— Надо договориться о снабжении. А правда, она занятная девушка? — и, не дождавшись ответа, побежала дальше.
Варя медленно вошла в избушку.
Обо всем этом с Христиной надлежало договориться ей самой. Очевидно, Головлев опять понял, какие чувства возбуждает в ней встреча с лесничихой, если захотел избавить ее от неловкого чувства унижения, которое она испытала, встретясь с нею. Прислонившись к косяку дверей, глядя на медленно разгоравшийся огонь в камельке, застилавший дымом помещение, ощущая неприятную связанность всех движений от мокрой одежды, от которой клубился пар, Варя еще раз услышала шаги Христины, затем голоса ее и Головлева. Парторг давал Христине последний наказ:
— Скажите Марии Семеновне, Христина, что с мукой нам тут некогда возиться, пусть насушит сухарей. Иляшев придет за ними через три дня. Наряд я оставил на кордоне…
— Хорошо, хорошо, — бесстрастным, как будто заледеневшим голосом ответила Христина, и Варя с недоброй усмешкой отметила, что ей, видно, тоже нелегко разговаривать о делах.
Заскрипел снег под лыжами, послышался уже издалека голос Головлева: «Счастливого пути!» Потом восторженный возглас Юли: «Какая девушка, товарищ Головлев! Недаром ее называют Хозяйкой леса!» — и одобрительный ответ парторга: «Да, на нее можно положиться и в труде и в дружбе». И все смолкло.
И Варя невольно подумала: «А на меня? Можно ли положиться на меня?»
Ей вдруг стало зябко самой от этого вопроса. Она пошевелила огонь в камельке. Дым постепенно вытянуло, теперь он стоял столбом над камельком и уходил в самодельную трубу. Стало теплее и в комнате и на сердце.
Издалека послышался голос Нестерова. Она торопливо вышла из избушки, чтобы первой встретить его, и услышала, как он нетерпеливо зовет:
— Христина!
К избушке с безразличным видом подошла Даша. Варе показалось, что она ослышалась, что Нестеров крикнул другое. Она неловко сказала:
— Кажется, Сергей Николаевич идет?
Даша взглянула на нее. Глаза у Даши были злые, умудренные каким-то неизвестным Варе, но большим опытом, и по тому неожиданному и непонятному страданию, которое отражалось в них, тогда как лицо оставалось спокойным, Варя поняла, что эта вот глубина и умудренность и отличает Дашу-женщину от Даши-девушки, веселой, иногда легкомысленной, но всегда простушки. Даша с кажущимся равнодушием сказала:
— Да, Сергей Николаевич Христину кличет. Вот черт, совсем сапоги пробились. — И тем же тоном: — Как она вам понравилась, Варя? — И так как Варя молчала, ответила сама: — Опасная девчонка!
Это прозвучало как приглашение к совместному отпору, будто Даша хотела защищать свои права на Лукомцева рядом с Варей, которой необходимо защищать права на Сергея. К ним подошли Головлев, Евлахов, рабочие, погонщики. Они стояли кружком, ожидая, когда появится Нестеров. И Варя в душе поблагодарила их за то, что они помешали Даше продолжать этот тяжелый для нее разговор. Но она уже не могла с прежней простотой и добродушием относиться к этой девушке, которая вдруг показала ей совсем другую душу — ревнивую, жаждущую власти, непокорную, душу женщины, долго дремавшую и вдруг пробудившуюся. Неужели Варе тоже предстоит испытать все это? А может быть, именно это она и испытывает теперь, узнав о существовании Христины?
Сергей вбежал в круг погонщиков. Не снимая лыж, он неловко расцеловался с Головлевым, потом протянул руки Варе, Столько радости было в этом его движении, столько света в его обращенном к ней взгляде, что она забыла все свои подозрения. Нетерпеливо срывая крепления с башмаков, он все говорил торопливым, счастливым голосом:
— Вы приехали! Добрались! Как я рад, Варя, что ты здесь! А что Саламатов? Что Палехов?
Всем хотелось рассказывать ему подробности, поэтому каждый перебивал другого, и началась та веселая суматоха восклицаний и обрывочных сведений, которая создает иной раз более полную картину, чем подробный рассказ, потому что сердце подсказывает самые значащие слова.
Но вот он обнял Варю за плечи и ввел в жилье продолжая все так же торопливо расспрашивать:
— И рентген привезли? И мотор есть? — Вдруг оглянулся удивленно и, не слушая ответов Вари, спросил: — А где же Христина?
— Ушла, — ответила Варя. И бессильно солгала: — Мать просила ее вернуться домой.
Она с возрастающей ревностью прислушивалась к оттенкам его голоса. Он оживленно сказал:
— А я хотел похвастать. Два дня я бродил в горах и теперь знаю точно: верховья древней реки были здесь! Алмазы должны находиться в отложениях этой древней долины.
Он наклонился над оставленными Христиной пробами, перебрал камни, рассыпал их между пальцами и вдруг закричал:
— Видишь, видишь, вот он — алмаз!
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Увы, это было!
Д. Свифт1
Христина ушла.
Но алмаз, добытый ее руками, остался. Он служил напоминанием, он торопил Сергея, он беспокоил Варю, потому что ей казалось, будто, разговаривая с ней, Сергей обращается к Христине за советом и помощью.
Лагерь жил шумно и торопливо. В гуле голосов, в журчании воды на промывальных станках, в скрипе коробов, в которых подвозили породу, — во всем многообразном звучании труда отсутствие Христины было незаметно. Но едва наступал вечор и прекращались работы, Сергей снова вспоминал ее, вовсе не желая обижать Варю. Он оговаривался именем Христины, вспоминая шурф у глядельца, на который возлагал великие надежды. Или заговаривал о пробах, добытых вместе с Христиной, и просил Варю проверить их в первую очередь.
Замечая, как бледнеет Варя при имени Христины, он терялся и умолкал, но его молчание только сильнее сердило Варю.
У нее не было смелости спросить, чем Христина, дикая, как ей думалось, лесная птица, приманила Сергея. И все чаще она задумывалась о том, что все в этом лесу, в горах будет напоминать ему о Христине и никогда им не будет покоя. Одно спасение виделось ей: как можно скорее закончить работу и увезти отсюда Сергея.
В течение целого месяца, пока шла промывка проб из шурфов, начатых еще вместе с Христиной, Сергей видел Варю только урывками, когда она, обычно поздно вечером, приходила сообщить о результатах рентгеновской проверки. Наступила весна, потом начали подсыхать болота, становилось все жарче, а они и не замечали этого движения времени, его примет. Возвращаясь с работы, Сергей слышал только стрекотание мотора в палатке, раскинутой рядом с его избушкой. Этот рокот напоминал биение сердца, да, впрочем, мотор и был сердцем разведки. И Сергей с благодарностью думал о том, какими трудами и лишениями оплатила Варя свою веру в удачу, доставляя в парму механизмы.
