— Ну хорошо,— прервал его Бейкер,— а если бы с вами были только моряки, вы бы беспокоились так же?
— Нет, конечно,— заверил капитан.— Но это не одно и то же. Плавать по морям — наше ремесло, и у нас есть свои причины, чтобы…
— У нас тоже есть свои причины,— сказал Бейкер.— Хотя бы средства, которые мы вынуждены были вложить в этот корабль из-за скаредности человека, обязанного за нас заплатить. Есть и другая, более серьезная причина: карантин на острове, откуда мы уплыли. Возможно, о «Санта-Марии» уже известно на других островах архипелага. Я уверен, нам не разрешат высадиться на берег, тем более что у нас нет карантинного свидетельства и на борту двое больных. Если даже, несмотря ни на что, нам и удастся сойти на берег, то, вероятнее всего, чтобы оказаться в тюрьме, на этот раз самой настоящей. Вы можете возразить, что в Португалии и в Испании будет то же. Возможно, но необязательно. И потом, мы уже достигнем цели, и нам будет не так страшно. В этих условиях я голосую за то, чтобы ничего не менять, и, надеюсь, все здесь того же мнения.
Речь Бейкера действительно получила единогласное одобрение, и капитан Пип тоже выразил свое согласие просто жестом. Тем не менее это решение удовлетворяло его лишь наполовину. И если бы кто был рядом с капитаном вечером того же дня, то услышал бы, как он бормочет, обращаясь к верному Артимону:
— Хотите, мистер, знать мое мнение? Так вот! Опасная история, очень опасная!
Впрочем, этот вопрос больше не вставал. К двум часам пополудни ветер переменился и стал дуть с юга. «Санта-Мария» шла под попутным ветром. Идти назад было теперь невозможно. Единственный открытый для нее путь вел на Канарские острова и в Европу.
Таким ходом вечером прошли мимо острова Сол, куда никто не мог смотреть без волнения. Все подзорные трубы повернулись к этой земле, у берегов которой износившийся «Симью» нашел свой конец.
Незадолго до наступления ночи пропал из виду последний из островов Зеленого Мыса. Теперь горизонт разрежут только Канарские острова. Это вопрос нескольких дней, если сохранится тот же ветер, что и сейчас. В общем, первый день прошел благополучно. Жаловаться не на что, и есть надежда, что счастье беглецам не изменит.
Только один пассажир был недоволен, и называть его имя нет необходимости. За завтраком Томпсон добыл себе где-то тарелку и ловко подставил ее при раздаче пищи. Но Бейкер строго следил за порядком, и тарелка осталась пустой. Во второй половине дня Томпсон попытался сговориться с Ростбифом, надеясь, что тот не осмелится отказать своему бывшему хозяину. Но снова натолкнулся на вездесущего Бейкера, не спускавшего со своей жертвы глаз. Дело принимало серьезный оборот.
Ослабев от голода, Томпсон понял, что придется уступить неумолимому мучителю.
— Сударь,— сказал он,— я умираю от голода.
— Очень приятно,— равнодушно ответил Бейкер.
— Прекратите, пожалуйста, ваши шуточки,— взорвался Томпсон. От страданий у него испортился характер,— и потрудитесь сообщить, как долго вы собираетесь издеваться, выбрав меня мишенью?
— О какой шутке вы изволите говорить? — вопросил Бейкер, делая вид, что изо всех сил пытается понять собеседника.— По-моему, я никогда с вами не шутил.
— Так что же,— воскликнул Томпсон,— вы всерьез собираетесь уморить меня голодом?
— Черт возьми,— воскликнул Бейкер.— Но ведь вы не хотите платить!
— Хорошо,— рассердился Томпсон,— я заплачу. Мы с вами потом рассчитаемся по этому счету…
— И по другим тоже,— согласился Бейкер очень любезно.
— Потрудитесь же сказать, за какую цену вы обеспечите мне возможность спать и есть во время всего путешествия.
— Поскольку речь идет об особом тарифе,— с пафосом заявил Бейкер,— то все необыкновенно упрощается.
Он достал блокнот и перелистал его страницы.
— Итак! Хм! Вы уже заплатили сорок фунтов… Это так… Да… Хм! Прекрасно!… Ну так! Вам остается заплатить дополнительно сущий пустяк, всего пятьсот семьдесят два фунта один шиллинг и два пенса, чтобы получить возможность пользоваться всем, что есть на борту, без исключения.
— Пятьсот семьдесят два фунта! — ужаснулся Томпсон.— Вы не в своем уме! Чем терпеть такие издевательства, я расскажу все пассажирам. Черт побери, я найду среди них хоть одного честного человека!
— Я могу спросить их об этом сам,— предложил Бейкер все так же любезно.— Но сначала я бы посоветовал вам все-таки выяснить, откуда взялась такая сумма. Итак, фрахтование «Санта-Марии» стоило двести сорок фунтов. Двести девяносто фунтов и девятнадцать шиллингов мы заплатили за необходимое продовольствие на все время пути. И последнее: обустройство судна ввело нас в расход на восемьдесят один фунт два шиллинга и два пенса. Всего, таким образом, получается шестьсот двенадцать фунтов один шиллинг и два пенса, из них я вычитаю, как я уже сказал, те сорок фунтов, которые вы заплатили. Не думаю, что кто-нибудь из обобранных вами пассажиров посочувствует вашей жалобе на вполне справедливые требования. Хотя, если угодно…
Но Томпсону было не угодно, и он жестом дал это понять. Уже не пытаясь сопротивляться, он открыл свой драгоценный кошель и достал пачку банкнот. Отделив требуемую сумму, он заботливо вернул деньги на место.
— Там еще осталось,— заметил Бейкер, указывая на сумку.
В ответ Томпсон затравленно улыбнулся.
— Но это ненадолго! — добавил, кровожадный преследователь.— Предстоит еще рассчитаться по мелким счетам, по нашим с вами.
Прежде чем расстаться со своим врагом, Томпсон решил, по крайней мере, получить то, за что заплатил. На «Санта-Марии» он сразу же встретил верного Пипербума. Голландец, как было и прежде, вцепился в того, кого продолжал считать главным руководителем. Эта тень, в три раза больше его самого, следовала за Томпсоном повсюду. Надоедливое постоянство громадного пассажира начинало выводить его из себя.
— Таким образом,— продолжал Томпсон,— у меня теперь такие же права, как и у всех. Подразумевается, что я такой же пассажир, как и остальные?
— Совершенно верно.
— В таком случае буду вам очень обязан, если вы поможете мне отделаться от этого невыносимого Пипербума. Пока я был Главным Администратором, мне приходилось его терпеть. Но теперь…
— Конечно! Конечно! — прервал его Бейкер.— Но, к несчастью, я не больше администратор, чем вы. Впрочем, для вас нет ничего легче,— добавил несгибаемый шутник, подчеркивая каждое слово,— чем объяснить господину Ван Пипербуму, как он вам мешает.
Побледневшему от гнева Томпсону пришлось удалиться, проглотив эту пилюлю. А Бейкер вообще перестал обращать на него внимание.
