Так… Диспозиция ясна и она дурна, как говаривали в книгах, которые я любил читать. Теперь нужно решить, что делать дальше. Догонять маров бесполезно – они уже имеют огромную фору. Плюс, их намного больше, чем нас. Если Кийко не ошибся – две дюжины. Для нас двоих слишком много. Впрочем, я не уверен, что и с 5–6 марами справились бы. Пока мы их выбивали, пользуясь эффектом неожиданности, иногда численным превосходством. Да и то, нам банально везло. А вот при прямом столкновении… Думаю нам не выстоять – бойцы мы все еще аховые, оружие вроде и не полная дрянь, но все же. Про броню вообще молчу. Она есть только у меня. И большой вопрос, насколько она полезна. Еще один минус – Кийко ранен. И рана серьезная. Он стоять‑то не может, чего уж говорить о попытке догнать маров? И что делать теперь?
Нет, у меня уже созрела одна идея. Но она была настолько маразматичной, что даже озвучивать ее я не хотел.
– Что делать будем? – поинтересовался я у Кийко.
Прежде чем он успел ответить, мы оба повернулись на странный звук, доносившийся со стороны. Мы синхронно повернули голову и удивленно рассматривали представшую нашим взглядам картину: Мундалабай, ловко орудуя тесаком, отрубал руку одному из дохлых маров.
– Ты чего делаешь? – спросил Кийко, когда немного пришел в себя.
– Еда запасать, – ответил Мундалабай, удивленно взглянув на нас. Мол, вот ведь, глупые, неужели не понятно?
– Какая, на хрен, еда? – возмутился Кийко. – Это ж человеческие трупы!
– Да, мясо, – заулыбался и закивал своей башкой Мундалабай, обрадованный, что мы его поняли, – много мяса. Надо разделать или мясо испортится.
– Ты что, их жрать собрался?! – спросил я, махнув рукой в сторону трупов.
– Мясо. Много мясо. Можно жить две луны. Если не разделать – испортится. Можно жить неделя. Потом мясо вонять.
– Твою мать… – вздохнул Кийко.
– Не трогай трупы! – приказал я.
– Но мясо испортится… – попытался гнуть свою линию Мундалабай.
– Мы не будем есть человечину!
– Мундалабай будет, – пожал плечами бывший раб. Мол, подумаешь, какие нежные – мне больше достанется.
– Ты тоже не должен есть человечину, – сказал я.
– Почему? – поинтересовался Мундалабай.
– Это ж трупы! Человеческие трупы! – воскликнул Кийко.
– А что можно есть? – спросил Мундалабай.
– Овощи, хлеб, – как несмышленому ребенку начал пояснять я.
– Мясо?
– Можно, – кивнул я, – но мясо животных – зайцев, оленей, свиней…
– А почему это мясо плохой? – спросил Мундалабай, указывая на трупы маров.
– Да потому что мы их пристрелили! Это же живые люди были! – возмутился Кийко.
– Заяц, олень, свинья тоже живой был. Мы убить и съесть, – продолжал упрямиться Мундалабай, – почему их можно, а мертвый человек нельзя?
– Господи, – тяжело вздохнул я, – из какой ты дыры‑то прибыл?
Оказалось, Мундалабай прибыл из такого захолустья, что мы даже сориентироваться не смогли, в какой части галактики находится его родная планета. А из его сбивчивого рассказа с горем пополам удалось собрать цельную картину.
Получалось следующее: небольшая и, судя по всему, не особо удачливая и богатая корпорация, смогла прикупить отдаленную планетку, ну и, собственно, решила ее колонизировать.
Поначалу все шло относительно неплохо, а вот затем начались проблемы – то ли у корпорации закончились средства, и она обанкротилась, то ли ее менеджеры решили, что приобретенная планета не стоит трудов, которые в нее предстоит вложить. Как бы то ни было, корпорация перестала присылать новые грузы, необходимые еще слабо колонизированной планете, колонисты которой все еще осваивались и, естественно, не успели наладить производство даже самых простых инструментов и предметов первой необходимости.
