ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ВЛАДИМИРА СТЕПАНОВИЧА
Вчетвером мы пошли в мастерскую. Там у заведующего рабочий день, можно сказать, никогда не кончается — Эрвин всегда что-то мастерит. Так и сегодня. Но автомобиль готов! От посторонних глаз он упрятан за перегородкой.
«Какой же ты, Эрвин, молодец! Ну как вы это смогли?» — спрашивает повар Гейнц в полном восторге; он видит машину впервые. От ее предшественницы не осталось и следа; перед нами настоящая легковушка, даже сиденья — с мягкой обивкой. «Только бы дождя не было, — сокрушается Эрвин. — У нас ведь еще десять дней, придется, видно, сделать для нее приличный навес». — «Послушай, Эрвин, — комендант Зоукоп качает головой. — Дело ли это — машина нашему старику только на хорошую погоду? Посылай-ка ты завтра своих людей на свалку искать ей крышу, а если надо добавить помощников «на вагоны», то я тебе пришлю. Теперь у нас все добровольцы!»
На обратном пути из мастерской повстречались мы с нашим главным музыкантом Манфредом. Комендант и его спросил — что готовишь ко дню рождения нашего старика? «Это мы уже продумали, — отвечает Манфред. — Будет представление специально в его честь. Сцены из наших оперетт, попурри и прочее. А когда ты, Макс, будешь читать ему поздравление, наш оркестр тебе такой туш сыграет!»
Все верно, мы готовимся полным ходом. Вот только как быть с публикой? Ведь вторую смену, дневную, с работы в цехах не снимешь. Ничего не поделаешь, юбилей надо устраивать во второй половине дня, когда первая смена уже вернулась с завода, а ночная — выспалась.
Прощаясь, комендант отдает нам пачку папирос «Киев» — ему подарил политрук.
Все следующие дни я вместе с Максом не отхожу от вагонов. Мало ли что может еще понадобиться! А наряды и отчеты за этот месяц сделаю на следующей неделе. Сейчас важнее подготовки поезда для нас ничего нет. Вот вчера и начальник лагеря помог — прислал нам в помощь Дмитрия с его «бобиком», и помощники Эрвина не таскают теперь наши санитарные устройства из мастерской к поезду на собственных спинах. Кончились было болты и гвозди, и пришлось нам с Дмитрием ехать за ними на какой-то огромный склад и получать их там по документам, подписанным начальником лагеря. Дмитрий и на этот раз не забыл и себя — припрятал немного и того, и другого.
И вот сегодня начальнику лагеря Владимиру Степановичу исполняется 60 лет. Ночью Эрвин выкатил главный подарок на плац, к трибуне, его помощники живо сколотили укрытие, чтобы не было видно, что за сюрприз там прячется. Повесили объявление на красной доске и объявили по лагерному радио: всех, кто не на заводе, приглашают прийти на празднование.
Оркестр на трибуне, громкоговорители проверены, весь плац заполнен людьми. Многие уже знают про автомашину, но мало кто ее видел. На трибуне перед оркестром стоит кресло — почетное место для юбиляра, для многочисленных русских офицеров приготовлены скамьи.
Комендант Макс Зоукоп отправился за нашим отцом-командиром, привел его и усадил в кресло. И сразу стал читать поздравление. А ребята из мастерской уже разбирают, растаскивают по сторонам «укрытие». И взорам собравшихся предстает отполированный до блеска легковой автомобиль, замечательное изделие в единственном экземпляре!
Владимир Степанович так удивлен и растроган, что по его щекам — мне это видно со сцены — сбегает слеза. Плац вовсю аплодирует и орет в тысячу глоток немецкое приветствие юбиляру: «Многая лета, многая лета, трижды ему — ура!» И комендант Макс ведет именинника к машине. Эр-вин открывает дверцу водителя, но Владимир Степанович не согласен — на первый раз пусть рядом с шофером! Эр-вин садится за руль, машина трогается с места, и они объезжают весь плац, делают круг почета. Аплодисменты не умолкают…
А потом Эрвин выезжает за лагерные ворота и ведет машину к дому Владимира Степановича. А офицеры вокруг нас оживленно обсуждают такое необычное и самостоятельное «мероприятие» военнопленных.
Что ж, мы здорово удивили начальника лагеря, он, что называется, потерял дар речи. Только повторял: «Spasibo, bolschoje spasibo!» Сюрприз удался. А несколько слов всем пленным Владимир Степанович скажет вечером, на концерте в его честь, я в этом уверен.
А мнения наших бывших солдат о подарке — разделились. Одни обрадовались, потому что от души благодарны Владимиру Степановичу за то, как он руководит лагерем. Все хорошо знают, каково нам было в других лагерях, да и теперь там, наверно, не лучше. Другие против любого подарка начальнику, и преодолеть свою ненависть ко всему русскому уже не могут. Да, в плену мы хлебнули сначала немало ужасов. В том числе, жестокость и ненависть русских ко всем нам, немецким солдатам, за разрушенные дома, за погибшие семьи. Можно ли упрекнуть их за это?
Здесь же было положено начало другому. Перестать ненавидеть друг друга, стать снова людьми. Забыть войну, обрести надежду, что ее никогда больше не будет. И я встрял в разговор компании пленных, стал приводить в пример мою собственную судьбу и рассказывать, что я знаю о Владимире Степановиче. Как он всегда добивается, чтобы кухня получала больше продуктов, чем нам полагается официально. И много чего еще. В каком другом лагере есть такая больница для пленных? А что рассказывали футболисты про свой лагерь, вы помните? А письма, которые мы шлем домой, которые получаем из Германии? И вообще, как бы нам жилось здесь без Владимира Степановича?
Макс меня в этой дискуссии поддерживал, а потом увел — готовиться к концерту. И вот время подошло, публика собралась.
В первом ряду сидит Владимир Степанович со своей семьей. Вокруг русские офицеры с женами. Вижу и Машу, она сидит между двумя женщинами. Комендант Макс приветствовал всех, Владимира Степановича — особо. И Владимир Степанович сказал ответную речь.
«DruTJa!» — привычный бас начальника лагеря на этот раз дрожит. — Мне не хватает слов, чтобы благодарить вас. Никогда я не думал, что пленные станут поздравлять меня в день рождения! Я старался быть вам справедливым начальником и должен сказать, что вы мне в этом очень помогли. До вас тут были венгры, и с ними мы тоже ладили, ну а вы стали мне по-настоящему близки. Мне шестьдесят, так что многим я гожусь в отцы. Через три-четыре недели вы поедете домой, вагоны для вас уже здесь. Что до меня, то отпускаю я вас неохотно. Но конечно, желаю всем счастливо вернуться домой, найти своих близких в добром здоровье. Да хранит вас Бог!»
И на этих словах: «Да хранит вас Бог! Gott beschuetze euch!» — его голос прерывается. Гром аплодисментов, короткая речь начальника лагеря произвела сильное впечатление. Начинается концерт, разнообразное представление. Все в ударе, всё прекрасно, ведь каждый ощущает, что теперь на самом деле — «skoro domoj!». Владимир Степанович подозвал Макса Зоукопа, благодарил его и сказал, что такого замечательного дня рождения у него никогда в жизни не было. А политрук пришел к нам на сцену за кулисы, благодарил за удачное представление и сказал, что сожалеет, но пригласить нас на ужин, как в прошлый раз, не может — о том ужине пошли разговоры, и ему попало…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
