После того, как все дела были улажены — на это ушла почти целая неделя, и Грэм все больше нервничал, — оставаться более стало не за чем. Перед Грэмом во весь рост встал вопрос, куда направить стопы свои? Ответа на него он не знал. Отправляться к дикарям — неважно, на север или юг, — он не хотел. В пустынях песчаных и ледовых, равно как и в джунглях, его наверняка не знали, не слышали и имени его, но порвать с цивилизацией он был не готов. Он был и оставался городским человеком до мозга костей. Но где найти такой город, в котором бы о нем ничего не знали? Есть ли поселение, в котором не было бы храма Фекса и сумеречных братьев? Впрочем, в Истрии, скорее всего, про мнимую казнь отступника и не слыхивали, но в Истрии зато был Крэст Авнери. Грэм не был уверен, что истрийский принц до сих пор не ждет его с распростертыми объятиями и с любовно разложенными на столе пыточными инструментами. Можно утешать себя тем, что прошло уже более десяти лет, но кто знает, каков срок жизни ненависти? Из-за Крэста Грэму пришлось десять лет назад покинуть Истрию, Крэст же «выкурил» его спустя полтора года и из Наи. Теперь в Наи Грэма уже не разыскивали по приказу Авнери, это было известно совершенно точно, но вот в Истрии… Островная империя слишком далеко, чтобы можно было что-то сказать наверняка.
Промаявшись в раздумьях, Грэм все же пришел к выводу, что кроме Истрии, ему неуда деваться. Что ж, пусть будет Истрия. В конце концов, необязательно же ему попадаться на глаза Крэсту? Впрочем, усмехнулся Грэм про себя, судьба у меня такая, что обязательно попадусь. Но что же теперь делать?
А ведь в Истрии еще жил Брайан… то есть, наверное, все еще жил. Грэм с глухим раскаянием подумал, что человека, которого считал старшим братом, он не видел уже более десяти лет. Мало того, он ни разу не попытался послать весточку. Стоило ли потом удивляться, что у Грэма не было друзей, при таком-то к ним отношении? А вот и шанс исправиться. Неизвестно, правда, как посмотрит на него Брайан после десяти прошедших лет, узнает ли? А если узнает — то обрадуется ли? Можно ли радоваться человеку, которого видишь так редко, что между свиданиями забываешь даже его лицо? Грэм не знал. Все его отношения с людьми были настолько недолговечными, его с такой завидной периодичностью всю жизнь носило с места на место, что он редко даже обращал внимание на окружающие его лица, и никогда не задумывался о наличии или отсутствии дружеских уз. Людей, которые вызывали у него чувства, более сильные, чем простое любопытство, можно было пересчитать по пальцам. Грэм подумал, что всегда был одиночкой, и вдруг обнаружил, что не слишком приятно сознавать свое одиночество в тридцать два года. В возрасте, когда у большинства людей уже есть любящие жены и дети, у Грэма не было никого, кроме разве что племянника, который, за неимением отца, был привязан к нему.
Даже женщина, с которой он два года делил постель, ушла от него, скрыв в тайне то, что семя его принесло плод — дитя, сына… Впору было начать кусать локти.
Но Грэм подумал, что будет в высшей степени глупо и бесполезно, если он предастся самоуничижению и примется рвать волосы на голове и стенать. Кроме того, чтобы впасть в отчаяние, нужны были моральные силы, а сил этих у него не оставалось.
Уже почти собравшись ехать, Грэм вдруг подумал, что в этот раз он должен кое с кем проститься. У него уже вошло в привычку уезжать без прощания, и с этой привычкой, как и со множеством других, нужно было завязывать.
Ему хватило наглости лично явиться в дом тана Ланса Лорейна. Мелькнула даже шальная мысль: если разъяренный тан еще раз попытается убить его и преуспеет в этом, то ему не придется никуда ехать. На счастье, прежде чем попасться на глаза хозяину дома, он встретил хозяйку. Камилла первая услышала от слуги о посетителе и спустилась в холл. Она увидела, что это за посетитель, побледнела и чуть не лишилась чувств. Грэм попытался придержать ее за локоть — вдруг все же упадет, — но она отшатнулась и посмотрела на него огромными испуганными глазами.
— Ты что здесь делаешь? — спросила она нервно. — Я не знала, что ты вернулся…
— Вернулся. Я пришел попрощаться, Ким.
— Попрощаться? — Камилла закусила губу. — Если Ланс увидит тебя, он такое прощание устроит тебе… да и мне — тоже.
— Я уже ухожу. Не волнуйся.
— Уходишь?! Нет, постой… ты снова уезжаешь? Надолго?.. Нет, здесь не надо разговаривать… пойдем со мной…
Она ухватила его за руку и повлекла за собой. Через минуту они оказались в маленьком, со вкусом обставленном будуарчике, очень располагающем к любовным утехам. Грэм, оглядевшись, усмехнулся краем рта — случайно ли Камилла привела его сюда или нет?
— Так ты уезжаешь? — она примостилась на крошечном диванчике, глянула снизу вверх. — В прошлые разы ты не прощался…
— Я решил изменить привычки, — серьезно ответил Грэм. — А что, твой благоверный не заходит сюда?
— Нет, это моя комната, Ланс тут не бывает… Так для чего ты пришел? Я думала, между нами все… кончено.
— Да ничего и не начиналось, Ким, — тихо ответил Грэм. Без тени улыбки, плотно сжав узкие губы, он рассматривал ее, красивую и, несомненно, умную женщину, бывшую в течение нескольких месяцев его любовницей. Достойную женщину. Беда же заключалась в том, что он очень мало знал о ней, она же о нем и того меньше. Она даже не подозревала о кошмарах, мучивших его по ночам. Она не затрагивала в нем никаких струн, кроме плотских желаний. — Но попрощаться я все же хочу. Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь сюда. Думаю, что уезжаю навсегда.
— Ты каждый раз уезжаешь навсегда, — она не смутилась под его взглядом, как это обычно бывало с женщинами, а еще выше вскинула голову. — Ну что ж, спасибо и на том, что решил сказать «прощай» на этот раз.
— Еще хочу просить тебя, чтобы ты не держала на меня зла.
— Ого! — Камилла удивилась. — Вот даже как? Грэм… что-то произошло? Ты… не похож на себя.
Он вздохнул и отвернулся. Еще бы похож. Его нет, его казнили. Его жизнь выменяли на жизнь другого человека, о котором он не знал ничего — даже имени.
— Так что же, Грэм? что случилось? Я могу… чем-то тебе помочь?
Теперь удивился Грэм. Они с Камиллой всегда соблюдали дистанцию в отношениях, и дистанцию эту, в большей степени, установил он сам, очертив границы дозволенного. Они никогда не лезли во внутреннюю жизнь друг друга, и он не мог ожидать, что Камилла захочет нарушить неписаные правила, предложив помощь.
— Нет, мне помощи не нужно.
— Ну, тогда… Тогда — прощай, Грэм.
Она протянула ему руку, он молча коснулся ее губами; потом помог Камилле встать с диванчика. В молчании они прошествовали обратно в холл, не наткнувшись на тана; там Грэм, так и не проронив ни слова, коротко поклонился и вышел. Оседланный Бес ожидал его прямо у дверей — Грэм велел конюху Лорейнов не дотрагиваться до коня и не уводить его в конюшню.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
