А Лиз, напротив, была добра и дружелюбна и задавала вопросы, которые должна была бы задавать Бритт: об их домах и семьях, о том, что они думают о Лондоне.
А потом, со стыдом вспомнила она, именно Лиз, а не Бритт спокойно взяла счет.
Было два номера, один перечеркнутый лондонский, а другой с пометной «коттедж». Чувствуя себя более уверенно, Мэри переписала себе оба телефонных номера Лиз и на цыпочках вернулась в спальню дочери, чтобы положить записную книжку обратно.
По крайней мере, у Бритт есть хоть одна хорошая подруга, которая, как была уверена Мэри, охотно присмотрит за ней, когда узнает, что произошло.
– До свидания, ма, до свидания, па.
Бритт бросила свое пальто в «порше» и поспешила за ним сама, стараясь не глядеть на их искаженные болью лица. Она понимала, что родители нуждаются в ободрении, хотят, чтобы она сказала им, что с ней все в порядке, что все хорошо. Но не могла говорить об этом, не могла даже упомянуть это, как не могла обнять отца и мать или просто пожать им руки. Потеря ребенка словно снова разверзла между ними пропасть.
Единственным выходом для нее было уехать, вернуться в Лондон, где она сможет в одиночестве погрузиться в свое горе среди знакомых привычных вещей.
– Останься, дочка. Хотя бы на несколько дней!
Отец протянул к ней руку, она увидела тревогу на его лице и хотела ответить ему. Но вместо этого отпрянула, и отец бессильным жестом поражения опустил руку.
– Бритт, родная, – прошептал он, глядя в сторону. Большой, теперь ссутулившийся, но, несмотря на годы тяжелой работы под землей, гордый человек, он вытер слезы. Она никогда раньше не видела его плачущим.
– Если бы только вместо малышки мог быть я.
Ее потрясла любовь в его голосе. Его безнадежность. Его беспомощность. Она открыла дверцу машины и вышла.
– Ох, папа, не говори так. Ты один-единственный, а ребенок у меня в конце концов может быть и еще!
– Ну ладно, поторопись, девочка!
Она отвернулась, догадываясь и не желая услышать то, что он собирался сказать ей. Что он долго не протянет.
– Я люблю тебя, папка.
– И я люблю тебя, девочка. Ну давай, катись в свой пуп земли!
Бритт улыбнулась и села в машину. Но она знала, что не пуп земли ждет ее среди лондонской толпы, а бездонный колодец одиночества.
Проследив, как машина Бритт с ревом рванулась из Ротуэлла, Мэри выждала еще десять минут на тот случай, если Бритт что-то забыла и вернется. Потом она поднялась наверх и нашла в правом ящике своего туалетного столика тщательно сложенный клочок бумаги, на котором записала телефон Лиз.
В спальне было тихо, и дети внизу играли подозрительно бесшумно. Лиз вынула из гардероба свой синий костюм в белую полоску, критически осмотрела его и решила, что он слишком вызывающий. Если она собирается беседовать с консервативными местными бизнесменами, ей ни в ноем случае нельзя иметь вид «да я тебя с нашей съем!», излюбленный облик лондонских деловых женщин.
Интересно, как там в «Метро ТВ» идут дела без нее. Она слышала о ссорах между Клаудией и Конрадом. Ну-ну. Уход одного руководителя программ может быть случайностью. А вот двух – это уже подозрительно.
Оторвавшись от мыслей о телевидении, она вернулась к предстоящей работе. Что ей было нужно, это хороший твидовый костюм, как у Сюзанны Смит.
Она на минуту присела, задумавшись о предсказании гадалки. Та говорила, что Лиз предстоят перемены, и вот она возвращается на работу. Но потом циничная часть ее «я» напомнила ей, что такое туманное предсказание могло значить что угодно.
А как насчет другого намека на будущее? Она сказала, что двое мужчин любят ее и двое мужчин причинят ей боль. А Мел сказала, что одного из них она знает. Лиз отложила костюм в сторону. Думать о Дэвиде она не хочет. Дэвид в прошлом. Кто же таинственный второй мужчина?
Разглаживая одеяло с рисунком в виде роз, она с кривой усмешкой подумала, что от этих предсказаний мало толку и что их лучше забыть. С тех пор как перебралась сюда, в Суссекс, Лиз почти не встречала мужчин моложе семидесяти. Ее шансы не очень-то велики. И уж меньше всего на свете ей нужен еще один мужчина, который причинит ей боль.
Однако, когда несколько секунд спустя зазвонил телефон, она почти с полной уверенностью ожидала услышать мужской голос. Но голос был женский. Робкий, запинающийся, с северным акцентом, он звучал так, словно его обладательнице стоило большого труда позвонить.
– Здравствуйте… это Лиз?
Лиз пришло в голову, что если она громко скажет «Брысь!», то голос на другом конце провода исчезнет и никогда не вернется. Но вместо этого она сказала:
– Да, это Лиз.
– Я Мэри Уильямс, мать Бритт Уильямс.
Мать Бритт! Трудно представить себе, что у Бритт может быть мать или отец. Представить себе, что два совсем обычных человека соединили свои гены, и получилась Бритт. Лиз вспомнила, что они действительно встречались десять или одиннадцать лет назад. Приятная, опрятная, заметно увядшая женщина, неловко чувствовавшая себя в своем костюме и пестрой шляпке, и с выражением постоянного удивления на лице. Кажется, больше всего ее удивляло то, что именно она смогла родить эту одетую с иголочки, элегантную и умную молодую особу, которая явно тяготилась необходимостью уделить ей пять минут.
И еще Лиз вспомнила, как ей было жаль эту женщину, подруги которой видели, что дочь откровенно стыдится ее.
– Простите меня за беспокойство, но мне действительно необходимо попросить вас об одолжении.
Лиз почувствовала, как в ней закипает гнев. Эта женщина собирается просить ее что-то сделать для Бритт!
– Это касается моей дочери, – выпалила та скороговоркой, не замечая молчания Лиз и торопясь облегчить свое бремя. – Вы, наверное, знаете о ее ребенке?
– О да, – Лиз сама слышала резкость своего тона, но не пыталась смягчить его. Эта женщина что, ждет от нее поздравлений? Какая радость для вас, вы будете бабушкой! Какое, должно быть, волнующее чувство!
– Да, я очень хорошо знаю о ее ребенке.
Мать Бритт понизила голос, словно разговор продолжался уже в церкви:
– Похоже, что на прошлой неделе она его потеряла.
– Потеряла? – какое-то время смысл ее слов не доходил до Лиз.
– Да. У нее был выкидыш. По дороге сюда она едва не попала в аварию и чудом избежала смерти. Доктор сказал, что это был шок с задержкой.
Так Бритт потеряла ребенка. На Лиз нахлынула волна чувств, среди которых она могла распознать и легкое чувство вины, и удовлетворение.
– И как она перенесла это?
– Вот поэтому я и звоню. Боюсь, тяжело. Иногда она как будто в порядке, и ее ничто не заботит, но потом на нее находит мрачное настроение, она часами не роняет ни слова и замыкается в себе. Меня очень беспокоит, как она будет там одна в своей огромной квартире-складе. Я подумала, не могли бы вы…