Затем гарнизонным воякам перестали платить жалование, и они собрали свои вещички, погрузились в имеющиеся на планете челноки, вышли на орбиту, захватили старый транспортник, использующийся как околопланетная станция (вполне обычная и распространенная практика, наверняка и над нашим Хрустом летает какое‑нибудь корыто, выполняя функции космической станции и грузового терминала), и были таковы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Колонисты остались сами. Ресурсы быстро закончились, люди начали дичать. Достаточно большой процент среди колонистов занимали выходцы то ли из Африки, то ли из Индии. Они, за счет своей многочисленности и сплоченности, смогли одержать победу над другими, сбивающимися в небольшие отряды колонистами.
Затем было несколько десятилетий полной изоляции, за время которой остатки людей скатились до уровня примитивных дикарей.
А затем на планете, объявленной свободной, внезапно появилась небольшая агро‑корпа. На планете появились фермеры, начавшие возделывать землю, выращивать скот.
Мало‑помалу одичавшие соплеменники Мундалабая перебрались на фермы, работая на их владельцев в качестве разнорабочих. Если я правильно понял из рассказа, это произошло сразу после того, как попытка местных наехать на пришлых фермеров была провалена: дикари умылись кровью и отбыли восвояси. Ну, не суть. Главное, что начался возврат в цивилизацию.
Однако выросшие на лоне природы люди, не умеющие писать, считать, не видевшие техники, электроники, элементарных орудий труда, кроме примитивных каменных топоров, копий и каким‑то чудом сохранившихся колунов, воспринимались фермерами как «недолюди»: чуть больше, чем просто обезьяны, но бесспорно меньше, чем полноценные люди.
Некоторые фермеры использовали их как рабов, даже не кормили. Рабы убегали в леса, питались подножным кормом. Часты были стычки между «цивилизованными» балами (как называл свой народ Мундалабай) и дикими. И те и другие не брезговали жрать трупы противников. Впрочем, погибших товарищей тоже. А что делать? Добыть себе еду одним лишь копьем было сложно. До луков балами не додумались. Так каннибализм стал для соплеменников Мундалабая нормой.
А вот как Мундалабай оказался здесь, на Хрусте, это отдельная и очень даже забавная история.
Родители Мундалабая, как и его браться, сестры, работали на одной из ферм, то есть считались «цивилизованными» балами. Им повезло с владельцем: по описанию Мундалабая – это был крепкий мужик, лет за пятьдесят, никогда не жлобившийся на кормежку для своих работников и не заставлявший их впахивать на полях сутки напролет.
Правда, был у него один серьезный недостаток – очень уж резкий был мужик, вспыхивающий по малейшему поводу, как спичка.
Именно эта его черта и сыграла злую шутку с Мундалабаем.
В одно весеннее утро, когда фермер собирался начать обработку полей, внезапно ударил небольшой мороз. А харвестер, который использовали в полях, накануне помыли, и сейчас он стоял во дворе, весь покрытый льдом.
Сонный фермер, выйдя на крыльцо своего дома, рассмотрев покрытую инеем технику, крикнул бродившему рядом работнику:
– Эй! Сынок! Прогрей‑ка нашу старушку!
Страдающий близорукостью фермер решил, что околачивающийся рядом с харвестером работник – это как раз и есть механик, которого сам фермер лично выучил работать на этом громоздком, тарахтящем, но исправно вспахивающим и собирающим урожай железном монстре.
Вот только рядом с харвестером околачивался вовсе не механик, а Мундалабай, мечтающий, как и старший брат, освоить управление этим стальным гигантом.
Услышав приказ фермера, Мундалабай радостно бросился его исполнять. Ну наконец‑то! Наконец ему тоже доверили харвестер! Задание, правда, не особенно трудное, но Мундалабай выполнит его со всем старанием и тогда, наверняка, старик‑фермер научит его рулить харвестером, как и брата.
Задание он действительно выполнил со всем своим старанием, правда, он так и не понял, чем так недоволен кричащий, рвущий на себе волосы фермер, прыгающий вокруг догорающего остова харвестера.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я и Кийко просто покатывались со смеху с этой истории. А вот Мундалабай искренне недоумевал до сих пор, что он сделал не так и почему фермер продал его в колонисты? Ведь Мундалабай натаскал кучу дров, обложил весь харвестер и не просто «прогрел», а прямо‑таки «зажарил» харвестер.
