая, Сахира, — говорит Фоулсон.
— Обычно тебе нравилось это мое качество, — мурлычет мисс Мак-Клити.
— А я и не говорил, что оно мне больше не нравится.
Голоса утихают, слышны только вздохи и неразборчивое бормотание, и я заливаюсь краской, ощутив горячую тяжесть в животе.
Наконец Фоулсон тихо говорит:
— Мне это необходимо, Сахира. Если я единственный из них, кому позволено войти туда вместе с тобой и Орденом, я смогу назвать им свою цену. Они за это назовут меня великим человеком. Я хочу навсегда их уничтожить. Я хочу сидеть на должном месте, сам владеть властью!
— Так и будет, — отвечает мисс Мак-Клити. — Обещаю. Предоставь это мне.