– Вот моя рука. Только я нулевик, о великий сенс! С меня ты ровным счетом ничего не прочитаешь. Или веришь или нет – выбирай сам.
– А ты бы на моем месте поверил?
– Нет.
– Тогда я поверю. Приходи, когда разработаешь дело во всех подробностях. А сейчас уматывай – я устал. И напоследок… Мне передали – за рекой появился Егерь.
– Тот самый уполномоченный Департамента Обзора?
– Да. У меня тут созрел один интересный план. Как раз по твоей, иллирианец, части…
* * *
Егерь опустил бинокль, потом вновь приложил его к глазам, приближая серый поток и дальнюю кромку широкой реки. На горизонте дорогим офортом обрисовался хребет восточных гор. Таджо медленно, с достоинством несла массы мутной воды на север. Невысокая растительность противоположного берега казалась необитаемой, но Егерь готов был поклясться, что это обманчивое впечатление – шаткое перемирие едва держалось.
Двое пехотных офицеров со сдержанным неудовольствием посматривали в спину советнику Департамента – полувоенных чиновников недолюбливали в регулярной армии. Широкая спина Егеря отличалась немалой выносливостью в делах такого рода.
– К вам перебежчик с той стороны. Привести?
– Давайте.
Перебежчиком оказалась женщина – крестьянка лет тридцати, в большом не по размеру мужском камуфляже, приятной внешности, с характерной для восточных каленусиек прической – тремя тугими косами.
– Сенс?
– Нет, ее проверяли.
– Повторите еще раз, при мне.
Женщина даже не моргнула, когда холодный щуп прикоснулся к ее приглаженным воском вискам.
– Все чисто.
Егерь поморщился.
– Как тебя зовут?
– Минна.
– Ладно. Мы здесь воюем, а не раздаем подарков. Раз ты бежала от мятежников, побыстрее перебирайся в тыл и обратись в социальные службы. Если останешься в расположении войск и займешься нелегальной проституцией, будешь строго наказана.
Крестьянка сдержано, даже несколько сурово покачала головой:
– Я пришла ненадолго и не за тем.
– Вот как? Чего ты хочешь?
– Я хочу отдать вам Стрижа.
– А это кто?
Фермерша уставилась на советника с откровенным недоумением. Егерь был вполне искренен – в проскрипционные списки Сената попали сотни и тысячи людей, Дезет и Ральф значились там отнюдь не под первым номером. Егерь призадумался – ловля околоуголовного элемента не слишком увлекала наблюдателя, но возможность убрать главаря мятежников все же стоила некоторого риска.
– Как ты собираешься выполнять свои обещания?
– Я устрою так, что он придет к реке, и придет один.
Егерь фыркнул.
– Девушка не промах. Не возражаю – действуй. Но если ты заиграешься в свои игры, мы тебя расстреляем.
– Я не обманываю. Моя семья погибла, мне нужны деньги, чтобы уехать в западные сектора и жить спокойно.
Егерь брезгливо поморщился.
– На десять тысяч конфедеральных гиней ты будешь жить очень и очень спокойно.
Женщина смущенно молчала, теребя камуфляж на пышной груди.
Они расстались через час, подробно оговорив время, место, детали и гарантии. Егерь, лично проводил фермершу, вернулся в свою армейскую палатку и долго, тщательно мыл и без того чистые до бледной желтизны руки.
* * *
– Вы уверены, Джу, что справитесь? Это не очень вредно для вас? Наверное, мне не стоило вами рисковать…
– Справлюсь.
Белочка тряхнула короткой гривкой отросших каштановых волос.
– Вперед и с музыкой, господа натуристы.
Они вышли из перелеска, беззаботно взявшись за руки, и, не скрываясь, двинули к реке.
– О, Разум! Мы тут, как жуки на столе – со всех сторон видно. Того и гляди накроют хлопушкой по макушке.
– С конфедеральной стороны нас не видно совсем – мешают кудрявые прибрежные кустики.
– Мне кажется, мы поступаем аморально, нечестно и вообще по любым меркам безобразно.
– Прекрасная леди! Мне жаль лишь вашего пси-ресурса. По отношению к прочим лицам – рассматривайте это как невинную богоугодную шалость. В качестве новообращенного члена Святой нью-луддитской Церкви, заранее отпускаю вам все грехи!
– Тьфу. Кончайте глумиться над несчастными, доверчивыми верующими.
– Уже закончил.
В ста метрах, у самого берега, в кустах, наблюдая за беззащитным Стрижом, сердито нахмурился Егерь:
– Это он. Но он идет не один!
Крестьянка, терпеливая как коза, поправила расшитый ворот блузы. На этот раз вместо штанов она обрядилась в юбку – пышные складки воскресного фермерского наряда доходили до щиколоток.
– Ты оглохла, девушка? Мятежник не один.
