— Ты же знаешь, Тиза, почему муж меня встречает. Я бы тебе такого молодца не пожелала.
— Счастья своего не ценишь! — не сдавалась Тиза. — Я бы знала, как пользоваться. Покоя б ему не давала, он бы так выматывался, что и ревность забывал. Или про здоровяков правду болтают, и у него там с мышкин нос? — захохотала. — Коли так, легко смекнуть, чего он из-за тебя трясется. Ты девка недурная, хоть и волос острижен!
Иволга ничего не ответила, изобразила смущение. От нее не укрылся сочувственный взгляд, брошенный Шаной, той самой теткой, которая в первый день провела отобранных девушек на кухню. Это было хорошим знаком.
Иволга и Кайт с первого вечера по наущению Илекса разыгрывали у ворот замка одну и ту же сценку. Парень изображал ревнивого мужа, причем не скупился на мрачные краски: старался выглядеть нетрезвым, ругался, то и дело замахивался на девушку. Иви, из памяти которой еще не стерлись годы жизни в «Медвежьей шкуре», совсем нетрудно было прикинуться испуганной. Когда Кайт особенно входил в раж, у нее даже слезы выступали, так живо вспоминались крики хозяина и тумаки Клуши.
Стоило парочке достаточно далеко отойти от замка и убедиться, что те, для кого разыгрывалось представление, видеть их больше не могут, друг рассыпался в извинениях и угощал Иволгу заранее припасенной сладостью.
— Я же не маленькая, Кайт, — смеялась девушка, но от угощения не отказывалась.
— Ты так похоже пугаешься. Я начинаю чувствовать себя настоящим подонком. Вот доберусь до Серпа, он мне и за это ответит!
— Да ладно тебе. Ты ведь тоже не веришь, что он замыслил худое.
— Скорее, не хочу верить, — проворчал Кайт.
Добраться до чародея, несмотря на все усилия, пока не получалось. А потом пополз слух, что жених Эроны отбыл на родину по срочному делу. Иволга забеспокоилась, хотя и не поверила досужим сплетням, на что у нее была веская причина.
Когда девушка впервые собиралась в замок, Илекс протянул ей крупную каменную бусину.
— Вот, возьми. Пусть она будет при тебе.
— Но ты говорил, мне нельзя носить амулеты, — Иви разглядывала на свет полупрозрачный камешек, похожий на темно-рыжую блестящую ягоду.
— Это не простой амулет. И даже не амулет в полном смысле, — пояснил Илекс. — Бусина выточена из сердолика, камня сердца. Я не накладывал на нее никаких чар, только поговорил. С камнями можно договариваться.
— Я знаю, Серп мне рассказывал, — кивнула Иви. — Их просят позволить наложить те или иные чары.
— Так и есть. Но, поскольку зачарованные вещи непременно обнаружат при проверке, я просто попросил камень помочь тебе найти того, к кому стремится твое сердце. Ни один чародей, ни один амулет не почувствует в этой бусине чар. А она станет исправно служить тебе до тех пор, пока твое желание найти Серпилуса будет искренним.
— Это и есть чары сердца? — спросила Иви.
— Он и про них тебе рассказывал? — удивился Илекс.
— Упомянул как-то один раз. Он в них не верит. А они есть, ведь правда?
— О, не сомневайся, — улыбнулся Нетопырь. — Но, боюсь, без твоей помощи этому глупцу не удастся убедиться в их существовании.
Больше чародей ничего не сказал, а Иволга не стала допытываться, как именно она может помочь Серпу овладеть чарами сердца. Ей казалось, она знает ответ или хотя бы догадывается.
Девушка нанизала бусину на шнурок платья и держала ее заправленной за корсаж, чтобы необычное украшение не привлекло внимания и не потерялось. Стоило войти в замок, и камешек теплел, становясь все горячее по мере приближения к трапезной, когда Серп был там.
Сердолик не перестал становиться теплым и после того, как в замке пошли разговоры об отбытии принца, значит, это была ложь, но ложь тревожная. Почему чародей больше не делит трапезу с принцессой? Уж не случилось ли с ним чего?
Илекс не привык задаваться вопросами попусту и решил, что пора переходить к более решительным действиям.
В тот день Иви пришла к воротам королевской крепости со здоровенным синяком во всю щеку. Ари и Кайт несколько часов трудились над этим шедевром изобразительного искусства, споря и подбирая краски и оттенки, которые, с одной стороны, выглядели бы естественно, с другой — достаточно устрашающе. Для начала супруга Илекса натерла кожу девушки каким-то составом, и щека заметно припухла.
— Выглядит замечательно! — с гордостью сказала женщина, когда они с Крестэлем закончили работу и любовались плодами своих трудов. — Эти краски трудно отмыть, так что не бойся ни дождя, ни брызг в лицо. А вот опухоль, как и положено, постепенно спадет.
— Зрелище кошмарное, — сказал Кайт. — Я бы, увидев такое, точно отлупил виновника.
Иволга, едва ли не с содроганием разглядывая себя в зеркало, склонна была согласиться. Лицо ее выглядело жутко, но на диво правдоподобно. Продажные девицы в Залесном частенько щеголяли такими же цветистыми украшениями.
— Знаешь, я тебе даже завидую, — щебетала жена чародея. — Это так интересно: проникнуть в королевский замок, с помощью хитроумного обмана остаться там на ночь…
— А я завидую тебе, — Иви бросила взгляд на округлившийся живот Ари. На нем покоилась рука, запястье которой охватывал серебристый рисунок: стебли завилики и имя Илекса.
— Прости… — смутилась женщина. — Когда ты счастлива, кажется, что и все вокруг… Я верю, что у тебя тоже все будет хорошо! — порывисто обняла девушку. — Илекс не оставит твоего чародея без помощи. Не может этот Серпилус быть негодяем, раз ты его любишь.
Кайт покачал головой и молча вышел из комнаты. Ему хотелось верить, что Серп не задумал ничего противозаконного. В Мелге палач вел себя молодцом, чем сумел вызвать уважение, но тут, в столице, ставки совсем другие.
Нарисованный синяк сработал мгновенно. День явления с художествами на лице выбрали не случайно: сегодня на воротах должен был стоять тот самый стражник, который прозвал Иви солнышком. Он и раньше неодобрительно поглядывал на сцены, что разыгрывал Кайт. Как-то на следующий день после особенно бурной зашел на кухню и о чем-то говорил с Шаной, причем от Иволги не укрылось, что оба посмотрели в ее сторону. Теперь, увидев следы побоев, солдат стал мрачным, как зимние сумерки.
— Откуда это? — протянул руку к щеке девушки, но не коснулся.
— Я ударилась… Случайно, — пробормотала Иви, совершенно искренне заливаясь краской. Стражник ей сочувствует, а она лжет ему прямо в лицо, хотя и не замышляет худого.
— Обо что же? — мужчина заступил дорогу, видно, желая получить ответы на все вопросы.
— О дверной косяк…
— А я думаю, ударилась ты не случайно. И не о косяк, а о кулак твоего муженька… — далее последовали ругательства умеренной крепости. Солдат наверняка умел выражаться гораздо более цветисто, но не хотел оскорблять слух девушки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
