Но приказ был уже отдан, обоз тронулся в тяжелый путь, и Варю было уже невозможно остановить. Она торопилась навстречу своей судьбе, только гнала ее не вера в будущее, а злая и бессильная ревность…
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
В конце визита женщина всегда обращается со своим поклонником лучше, чем того желала бы…
Стендаль1
Странно. Нестеров не жалел теперь о запаздывающем обозе. Он забыл свое нетерпение и иногда даже с грустью думал, что скоро Христина уйдет от него. Первая оленья упряжка на перевале появится как сигнал к ее уходу. И если он взглядывал на перевал, где три одиноких камня были приметой для погонщиков, то лишь для того, чтобы убедиться — сигнала еще нет.
Им овладела жадность к работе. Он готов был работать круглые сутки, благо судьба послала добровольную и очень послушную помощницу. Он снова был не только гостеприимным хозяином, но и рачительным начальником. Ему нравилось приказывать Христине, следить за тем, как она стремилась точно и быстро исполнять самые незначительные поручения. Нравилось ощущать власть над этой строптивой девушкой, по природе своей не склонной подчиняться кому бы то ни было. Однако ему она подчинялась с несвойственным ей смирением, и если иногда и становилась хозяйкой, то касалось это лишь домашних занятии, споров о приметах, охоты, заготовки дров, то есть тех вещей, в суждениях о которых Сергей и сам с удовольствием уступал ей первенство.
Когда к концу пятого дня Христина сказала, что обоз едва ли пройдет до последних апрельских заморозков, Сергей даже обрадовался этому. Но тут же заспорил, что остяки пройдут с обозом при любых обстоятельствах, и даже рассердился на себя за то первое ощущение радости. Для того чтобы как-нибудь освободиться от этого двойственного чувства и в то же время не потерять ту радость, которую доставляло ему присутствие Христины, он предложил девушке остаться на разведке, когда прибудут механизмы, яркими красками описывая труд геолога. Но Христина сказала:
— Если бы мне так научиться уговаривать! А то всю отцовскую работу приходится вести одной. Вы не пойдете ко мне на выучку, Сергей Николаевич?
— Я не шучу, Христина. Осенью вы могли бы поступить в геологоразведочный институт. Я подготовлю вас к испытаниям на второй курс.
— Я и так осенью пойду в институт. Правда, в Лесной. Каждый человек должен учиться делу, которое он любит. Меня и сейчас мои дела ждут, — неожиданно добавила она, не поднимая головы и в упор глядя на огонь.
Сергей молчал. Христина подняла голову, посмотрела на него, сказала:
— Завтра я уйду.
Раньше чем она произнесла эти слова, у него уже были готовы тысячи возражений. Но, еще не начав их высказывать, он знал, что Христина легко опровергнет их, как бы настойчив он ни был. И все-таки заговорил, заранее чувствуя себя побежденным:
— Как вы пойдете, Христина? Вы же сами сказали, что сейчас через реки не перебраться, что в каждом логе вода, с каждой скалы обвал. Подождите до прихода обоза.
Она поглядела странным своим взглядом, в котором уживались и насмешка и грусть, и ответила:
— Это у горожан так: если машина пройдет, значит, и человек проберется. А у нас иначе: где волк пробежит, там и охотнику путь.
— Но какая сейчас в лесу работа?
Она усмехнулась:
— Что вы знаете о лесе? Теперь каждое дерево воскресает — тут-то ему и нужен уход. В этом году будут брать дерево в соку, первый раз в нашем квартале начнется летняя рубка. Пришлют вот таких же незнающих, они мне весь лес погубят. Каждое дерево им надо указать.
Она перешла в наступление. Теперь Сергей был бессилен. Он сказал:
— Что же я тут один буду делать? С вами еще можно было работать. А одному? — Он пожал плечами, давая этим понять всю безнадежность своего положения.
Она с сожалением сказала:
— Да, вам будет очень трудно.
— Останьтесь хоть на один-два дня.
— Зачем?
— Мне надо перевалить через горы, осмотреть примыкающий район. Я постараюсь вернуться завтра же, но не хочется, чтобы здесь дело стояло.
— Хорошо, — просто ответила она.
Утром он собрался в путь. Христина, внимательно выслушивая наставления, как и что делать, собирала ему еду на дорогу. Он все медлил.
— Возвращайтесь засветло, — сказала она, словно напоминая, что пора уходить.
Он взялся за деревянную скобу, вытесанную Христиной. Когда Христина исчезнет, здесь все будет напоминать о ней. Вот эти гладко обтесанные бревна, скамейка, у которой одна ножка короче другой, стол из двух несшитых плах, деревянные спицы, на которые он будет вешать одежду, дверная скоба, за которую ему придется браться по нескольку раз в день. На всем, что имеется здесь, Христина оставит незримую печать своих прикосновений, своей выдумки.
Он оглянулся и встретил внимательный и печальный взгляд Христины. Она смутилась, сказала:
— Будьте осторожны…
Это беспокойство было бальзамом, от которого стало легче на сердце. Он ждал еще каких-то слов, но Христина уже отвернулась, собирая инструмент.
Она проводила его до последнего шурфа. Оглядываясь с горы, он еще долго видел ее возле квадратной насыпи вынутой породы.
До обеда Христина трудилась в шурфе возле глядельца. Она вела себя как добросовестная хозяйка, заботящаяся о том, чтобы по уходе оставить все в полном порядке. Добравшись до каменной подошвы под наносной породой, она очистила ее, срезала и подровняла стенку шурфа. Выбросив землю на поверхность и выбравшись из ямы, она тревожно огляделась. Что-то беспокоило ее в природе, какие-то неясные еще, но опасные изменения.
Она продолжала свое дело. Сложила породу в четырехугольную пирамиду, как учил ее Сергей. Отобрала в мешочки пробу с подошвы пирамиды, из середины и с верхушки. Часам к трем она вернулась в жилье, поставила мешочки с пробой в угол, занялась обедом. Но тревога не покидала ее. Христина часто открывала дверь, смотрела на близкие, ставшие совсем синими от напитавшегося водой снега вершины гор, прислушивалась к тишине, которая словно колебалась от множества неприметных в отдельности шумов.
После обеда она вышла к следующему шурфу.
На половине дороги она услышала очень далекий, но грозный и устрашающий грохот, похожий на продолжительный раскат грома. С волнением увидела, как с северного склона, на который поднялся Сергей, ринулась лавина подтаявшего снега, камней и черной земли. Грохот все приближался; в нем можно было различить отдельные звуки; стон падающих деревьев, удары каменных глыб. Затем все стихло; воздух наполнился влагой, от которой полушубок Христины сразу стал сырым и тяжелым.
