Когда Серову уже увезли в морг, сюда приехала ее дочь Мария. Найдя потрепанную записную книжку матери (впрочем, искать ее долго не понадобилось — в квартире из мебели осталось только пианино да несколько стульев, а все остальное было давно пропито), она принялась обзванивать бывших коллег покойной, с тем чтобы пригласить их на похороны. Однако почти никто (!) не согласился приехать: один сослался на болезнь, другая на занятость, третья еще на что-то.
В те дни бывший муж Серовой Константин Симонов отдыхал в Кисловодске. Печальную весть ему сообщила по телефону коллега Серовой по Театру киноактера Лидия Смирнова. По ее словам: «Когда я сказала ему, что Вали нет, он закричал. Я поняла, как ему было тяжело, — такая любовь не проходит. Он попросил, чтобы купили побольше цветов и чтобы на похоронах играла музыка, чтобы она пела свои песни…».
В эти же дни на «Ленфильме» были закончены съемки фильма «Старший сын». Вернее, съемки были завершены еще в конце ноября, но несколько сцен пришлось переснимать из-за брака пленки. Так, 9—11 декабря пересняли все эпизоды «в окне», в том числе и тот, которым будет заканчиваться первая серия: там Сарафановы и их гости смеются, выглядывая из распахнутого настежь окна.
В пятницу, 12 декабря, Верховный суд Литовской ССР объявил приговор Сергею Ковалеву: семь лет колонии и три года ссылки. Публика, собранная в зале из гэбистов, встретила этот вердикт аплодисментами. Стоявший в коридоре сотрудник КГБ обратился к Сахарову и его друзьям с репликой: «Ну что, теперь вы видите, как литовцы, литовский народ одобряют приговор?». На что Сахаров ему ответил: «Неправда, литовский народ — не в зале!». Далее послушаем его рассказ:
«Мы стали пробираться к выходу. Гэбисты со всех сторон обступили нас, начали кричать, паясничать, некоторые приседали перед нами на корточки и прыгали, как обезьяны, гримасничали; другие пищали. Это было отвратительно и страшно. Так мы дошли до гардероба. Вдруг стоявшая за загородкой гардеробщица-литовка поклонилась нам и громко сказала, так, что это было слышно всем, находившимся в вестибюле, — и нашим друзьям, и гэбистам:
— Пусть бог поможет доктору Ковалеву и его друзьям!..».
12 декабря Высоцкий с Мариной Влади Заехали в гости к поэтессе Белле Ахмадулиной. Вот как об этом вспоминает А. Макаров:
«Собралась компания близких друзей. Раздался телефонный звонок. Белла сказала, что сейчас приедут Володя и Марина. Вскоре они приехали. Володя спел только что написанную песню (для ленфильмовской картины «Вторая попытка Виктора Крохина») «Баллада о детстве». Она произвела фурор. Потом еще что-то спел. Все сидели за столом — это было в мастерской Бориса Мессерера, мужа Ахмадулиной. Там был длинный стол, а дальше проем со ступеньками, ведущими выше, в мастерскую. Я увидел, что Белла сидит на этих ступеньках и что-то пишет. Володя пел, пел, пел, а когда отложил гитару, Белла без всякого предварения стала читать свои новые стихи. Получилось такое невольное вроде бы соревнование. Она так зажглась и в то же время так ревновала к этому вниманию, что даже не сумела дождаться, пока воцарится молчание, и своим небесным срывающимся голосом начала читать поразительные стихи…».
Тем временем на «Таганке» Юрий Любимов готовит замену Высоцкому в спектакле «Гамлет». На роль принца датского режиссер первоначально хотел пригласить Ивана Бортника, но тот был близким приятелем Высоцкого и поэтому от заманчивого предложения отказался. Любимов назвал его трусом и обратил свой взор на Валерия Золотухина. Уговоры длились больше часа. По словам Золотухина, Любимов объяснял свое желание заменить Высоцкого так: «С этим господином я работать больше не могу. Он хамит походя и не замечает… Уезжает в марте во Францию. Ездит на дорогих машинах, зарабатывает бешеные деньги, — я не против… на здоровье… но не надо гадить в то гнездо, которое тебя сделало». Золотухин пытался возражать: «Мы потеряем его, когда будет найден другой исполнитель. Заменить его, может быть, и следует, но, думаю, не по-хозяйски было бы терять его совсем». Любимов: «Да он уже потерян для театра давно. Ведь в «Гамлете» я выстроил ему каждую фразу, сколько мне это мук и крови стоили, ведь артисты забывают… Нет, я тебя не тороплю. Ты подумай». Золотухин: «А чего мне думать? Отказываться? Для меня, для любого актера, попробовать Гамлета — великая честь и счастье. Но для того, чтобы я приступил к работе, мне нужен приказ, официальное назначение. Официальное, производственное назначение, а там уж видно будет…».
