– Джу!
Он пошарил в прореженной оранжевыми бликами Селены темноте, наткнулся на койку, нашел неподвижное тело. Руки Белочки оказались холодными и твердыми на ощупь.
– Минна! Минна! Быстро, зови врача! Приведи сюда Хэри Майера…
Дезет уже забыл, что сам отослал сноху Фалиана, он отыскал в темноте и с третьей попытки, безжалостно ломая хрупкие спички, зажег свечу. У мертвой Джу были безнадежно ледяные пальцы и каменно-белое, точеное, словно бы еще присыпанное сверкающей мраморной пылью лицо. Ниточка пульса на запястье не прощупывалась. Стриж нашел сонную артерию, та чуть-чуть билась.
– Погодите, Джу, не умирайте, не надо радикальных мер… Я сам когда-то едва не ошибся так же. Пока человек жив, остается его spes, все еще можно исправить… Минна!!!
– Я здесь, мастер Стриж.
Крестьянка бело-черным силуэтом стояла на пороге.
– Где доктор?
– Но…
– Что “но”? Где ты пропадала?! Почему ты не привела Майера?!
– Но я принесла топор…
* * *
Разбуженный все-таки среди ночи Майер выслушал путаный рассказ, смерил Дезета ледяным взглядом, а потом сделал все, что умел. Сделав, ушел, не прощаясь с иллирианцем.
Смог он не так уж много. Стриж просидел на стуле возле узкой койки до утра. Джулия Симониан уже не жила, но еще и не умирала. Днем закрытые покрывалом носилки отправили в резиденцию консула, предварительно очистив одну из полупустых комнат. Ральф выслушал приятеля без особого энтузиазма.
– Не принимаю я заявок на чудесные исцеления.
– Я не так уж часто о чем-то просил. Она-то возилась с тобою предостаточно.
Валентиан заметно смутился:
– Я помню и ценю. Хотя – какая-такая особая ценность жизнь калеки? Пойми, Алекс, у каждого псионика своя ниша. Я – боевой сенс, пусть изувеченный навсегда, но от этого я не сделался милосердным врачом.
– Ты проводник Лимба.
– Ладно, я боевой сенс, я проводник Лимба. Если вся эта возня так нужна для твоего спокойствия и удовольствия, я попробую, но пойми – эффект может получиться каким угодно. Псионики-сострадалисты вообще неустойчивы, они не живут долго, я не удивляюсь, что ее в конце концов потянуло на суицид. Если девушки не окажется в Лимбе, тогда я бессилен. Она, кстати, может погибнуть и прямо там, у меня на глазах, если приключится ментальный шторм, если что-то пойдет неправильно, да мало ли почему. Ты на все согласен?
– Да. Моя помощь нужна?
– Еще чего, обойдусь без тебя, нулевик паршивый. В прошлый раз в Лимбе ты очень хорошо висел на моей шее – не хуже увесистого жернова.
– Что я буду должен тебе потом?
Ральф криво усмехнулся.
– Я могу запросить очень многое. Жизнь увечного сенса может оказаться длинной, очень длинной, Алекс. Сочтемся. Не боишься?
– Нет. Когда начнешь?
– Да хоть прямо сейчас. Но с чокнутыми, алкоголиками и самоубийцами нечеловечески тяжело работать. Я бы на твоем месте не очень-то обольщался…
* * *
Нити, съежившись, отшатнулись. Ветер рванул спирали тумана, они раскручивались, раздергивались на клочки, превращаясь в мелкие перистые облачка. Облачка легким пухом облетели в пространство. Пустота покачнулась, выгнулась, вывернулась наизнанку, и откатила в ничто. Рядом, сбоку, под ногам и за спиной окрепли, взметнулись ввысь твердые скалы Лимба. Реальность мощно отмежевалась от хаоса.
Джу, затаив дыхание, замерла на скользком камне – так близко к краю пропасти она еще не стояла никогда. На дне, за тонкой пленкой туманного марева, молчал серо-розовый город. За плечом молчал Мюф.
– Спасибо, дружок. Это ты вытащил меня?
Тень Мюфа не ответила. Белочка поспешила убраться подальше от обрыва и села на неровную грань огромного обломка. Прозрачные капли осевшего тумана извилистыми дорожками скатывались по острому сколу камня.
– Прости, Мюф, мы не сумели по-честному тебе помочь. Это я во всем виновата.
Внук Фалиана материализовался легко и мягко – маленькая фигурка казалась слепленной из плотного облака. Ответ, не касаясь слуха, звенел прямо в разуме Белочки.
“Нет, ты не виновата. Просто здесь тебе не место. Уходи, Джу.”
– Я остаюсь, мне больше нечего делать в Мире.
“Ты еще передумаешь, но тогда может оказаться совсем-совсем поздно. Лучше уходи прямо сейчас.”
– Я оставляю тебе свое место там. Ты хотел в Мир – теперь ты свободен.
“Мне уже не скучно. Иногда дедушка приходит сюда из Города”.
– Ты опять увидишь солнце и траву, и не будет ни тумана, ни ветра, ни холода, ни скал.
“Кто-то должен караулить Порог.”
– Я сама останусь здесь, я буду его караулить.