– С ним стерва-псионичка, постоянная подружка, чтобы заняться делом втроем. Вам-то какая разница?
Один из засевших в зарослях солдат (все до единого – в тяжелой пси-защите) приглушенно, шепотом заржал, его ткнули в бок, призывая к молчанию. Примерный отец семейства Егерь попытался презрительно сплюнуть в траву, но ему некстати помешал прозрачный лицевой щиток шлема.
– Тихо.
– Мастер начальник, вы уж припрячьтесь и дождитесь, когда мы начнем, я не хочу, чтобы один из них смылся…
– Не беспокойся – от нас еще никто никогда не уходил.
Стриж со спутницей тем временем уклонился в сторону, явно направляясь мимо засады.
– О, холера! Куда это они?
– Заблудились. Я подам условный знак, мастер начальник, не беспокойтесь, прибегут как миленькие.
Крестьянка споро дернула поясную завязку, ослабила юбку в талии, потом стянула с себя шуршащую груду цветастой ткани и закинула ее на острый, заметно выдающийся из зеленой массы листьев сук.
– Вот так-то вот.
– О!
Егерь на мгновение зажмурился. Под юбкой Минна не носила ничего. Крестьянка целомудренно повернулась к наблюдателю прекрасно развитым задом, советник краем уха уловил восхищенный шепот сержанта:
– Вот это аэродром!
Солдаты, расслабившись, под сурдинку пересмеивались. Операция вместо драмы отчетливо отдавала фарсом…
Егерь понял все – понял почти в ту же секунду, но было уже слишком, фатально поздно, точная, но не болезненная, не совсем боевая, а, скорее, психотропная наводка Белочки накрыла засаду.
Самое страшное – тяжелые, глухие, самые надежные пси-шлемы почти не спасали. Егерь рухнул на траву.
В последний миг, уже сдавшись обстоятельствам, уже лежа навзничь, он отчетливо видел, как полностью одетая Минна аккуратно, не торопясь, с достоинством расправляет складки холщовой блузы. Женщина посмотрела на советника Департамента, фальшивое козье выражение совершенно исчезло из ее глаз – осталась только холодная ненависть.
Со стороны конфедератов не сразу отследили провал. Промедления Стрижу хватило на то, чтобы вытащить связанного Егеря из-под огня. Почти сразу после этого с левого берега ударили излучатели, сжигая листву, заставляя пылать ветви – заросли выгорали под корень. Над полыхающим кустарником в облаке жирного дыма заметались обезумевшие птицы, но Белочка, Минна, Стриж и плененный Егерь были уже далеко.
Глава XXX
Неразрешимое противоречие мировоззрений
7007-7008 годы, северо-восточный сектор
…Шефом оперативного отдела Департамента Обзора Каленусии занимался лично Ральф. Даже лучший из псиоников в состоянии читать мысли лишь в редкие моменты высшего душевного напряжения. Впрочем, способность свободно ловить эмоции, побуждения и настроения нередко вполне сносно компенсирует этот недостаток. От псионика не скроешь ни лжи, ни страха.
Егерь лгал с каменным лицом лишь до того момента, с которого начинается четкое осознание – бесполезно, бесполезно, трижды бесполезно. Потом он замолчал. Пси-наводка может быть довольно болезненной, отличаясь от неприкрытых пыток лишь в одном-единственном отношении – не получая физических повреждений, здоровый человек почти лишен шанса умереть. Ральф знал, что тратит на разборки с Егерем собственную жизнь, но ему было наплевать – растительное существование в плетеном кресле давно тяготило псионика. Напротив, мысль о том, что ментальное повреждение в некотором роде обоюдно, прекрасно решала проблемы с совестью.
Егерь псиоником не был и широты выбора не имел. Он честно вытерпел пять дней, а потом вывалил на Ральфа Валентиана все, что знал. В груде нужной и ненужной информации проскользнуло упоминание о “негативном эффекте Калассиана” – под этим названием скрывались результаты незавершенных исследований о предположительном влиянии норма-людей на быстрое старение псиоников. Ральф был достаточно умен, чтобы понять цену информации, и слишком потрясен, чтобы попытаться утаить ее от Стрижа. Сочетание двух факторов неожиданным образом предопределило некоторые события грядущего. Но это другая история.
Помятый Ральфом Егерь мешал – новорожденное государство северо-востока еще не успело обзавестись тюрьмами, и советника попросту некуда было девать. Озлобленный Ральф охотно расстрелял бы наблюдателя лично, но не мог покинуть плетеное кресло, больше желающих взяться за казнь не находилось – каленусийские фермеры в массе своей еще сохраняли по отношению к Департаменту Обзора слабое подобие осторожного почтения. Очередным туманным утром Стриж отворил дверь превращенной в каталажку кладовой и вытащил заспанного советника наружу.