13 декабря в Театре киноактера прощались с Валентиной Серовой. Гроб с телом установили в вестибюле. Проститься с некогда популярной актрисой пришло не так много людей, в основном ее коллеги. Венки купили дешевые, бумажные. Послушаем очевидцев:
В. Вульф: «Все стояли в зимних пальто и ждали, когда начнется гражданская панихида, а она все не начиналась. Кто-то должен был приехать, то ли из Союза кинематографистов, то ли из Госкино СССР, но «начальство» все не приезжало. И вдруг за кулисами включили магнитофон, и над вестибюлем поплыл голос Серовой:
Сколько б ни было в жизни разлук,В этот дом я привык приходить.Я теперь слишком старый твой друг,Чтоб привычке своей изменить.
В фойе послышались рыдания. Мгновенно началась панихида, как будто сорвалась плотина, актрисы и актеры выходили к гробу и говорили о Серовой с нежностью, болью, обидой, горечью…
Шрамы от падения не мог скрыть грим, наложенный на лицо покойной… На портрете, висевшем у гроба, у Серовой было живое, нежное лицо, очень правдивое, уникально женственное, лицо, ставшее знаменем 40-х годов, а в гробу лежала измученная женщина, совсем не похожая на ту, что была на портрете…».
А. Серова: «Когда Валя умерла, то на похоронах ее не узнавали. Так, лежит какая-то женщина, старая, дряхлая, простая. А мать сидит и кулаком на нее — дескать, «вот до чего ты дожила!». Мать еще жива была. Дочь Маша пришла в цигейковом пальто и джинсах. Симонова на похоронах не было, он в Кисловодске отдыхал. Недалеко. Но он не захотел приехать. Говорят, он послал ей сто гвоздик…».
Л. Пашкова: «Поглядела на умершую, и сердце сжалось от боли. Неужто это все, что осталось от самой женственной актрисы нашего театра и кино? Ком застрял в горле. Вынести это долго не могла. Положила цветы и ушла из театра. Часа три ходила по Москве и плакала…».
Продолжается кровавый путь 29-летнего рецидивиста Александра Жидкова по прозвищу Спартак. Как мы помним, в конце ноября он вместе с двумя подельниками убил случайного собутыльника, по пьяной лавочке рассказавшего о золотой заначке в камере хранения на вокзале Пермь-II.. Золото убивцы так и не нашли, но болтуна, после нескольких дней пыток, убили. Затем расправились и с невольной свидетельницей преступления — хозяйкой квартиры. Милиции найти душегубов тогда так и не удалось. В результате те вскоре объявились снова.
13 декабря Жидков и 18-летний Михаил Веретельник по прозвищу Козырь задумали взять совхозную кассу в деревне Денисово Чусовского района. Вооружившись четырьмя (!) ружьями и двумя ножами, они отправились в поселок Сылва Пермского района, чтобы подключить к делу еще одного кореша — Мирона, с которым Жидков познакомился на лесоповале в Ныробской зоне строгого режима. После двухчасового сидения за бражкой троица отправилась на станцию. По дороге преступников сильно развезло, и Жидков с Мироном повздорили из-за какого-то пустяка. Спор разрешился в духе ковбойских фильмов: Жидков с одного выстрела уложил кореша на снег. После чего путь на станцию продолжили двое.
Однако, пройдя метров триста, Жидков внезапно вспомнил, что оставил при убитом ружье. Решили вернуться. А когда пришли на место, обнаружили, что Мирона на месте нет. Тогда по кровавым следам на снегу они отправились в погоню. Вскоре увидели, что Мирона волокут под руки две женщины и мужчина (это были мать и сестра Мирона и его знакомый). «Ах вы падлы!» — закричал Жидков и открыл огонь по невинным людям. Обе женщины были убиты наповал с первых же выстрелов, а вот мужчине повезло — он получил легкое ранение и сумел убежать. Сам Мирон стал подниматься с земли, но Жидков расстрелял его в упор. Потом выяснится, что в горячке выстрел получился неудачный — Мирон выживет.
Забрав злополучное ружье, убийцы продолжили свой путь на станцию Сылва. Но на самом подходе к ней внезапно заметили на скамейке спящего бродягу. В Жидкове вновь взыграла жажда убийства. Достав нож, он осторожно приблизился к несчастному и хладнокровно перерезал ему горло. Просто так… Затем бандиты захотели свести счеты с дежурным милиционером, но того спасла от гибели случайность — за несколько минут до этого он покинул свой кабинет по какой-то надобности. Но бандиты компенсировали неудачу со случайными людьми — мужем и женой, ожидавшими поезда на платформе. Жидков пьяным голосом приказал супругам встать перед ним на колени, а когда те не послушались, выстрелил в них из ружья. Дробь попала женщине в ноги, и она упала. Муж нагнулся к жене, и это спасло его от смерти — следующий заряд прошел аккурат в нескольких сантиметрах над его головой. С криком: «Всех вас надо перестрелять!» — бандиты убежали. Но их злодеяния на этом не закончились.