Мюф молчал, по-птичьи склонив голову набок. Белочке показалось, что внук Иеремии Фалиана с предыдущей их встречи словно бы подрос.
“Я так не хочу. Уходи. У каждого свой порог, Джу”.
Белочка, вздохнула и, сдавшись, соскользнула с холодного камня, попятилась, стоя лицом к обрыву.
“Раз-два, привет,
Обратно хода нет.”
Казалось, что реальность Лимба вот-вот мягко расступится за спиной, но ничего по-прежнему не происходило.
– Я не могу уйти.
“Я тебе помогаю, как могу – не получается. Что-то снаружи держит Дверь.”
Белочка вернулась к обломку. Холод усилился, сотни острых ледяных игл кололи руки и лицо. Перистые клочки белизны над пропастью уплотнились, потеряли прозрачную легкость, собрались в кучевые облака. Бесформенные комки ослепительно сияющей белой субстанции замерли в неподвижности внезапно наступившего безветрия. Кудрявая поверхность туч теперь напоминала извитые переплетения нитей, сияние белизны медленно угасало, сменяясь свинцово-серыми, фиолетовыми и бледно-терракотовыми тонами. Сквозь холодную чистоту Лимба ярко, яростно и зловеще проступала Аномалия.
– Что это, Мюф?
“Оркус… Ментальный шторм. Уходи. Тебе нельзя здесь оставаться.”
– Дверь в Мир!
“Не получается!”
– Мюф, помоги!
“Я не могу!”
Взвыл притихший было ветер. Лилово-черная груда расползалась гигантской пирамидой, напоминавшей перевернутую воронку, вихрь бешено крутил плотные как клубы жирного дыма струи тумана. В редкие – пока редкие – разрывы истерзанной серой завесы полыхнуло пронзительной, страшной терракотой. Перевернутая воронка Оркуса медленно проступала прямо в небе – сквозь взбаламученную рваную массу туч.
“Беги! Беги в Город, Джу!”
Белочка невольно отстранилась от бесконечной пустоты пропасти. Вниз уходило подобие гигантской крутой лестницы, узкие высокие, в треть человеческого роста ступени, высеченные самой природой Лимба.
“Не бойся, вниз…”
Она, решилась и, ухватив пальцами крошащийся край карниза, и приникла к скале и сделала первый шаг…
Что ж, это было не слишком трудно, скорее нереально, как во сне. Ветер, сменивший затишье, с бешеной силой прижимал ее к скале, иногда Белочке казалось, что, даже разжав пальцы она не сможет сорваться. Рев урагана то утихал, то возобновлялся с утроенной силой, в нем мешались благородные боевые гимны и нечистый, издевательский хохот, стройные звуки органа и вой терзаемого животного, какофония измучила слух.
– Ты меня не поймаешь, Оркус!
Дно пропасти еще хранило относительное затишье, груда мелко битого камня хрустела под ногами. Улицы Города начались вдруг, словно продолжение плоти скалы, свинцовая крыша облаков уже погрузила Лимб в предгрозовой полумрак. Джу мчалась, что было сил, мимо кружевных арок и резных пилонов и не смела смотреть вверх – там во всей красе парил, угрожая, ненавистный Оркус. Ветер глумливо свистел, рвал флаги на шпилях башен, туча острой летучей пыли резала лицо. По мозаичной плитке площадей, по фонтанам, каналам, вычурным мостикам метались рваные тени – их отбрасывали бешено гонимые в недосягаемой, страшной вышине остатки растерзанных туч. Мертвенный сумеречный свет заливал город. Свет был – но нигде не было солнца.
Она бежала наугад, мчалась как загнанный лисенок, петляя в лабиринте серо-розовых игрушечных улиц, бежала до тех пор, пока не остановилась у крыльца белого палаццо. Ветер разочарованно вздохнул. Стало чуть потише. Пологие мозаичные ступени ласково легли под ноги, арочная галерея окружала словно бы уже знакомый внутренний дворик. Периметр двора украшали цветущие апельсиновые деревца в кадках. Опущенные чашечки цветов выглядели застывшими, неживыми.
Возле низкого бортика бассейна в деревянном кресле, укрыв колени пледом, сидел грузный старик, одетый в черную шелковую рубашку, старик задумался, склонив лысый череп, лица Белочка поначалу не разглядела. Второе кресло, напоминая тень пророка древних, занимал прямой, высокий, чуточку призрачный Иеремия Фалиан. Чеканный профиль проповедника и серебряный ежик седых волос остались такими же, как при жизни, но сквозь ладонь старческой руки Белочка отчетливо видела резной узор на подлокотнике.
Полковник Департамента Септимус Хиллориан, слегка ссутулившись, устроился прямо на бортике бассейна, он небрежно сдвинул кепи на ухо, поигрывал сигаретной пачкой и, казалось, иронизировал по поводу серьезности происходящего. Худая, отрешенная физиономия наблюдателя почти не изменилась, вместе с тем сомнений не оставалось – Хиллориан лишился чего-то важного. Белочка хотела нехорошо съязвить, но прикусила язык – у полковника не хватало тени. Септимус по-приятельски кивнул:
