Сколот лихорадочно вспоминал, кому может принадлежать насмешливый, непринужденный басок. Когда парадное осветилось, он рассмотрел того же самого подставного вершителя судеб, который теперь стоял с задранной головой и был уже без всяких театральных нарядов, в зеленой брезентовой ветровке и берете.
– Вылазь, бродяга! – сказал он. – Хватит там сопеть… Ну что затихарился? Я ведь знаю, ты здесь.
Сколот не отнес это к себе – подумал, лжестратиг разговаривает с кем-то еще. Однако тот потоптался на месте и свистнул, засунув в рот один мизинец.
– Мамонтенок! – окликнул вдобавок. – Ну что, будешь сидеть, как воробей под застрехой? Или спустишься?
Свистеть так мог лишь один человек на свете – Иван Сергеевич Афанасьев, старый друг и соратник отца! Сколот съехал вниз, облапив по-медвежьи колонну и сдирая с нее краску. Ему хотелось обнять этого человека, как было когда-то, прислониться к груди и замереть. Он сдержал детский порыв.
– Иван Сергеевич… Не ожидал!
– Ты что это там окопался? – ухмыльнулся тот. – В окна подглядываешь… Нехорошо, Леха!
– Я здесь Стратига ждал… А оказался ты! Откуда? Почему?
Афанасьев глянул на дверь – в проеме стояла экскурсоводша.
– Слишком много вопросов сразу… Может, теперь я Стратиг? А? Может, произвели?
– Так не бывает…
– Что, не похож? Между прочим, я прирожденный руководитель. Только этого никто не видит и не ценит. Одно время управлял даже международной компанией, российско-шведской. Правда, разорил ее в прах… Или я плохо сыграл Стратига? Как ты считаешь?
– Нет, ничего. Убедительно…
– Между прочим, это ты кашу заварил со своим топливом… Эх, выпороть бы тебя, Лешка! И сегодня чуть все не испортил! Чуть встречу с президентом не сорвал.
– Я уже думала, конец, – услужливо поддакнула Дара. – Когда он вломился в музей…
Сколот глянул исподлобья:
– А сразу сказать не могла? Вчера, например? А то про китайцев мне вещала…
– Вчера я еще сама не знала.
– Ну, сегодня утром.
– Да ты же блаженный! – возмутилась она и, достав расческу, принялась раздирать модные сосульки на голове. – Тебе только скажи: «Стратиг здесь!» – потом не отобьешься.
– Но это же не Стратиг, а друг моего отца, между прочим.
– Еще хуже! Объясняй тебе, что да зачем. А ты распоясанный и непредсказуемый – выкинешь какой-нибудь номер…
– Ну что вы орете на весь парк? – встрял Иван Сергеевич, хотя они разговаривали вполголоса. – Давайте посидим и птиц послушаем… А ты, лишенец, не имеешь права предъявлять претензий. Никому. Тем более уж даме и такой симпатичной… Что, переволновалась? Ничего, привыкай.
– Пристал как смола, – пожаловалась вдохновленная Дара. – С этими зеркалами еще…
– А что с зеркалами?
– Да!.. – отмахнулась экскурсоводша, борясь с шедевром парикмахерского искусства. – Наговорил глупостей…
Сколот встал между ними.
– Иван Сергеевич, где мой отец? – И уставился Афанасьеву в лицо.
Актерского таланта тому не хватило, чтобы скрыть чувства, взгляда не выдержал и отвернулся, будто бы услышав птичью трель.
– Во! Свиристель поет! – И тут же снисходительно заворчал: – Зачем тебе отец? За папину ручку подержаться хочется? По-моему, ты парень самостоятельный. Вон уже со Стратигом силой тягаешься, кто кого… Скажи-ка мне, друг любезный, кто тебя из ловушки вывел?
– Журавли… Иван Сергеевич, скажи прямо, что ты знаешь.
– Да что мои знания? – нарочито хохотнул тот. – Это ты у нас теперь ученый. Наелся соли на Таригах, так думаешь, все тебе позволено? Думаешь, Мамонт тебя по головке погладил бы? – Он обернулся к Даре. – Нет, ты подумай – его уже ловушки не держат! Ну и куда его прикажешь спрятать? Может, тебе под подол? Посадишь?
– Вот еще! – вспыхнула экскурсоводша. – Мне одних суток хватило, так голову заморочил!
– Но ты же отводила ему глаза.
– Ничего я не отводила… Он все время сопротивляется. И не знаю, как это делает.
– А когда в директорскую квартиру водила?
– Только раз и удалось, да и то он что-то заподозрил. Не думала, что они после Тариг становятся неуправляемыми и вздорными.
Иван Сергеевич пытливо посмотрел на Сколота, но сказал без укора, с ностальгией:
– Этот с детства такой, порода, что ли. Думал, у него прошло, а он все еще за отцом гоняется… Знаешь, что этот малой учудил? От матери драпанул на Урал, неделю по горам бродил, а за ним взвод егерей. Отца искал. Едва отловили!
– Инфантилизм какой-то, – умненько заметила экскурсоводша. – Папенькин сынок!
– Мамонтенок, одно слово…
Они разговаривали так, словно были здесь вдвоем.
– Видишь, от тебя уже Дары отказываются, – подытожил Иван Сергеевич. – Не хотят брать ни под подол, ни под опеку. И куда тебя деть?
– Не надо меня никуда девать, – пробурчал Сколот. – И опеки не хочу.
Афанасьев прогулялся по парадному крыльцу, оглядел ободранную колонну, покачал головой:
– Да… Ты хоть себе представляешь свое положение, отрок? За тобой сейчас гоняются несколько разведок одновременно. Это не считая российских, государственных и частных. А нефтепромышленный комплекс тебя попросту заказал, дюжина киллеров получила аванс. Знаешь, по сколько им выдали за твою драгоценную головенку?.. Пел бы себе в переходе, вдохновлял изгоев. Нет же, начал гусей дразнить, свои гениальные фокусы показывать… Или на Мауре сидел бы, коль попал! Понесло тебя… Зачем сбежал? Куда?
– Я хочу найти отца.
Иван Сергеевич осмотрел его, как только что колонну, – Сколот был пыльный, грязный, а кожаные куртка и брюки вытертые и рваные по швам.
– Ну вот видишь, опять! Кто про что, вшивый про баню… Сюда зачем приперся?
– Хотел спросить у Стратига…
– Стратиг сам не знает, где Мамонт!
– Как это – не знает?
– А так! У избранных Валькириями свои пути, свои уроки.
Сколот в его словах услышал зов надежды. Иван Сергеевич что-то знал, что-то не договаривал, поскольку всегда был себе на уме, и это что-то не несло в себе окончательного приговора.
– Может, оставить все как есть? – вдруг предложила Дара. – Ты же видел, как он от охраны по парку бегал… А они с тепловизорами всю территорию прошли, всех мышей и птичек пересчитали. И за ним гнались…
– Все равно когда-нибудь поймают, – уверенно заявил Афанасьев. – Он же все время высовывается. Это додуматься надо – на скульптуру залез, чтоб в окошко подсматривать! И как только его охрана не срисовала тепловизором этим самым? Снайпер отработал бы, и рухнул бы, как тетерев…
– Меня атлет прикрыл.
– Как это – прикрыл?
– Скульптура за день на солнце нагрелась, охрана и решила, что от нее исходит тепло. Я с ней слился…
– Это ему повезло, – отмахнулся Иван Сергеевич. – Слишком умные дураки попались. А сам лопухнется – и труба… Стратиг велел не оставлять в миру ни под каким предлогом. Так что, распрекрасная Марина, придется тебе брать его под свое чародейское покровительство. И напрягать таланты…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
