– Какие песни?
– Рок-н-ролл, наверное.
– Это то, что продается. Для нового свинга места на рынке нет.
– С рок-н-ролла можно начать.
– Баллады, любовные песни, – предложил он. – Может, блюз.
– Конечно. Почему нет?
– Кантри и вестерн?
Я пожал плечами:
– Ничего не имею против.
– Бродвейские мюзиклы?
– Это было бы интересно.
– Симфонии?
– Знаешь, симфонии – это вряд ли.
– Значит, только после двенадцати.
– Я – не Моцарт.
– А я все гадал, когда же ты начнешь относиться к себе построже.
– Может, я – никто, не Моцарт, не Коул Портер, не Док Помус[56] и не кто-то еще, кто может писать хорошую музыку. Но я должен попытаться, правда?
– Попытаться ты должен, – согласился он. – И ты – не никто.
Мы какое-то время продолжали этот разговор, а когда он засобирался домой, я спросил:
– У тебя есть маленький, с авторучку, фонарик?
– А зачем он тебе понадобился?
– Когда-нибудь скажу. А пока он мне просто нужен.
– Я тебе достану.
– Отлично. Как насчет завтра?
– Хорошо. Принесу завтра.
91
На следующий день со спины сняли швы. Конечно, процедура оказалась не из приятных, но и не такая уж болезненная. Врач отметил, что он доволен моим прогрессом, я сказал, что очень этому рад, хотя и не думал, что есть какой-то прогресс. О том, что я когда-нибудь смогу ходить, речь не шла.
Поскольку мой отец находился на свободе, дедушка Тедди не хотел, чтобы мама ездила на работу на автобусе или ходила пешком, а таксистам он не доверял. И в тот самый день заплатил первый взнос за «Бьюик-универсал» выпуска 1961 года, светло-коричневого цвета. Для «универсала» эта модель отличалась стильными обводами, а моя инвалидная коляска в сложенном виде легко умещалась в багажном отделении, так что мама могла брать меня с собой.
Приглашенный неделей раньше, мистер Иошиока пришел в тот вечер к обеду, принес огромный букет роз, который наверняка доставил ему немало проблем в автобусе. Он восхитился «Бьюиком», который действительно был в превосходном состоянии, несмотря на пробег в шестьдесят тысяч миль. За обедом я предложил ему обзавестись собственным автомобилем, но он ответил, что не сможет выкроить время на уроки вождения.
– А кроме того, мне будет недоставать прогулок на работу и обратно. Я хожу одним маршрутом столько лет, что мне знакомы каждый дом и каждая трещинка на тротуаре, и каждая из мелких деталей – встреча с давним другом.
– Зато не придется мокнуть под дождем, – отметил я.
– Но дождь – еще более близкий друг, – ответил мистер Иошиока. – У него такой мягкий голос, и, если ты говоришь с дождем, он всегда соглашается со всем, что ты скажешь. – Он имитировал звук дождя, обратив его в слово: – Йес-с-с-с, йес-с-с-с, йес-с-с-с[57]. Слова «нет» ему не произнести. Дождь – самый приятный компаньон, никогда не спорит с тобой.
Миссис Лоренцо захлопала пухлыми руками, словно развеселившаяся маленькая девочка.
– Какая правильная мысль.
Мистер Иошиока обрадовался новой работе мамы и пообещал, что придет на ее первое выступление.
– Лучше подождать неделю, – возразила мама. – Завтра я начинаю репетировать с оркестром. И первую неделю мы будем притираться друг к дружке, искать, как добиться наилучшего звучания.
После обеда мистер Иошиока надеялся услышать, как я играю на кабинетном рояле, но я прикинулся, что боль в спине от снятых швов не позволит сыграть с максимальной отдачей.
Педали рояля оставались после модернизации и ножными, как положено, и дедушка Тедди сыграл три мелодии своего любимого Джимми Макхью[58], а мама стояла рядом и пела: «На солнечной стороне улицы», «Я знаю, песня будет» и, наконец, «Так хочется любить», все на слова Дороти Филдс[59].
Миссис Лоренцо и мистер Иошиока сидели на диване во время этого маленького представления, и темные глаза портного блестели счастьем.
– Если завтра я не смогу послушать вашу дочь, – сказал он дедушке, – тогда я должен прийти и послушать вас.
– Я с радостью вас приглашу, – ответил дедушка. – Но на следующей неделе или через неделю. На этой у нас какой-то конгресс, и отель забит до воскресенья. В ресторане все столики уже месяц как забронировали.
Потом, когда я переоделся в пижаму и лег в кровать, ко мне подошла мама, чтобы пожелать спокойной ночи.
– Такой хороший вечер. Я стала большой поклонницей твоего друга.
– Он – хороший человек.
– А ты такой мужественный. Мне очень жаль, что у тебя болят швы.
– Ничего. Немного зудят, а так все нормально. Все будет хорошо.
– Это точно, – согласилась она. – Все у тебя будет хорошо.
– В твой первый выходной мы сможем куда-нибудь поехать на «универсале»?
– Это будет понедельник. Куда бы ты хотел поехать?
– Туда, где прохладно.
Она улыбнулась.
– Мы найдем холодное место, где изо рта будет идти пар. – Она наклонилась и поцеловала меня в лоб. – Сладких тебе снов.
После ее ухода я выключил лампу. Лежа в темноте, достал из-под подушки ручку-фонарик.
Малколм нашел его в «Центовке»[60]. И не пожелал сказать, сколько он стоил.
– Может, я его украл. Как ты узнаешь? Если собираешься включать его и писать симфонии после того, как твоя мама скажет, что пора гасить свет, не говори ей, где ты его взял.
Возможно, сон о мертвой женщине обернулся бы явью, возможно – и нет. Но, если бы я проснулся в чернильной тьме под звуки бурлящей воды, мне не хотелось оказаться там без источника света.
Когда я включил фонарик, узкий луч ударил не так и далеко, хотя дальше, чем я ожидал. Он нарисовал бледное пятно света на потолке, причем с серединой, более темной, чем периферия. Пятно это напоминало глаз, смотревший на меня сверху вниз.
92
Джо Тортелли провел неделю в Вегасе. Жил в «люксе» одного из главных отелей-казино, где его принимали по высшему разряду, потому что он играл он по-крупному. Именно на той неделе и произошел взрыв в Первом национальном банке. После Лас-Вегаса он повез одну из актрис варьете в Сан-Франциско и далее на юг, в Ньюпорт-Бич, устроив себе медовый месяц без свадьбы. В этот период новости его не интересовали.
В наш город он вернулся уже без актрисы, во второй половине того дня, когда с меня сняли швы. Его доверенная правая рука, Тони Ургелл, прекрасно знал, что во время романтических путешествий тревожить босса нельзя. Но по возвращении доложил, что управляющий одного из многочисленных объектов недвижимости, принадлежащих Тортелли, уверен, что сдал ангар на территории вверенного ему объекта в аренду человеку, которого разыскивают в связи со взрывами в банке и похищением инкассаторского бронированного грузовика компании «Кольт-Томпсон».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
