и мой Отец, Пухатек, – встречаться с людьми. Находившихся с ним в дружеских отношениях знакомых, а других в его кругу быть не могло, он сразу же связывал друг с другом. «Вы едете в Венгрию? Там есть Нина Дубровская и ее муж Дьюла Кирай, обязательно зайдите к ним и сошлитесь на меня». «Как? вы не знакомы с Ильей Самойловичем Зильберштейном? Это мой ученик, он обязательно поможет вам в ваших архивных поисках, он знаком со всеми в архивах и отделах рукописей». И так все время… В его гостеприимном доме мы познакомились также с редактором «Литературной энциклопедии» Владимиром Ждановым, о котором уже была речь, и с Андреем Гришуниным, поволжским немцем, солидным, как и его предки, приехавшие сюда во времена Екатерины II, деятельным и постоянно готовым нам помочь. Он стоит перед нашими глазами, как живой, – несет для нас в наш гостиничный номер множество книг, чтобы мы могли «переработать» их на месте, без необходимости посещать библиотеки по вечерам, а для отдыха – один за другим тома Бунина. Это он будет заботиться об Антонине Петровне, вдове Юлиана Григорьевича, и примет участие в организации вечеров его памяти, и, как только станет возможно, издаст его письма.
Все в той же квартире на Черемушкинской улице, вскоре переименованной в Дмитрия Ульянова, куда переехал Оксман из общежития, мы также встретились с молодым Мартином Малиа. Однако тогда мы не восприняли друг друга, и между нами не завязались отношения. Встретиться снова нам довелось только через много лет у Эльжбеты и Мариана Качиньских (ничего общего с погибшим президентом Польши). И мы прекрасно провели вместе день, говоря о прошлом и настоящем. Я познакомилась с Эльжбетой Качиньской во время ее «ссылки» в Институте истории Польской академии наук. Еще будет время вернуться к описанию наших совместных поездок на Байкал и в Казань.
Натан Эйдельман в кабинете
Натан Эйдельман, также гостивший у Оксмана, очаровал нас с первого взгляда. Ему было, как и нам, тридцать лет, после окончания учебы он работал в каком-то малоизвестном музее. Из беседы следовало, что его интересует Александр Герцен, и что свою диссертацию он собирался публиковать в рамках серии «Революционная ситуация в России 1861–1864 гг.» у Милицы Нечкиной, в то время самого известного специалиста по истории XIX века. Она возглавляла рабочий коллектив, была уважаема как член Академии наук СССР, с ее мнением считались. Правда, мне с самого начала казались неубедительными те выводы, которые она и ее ученики делали на основании огромного количества архивных материалов. Во всем они видели тайную деятельность революционеров, связанных между собой кружков, которыми руководил, причем не только духовно, Николай Чернышевский. Тем не менее, опубликованные документы и репринтное издание «Колокола» и других изданий Вольной русской типографии Александра Герцена с комментарием (в этих работах принимал участие и Эйдельман) не утратили своей ценности, хотя предложенные тезисы, вероятно, устарели. Это, однако, не умаляет заслуг исследователей, группировавшихся вокруг Милицы Нечкиной, и важность их диссертаций и монографий. Не стоит останавливаться на этом здесь дольше.
Тот факт, что, несмотря на разногласия, она смогла оценить талант молодого историка, попавшего в опалу, и вместе с Юлианом Григорьевичем довести до того, что Натан защитил кандидатскую диссертацию, свидетельствует в ее пользу и, безусловно, должно быть ей зачтено, возможно, даже в большей степени, чем все ее публикации. Ее подопечный был, как сказала наша подруга Кристина Мужиновская, «обаянием мира».
С первого взгляда хотелось быть с ним как можно дольше, слушать его, говорить самому и договориться о следующей встрече, заслужить хотя бы признания, если уж не дружбы. Натан был увлечен тем, что делал: преподаванием в школе, работой в архивах, описанием тех героев, кто его пленил, а было их множество. Поскольку современная история, как он прочувствовал на собственной шкуре, была для него недоступна, он увлекся XVIII и XIX веками. И очень скоро стал для нас провожатым по тайнам этой эпохи. Потому что история и литература были для него, прежде всего, большой загадкой. Его волновала, что, впрочем, так и не было выяснено до конца, тайна корреспондентов Герцена – от кого он получал наиболее секретную информацию для своей Вольной типографии: в Лондоне? Тайна Александра I – похоронен ли он в Петропавловской крепости? Есть ли там тело императора или лишь пустой гроб? Каким декабристом был на самом деле Лунин и что о нем скрывают сибирские и прочие архивы? А тайна смерти Павла?
Сигурд Оттович Шмидт, самый очаровательный академик РАН, которого мне когда-либо довелось встретить, историк с колоссальными знаниями, энтузиаст краеведческого дела, называл Натана Эйдельмана создателем особого жанра детективно-криминальной отечественной истории, которой он занимался на самом высоком научном уровне. Более того, Натан умел о своих открытиях рассказывать, у него был необычайный дар рассказчика. Когда он читал лекции, слушатели, независимо от возраста, сидели неподвижно, пораженные тем, что история их страны может быть настолько интересной. В то время, когда героями истории были лишенные индивидуальности классы, его интересовал отдельный человек, независимо от того, был ли он на троне или в застенках каземата. Он мечтал работать в университете, но даже академик Нечкина не могла сломить сопротивления бюрократии. Преградой стало не только, в чем не приходится сомневаться, прошлое семьи Эйдельманов, но и зависть коллег-историков к талантливому конкуренту, на чьи лекции и семинары валом бы валила молодежь со всех факультетов.
У него, как и у многих «советских людей», не было «незапятнанной» биографии. Мы постепенно узнавали о причинах «проблем» Натана, чаще всего от его друзей. Стоит рассказать об этом сразу, чтобы было ясно, с чем было связано то, что с ним происходило.
Натан родился 18 апреля 1930 года в Москве, был сыном Марии Натановны и Якова Наумовича Эйдельманов. Оба родителя как рьяные сионисты намеревались выехать в Палестину. Революция сорвала их планы. Они не изменили своих убеждений до конца жизни. Когда началась война, Яков Наумович, журналист по профессии (писал в основном театральные рецензии), ушел на фронт, а Натан с матерью были эвакуированы в глухую мордовскую деревню. После установления мира они все встретились в своей бывшей квартире в Спасопесковском переулке на старом Арбате. Здесь в известной своим хорошим уровнем образования мужской школе № 110, Натан нашел друзей, с которыми поддерживал тесные отношения до конца своей жизни. Имена и фамилии, а точнее прозвища одноклассников, часто мелькают в его дневнике. Он окончил школу в 1947 году, а осенью уже стал студентом исторического факультета МГУ.
В 1949 году в рамках борьбы с «космополитизмом» Яков Наумович
