ерунда, потому что
(В этом мире все зависит от меня)
принц Киж не может представить себе собственную смерть. Вот и СААБ. Не обращая внимания на абстрактного человека в чёрном, который вертится вокруг, пытаясь не подпустить меня к машине, запрыгиваю в неё и резко беру с места, потому что в банке меня, наверно, заждались.
15:58. Я выхожу из банка с пустым "дипломатом" и вижу Кумпеля, который стоит у колонны слева от входа.
– Интересно вы всё это проделали, – произносит он. – Но мы ещё с вами встретимся?
Дождь припускает сильнее, а я всё стою и смотрю ему в глаза.
– Хорошо, – говорю я. – Только попозже, если можно.
– Согласен, – кивает он. – Я вам как-нибудь позвоню.
18. Разочарования
– Где ты так долго шлялся? – спросил Чикин, глядя на мои ноги.
Я тоже посмотрел вниз, и увидел, что мои ботинки и нижние части штанин вымазаны в жёлтой грязи.
(Шла машина темным лесом)
– Гулял, – ответил я. – Не волнуйся. Вот тебе твой чумадан, – я со стуком положил "дипломат" на сейф. – С валютой всё в порядке.
– Значит, всё обошлось?
Я поворачиваюсь к нему спиной, где дырки от пуль видны отчётливее:
– Да так, знаешь ли. Бывало и похуже.
– Ну и шутки у тебя, – снова морщится Чикин. – Иди, работай.
И я иду в кабинет.
Надя за своим столом погрузилась в работу. Я беру груду папок, складываю на углу стола и начинаю их листать.
– И зачем нужно столько отчётов? – бормочу я.
– Ой, – вдруг говорит Надя. – Кажется, я слышала гром.
– Вы боитесь грозы?
– Немножко.
Я молчу, потому что не знаю, как отреагировать на её грозобоязнь. Но, наконец, отвечаю:
– Я тоже.
– Правда?
– А я никогда не вру.
Снова молчание. Я смотрю на колонки цифр в отчётах и думаю, не прочитать ли их вслух.
– Надя! А вы нашли, к кому сегодня пойдёте?
– Нет пока. Почти никому дозвониться не могу.
– Подруги, значит, дома не сидят?
Улыбка.
– Может, ко мне? Не подумайте чего плохого – у меня ведь две комнаты.
Она поднимает на меня глаза:
– Спасибо, конечно; но с какой стати?
– Действительно, – вздыхаю я. – С какой стати? А здорово вы меня… кувалдой по голове.
– Я – вас? – удивляется Надя. – О чём вы?
– Неужели не помните?
Она не помнит, и молчание воцаряется снова.
– Между прочим, уже почти пять, – замечаю я спустя некоторое время. – Вы не уходите?
– Нет, останусь, – отвечает Надя. – Отсюда хоть позвонить можно.
– А то я могу подвезти.
– Не стоит.
Ладно – я, пожалуй, и так слишком назойлив. Нахожу свою куртку на спинке одного из стульев, одеваюсь и говорю: "До завтра".
– До завтра, Владимир Сергеевич.
Она – единственная, кто называет меня по имени-отчеству.
(Спасибо, конечно; но с какой стати?)
Я выхожу на улицу и вижу, как всё озаряется вспышкой яркой молнии. "Тоже мне июль", – бормочу я, чувствуя, как холод забирается в рукава куртки.
– Мяу! – вскрикивают рядом.
Отшвыриваю кошку ногой и иду к машине. Похоже, у меня снова портится настроение. Но почему?
СААБ выруливает на улицу и подстраивается в крайний правый ряд.
– Кумпель, – бормочу я. – Не удивлюсь, если его зовут Зигфрид. И вообще – при чём тут Тамбов?
Машины обгоняют меня одна за другой, а мне почему-то не хочется торопиться. Только одно желание – лечь спать, так, чтобы ничего вокруг не видеть и не слышать. Наверно, остаточный эффект от снотворного. Трясу головой. Нет, я не засну. В такую погоду, когда молнии сверкают над дорогой, мне не сомкнуть глаз…
Вот и мой дом. СААБ петляет по замысловатой подъездной дорожке и становится во дворе. Решено – сейчас приду домой, отключу телефон и завалюсь спать… А ещё лучше опьянеть. Напиться, как свинья, и опьянеть – я не пьянел уже, кажется, лет десять. А в чём проблема? Я же несколько дней назад вылакал бокал спирта.
Вызовем его из того кусочка мозга, куда спешно затолкали, чтобы не быть пьяным тогда… И я чувствую прилив веселья в голове.
– Пре… красно, – бормочу я, выбираюсь из машины и, шатаясь, иду к подъезду…
– Здравствуйте, тётя Галя.
– Фу, – с отвращением произносит тётя Галя, стоящая под козырьком подъезда, и воротит от меня нос. – Так нажрался – и на машине.
Я хочу возразить, но меня уже несёт в подъезд. Чудом добираюсь до двери и звоню.
Анита открывает и, по-моему, приходит в восхищение:
– Ты где был?
– На работе, – отвечаю я. – Пусти.
– И ночью?
– Нет, – говорю я. – Ночью, по-моему, не на работе. Ну, дай войти.
– От тебя несёт, как от вино-водочного комбината!
– Кто ты такая? – спрашиваю я. – Чтобы это… не пускать меня в дом.
Я отодвигаю её в сторону, а она цапает меня зубами за палец. Зубы, как у собаки.
Вваливаюсь внутрь, и тут же слышу звонок телефона.
– Заколебали уже… звонить, – говорю я пробираясь к аппарату. – Аллё!
– Это Кумпель, – говорят мне. – Если считаете себя бесстрашным человеком, подъезжайте к шести часам ко входу в банк. Я, знаете ли, подумал – к чему откладывать?
– Хорошо, – отвечаю я. – Только… приведу себя в порядок.
Разговор окончен. Я хватаю себя за голову и усилием воли вталкиваю туда трезвость и ясный ум. Приглаживаю волосы.
– Ну вот, – говорю Аните. – Так лучше?
– Эх, хозяин… – с неопределённой интонацией бормочет она, почему-то становится на четвереньки и семенит в угол.
Снова телефон.
– Алло. Это Кумпель? – спрашиваю я.
– Нет. Это я, Рита.
Я взбешён.
– О Боже! Я тебе уже столько раз говорил "нет"!
– Но я не понимаю, почему…
– Чего же тут непонятного?! – ору я.
– Не кричи. Может, у тебя кто-то есть?
– Собака у меня есть, – отвечаю я. – Ну и что?
– Да нет, что я спрашиваю… Ты даже женщину толком окрутить не можешь…
Мне это надоело. Я так швыряю трубку на аппарат, что от неё откалывается небольшой – белый – кусок пластмассы.
Единственный в этом мире приличный человек – Кумпель – ждёт меня у банка. И я поеду туда, потому что плевал я на его угрозы и какие-то там мелочи вроде боли или смерти. Может быть, смерть – это последнее наслаждение, которое мне осталось.
(Чёрт побери, почему у меня сегодня такое плохое настроение?)
Я уже грохочу ботинками по ступеням лестницы и чувствую, как дрожат стёкла в окнах подъезда. Или они трясутся от раскатов грома в небе?
А, по большому счету, какая разница? И то, и другое – как всё в этом мире – зависит только от меня.
19. Приятный сюрприз-2
