Ронге добродушно усмехался, наблюдая тщетные усилия Шелленберга и его подручных. На последовавшее предложение Шелленберга поступить на службу Ронге ответил вежливым отказом.
На следующий день Ронге был арестован — и препровожден в Дахау.[774]
Через некоторое время Ронге напомнил о себе адмиралу Вильгельму Канарису (1887–1945) — тогдашнему шефу Абвера (германской военной разведки), а ныне — еще и общепризнанному британскому агенту:[775] Ронге выслал из концлагеря поздравление Канарису с присвоением последнему очередного воинского звания.[776]
О дальнейшей судьбе Ронге, очевидно, призадумались. Теперь стало ясно, что сведения, которыми располагал Ронге, при отсутствии у него реальных документов, оказывались сугубо голословными, а потому не представляли собой особой важности и непосредственной опасности для кого-либо. Самому же Ронге (равно как и другим нежелательным свидетелям на теперь уже германской территории) не составляло никакого труда заткнуть рот, что и было ему наглядно продемонстрировано.
Вскоре затем, в августе 1938 года, Ронге был выпущен на волю: ему как раз приближалось 65 лет — законный пенсионный возраст. До 1945 года Ронге мирно проживал в Вене на пенсии, а затем, как упоминалось, снова нашел себе применение — помогать американцам в организации деятельности будущей австрийской разведки.[777]
Гораздо выразительней, чем у Ронге, сложилась судьба у Райнхольда Ханиша, умершего в 1938 году, напоминаем, в камере предварительного заключения.
А вот Кубичек приложил максимум усилий для того, чтобы уцелеть.
Гитлер, напоминаем, исчез из поля зрения Кубичека в августе 1908: в течение следующей осени Кубичек, завершив кратковременную службу в армии, безуспешно пытался отыскать друга.
Кубичек окончил затем музыкальное училище в Вене в 1912 году и получил должность второго дирижера в небольшом театре одного из австрийских городишек. Дальнейшие честолюбивые замыслы Кубичека были прерваны войной. Он получил тяжелое ранение в Галиции, а испытанные переживания и невзгоды сломали стержень его юношеских устремлений. Позднее он сделался мелким чиновником системы народного образования в австрийской провинции.[778]
В 1933 году, когда Гитлер стал германским рейхсканцлером, Кубичек счел необходимым выслать ему поздравление. Поначалу оно затерялось в море подобных же посланий, но в августе 1933 года все же достигло Гитлера, немедленно выславшего теплый ответ на поздравление прежнего друга.[779]
Когда при Аншлюссе Австрии происходил торжественный въезд Гитлера и он остановился в Линце, то Кубичек проявил чрезвычайные усилия, чтобы встретиться с ним. Гитлер находился в ратуше, и Кубичек пробился туда сквозь заслоны штурмовиков. Кубичек нес письма и рисунки Гитлера, предъявлял их стражам, те вызывали вышестоящее начальство — и такая процедура повторялась несколько раз. Наконец Кубичек оказался в зале ратуши среди почетных гостей, ожидающих появления фюрера. Гитлер вышел к публике — и сразу заметил и узнал Кубичека.
Гитлер был потрясен тем, что Кубичек сохранил его рисунки и письма. «Теперь они безраздельно принадлежат Вам» — торжественно провозгласил Гитлер. Он называл Кубичека на вы, но по уменьшительному имени — Густль.[780]
Гитлер поинтересовался, чем занимается Кубичек и какие у него проблемы, и был очень удивлен, услышав, что никаких проблем нет. «Так не бывает» — заявил Гитлер и поинтересовался, есть ли у Кубичека дети. Оказалось, что у Кубичека три сына: все трое музыкально одарены, а двое к тому же имеют склонность к изобразительному искусству.[781]
Гитлер немедленно заявил, что хочет принять участие в судьбе сыновей Кубичека. «Вы ведь помните, как мы бедствовали в Вене, а ведь срезу после того, как мы расстались, наступило самое ужасное время в моей жизни»[782] — невероятно красноречивое заявление Гитлера!
Кубичек отметил, что Гитлер выполнил свое обещание: всем троим сыновьям Кубичека была оплачена учеба в Консерваториуме в Линце за счет канцелярии рейхсканцлера. Двоим из них, занимавшимся изобразительным искусством, Гитлер организовал экспертизу какого-то (названного Кубичеком) профессора; Кубичек не упоминает о ее результатах.
Гитлер выразил желание посетить дом Кубичека (неподалеку от Линца) и вместе побродить по берегам Дуная и повспоминать прошедшее: «Здесь это невозможно — меня просто не выпустят на улицу». Но это намерение Гитлера не осуществилось — и в следующий и в последний раз они встретились по инициативе Гитлера на следующий год: на фестивале в Байрорте в августе 1939 года, прямо накануне начала Второй мировой войны.[783]
Там между ними происходили беседы без свидетелей — и Гитлер мог убедиться в том, что Кубичек помнил все, что было нужно, и забыл то, что и требовалось забыть.
В этот раз Гитлер прямо предложил Кубичеку занять любой пост в музыкальных ведомствах Третьего Рейха в Берлине, однако Кубичек вежливо, но твердо это отверг.[784] И в дальнейшем он сторонился от всякой политики и власти, но в последние месяцы Третьего Рейха решил проявить демонстративную лояльность по отношению к Гитлеру — и вступил в НСДАП.[785] Похоже, что он предвидел возможность последующей чистки свидетелей, пришедшейся на апрель 1945.
После войны прошлое все же продолжало давить на Кубичека — и в 1951 году он, вроде бы по собственной инициативе, выступил с мемуарами, максимально благожелательными по отношению к Гитлеру.
Их венцом и стала сконструированная Кубичеком легенда о любви Гитлера к Штефани из Линца, максимально очеловечивающая образ фюрера.
Здесь Кубичек, очевидно, преследовал и собственные цели: Штефани тоже еще была жива и растрогалась теперь незамеченной ею любовью к ней великого Гитлера, а Кубичек обрел оправданный повод встретиться с ней — предметом своей прежней юношеской влюбленности.
В свою очередь Гитлер, старательно уничтожавший в 1938–1939 годах могилы своих предков, а тем самым — и материальные следы собственных детских преступлений, навсегда отвел тогда от себя основную угрозу, содержащуюся в досье, которым его завербовал Редль.
Но оставалось где-то еще и другое досье.
Оно сохраняло возможность шантажировать Гитлера якобы неопровержимыми фотодокументами, вроде бы безусловно свидетельствующими о его теснейшей и преступнейшей связи с очевидными российскими агентами (что было достаточно справедливо в отношении Занкевича и совершенно несправедливо в отношении Редля), а потому давало невероятную власть над фактическим хозяином Третьего Рейха.
Эта власть не умалялась со временем, требуя лишь очень аккуратного с нею обращения: ведь даже ближайшие соратники Гитлера, начиная с Германа Геринга, никогда бы ему не простили, если бы узнали и поверили, что обожаемый фюрер еще в 1912–1913 годах был не только проституткой-гомосексуалистом, но и российским агентом!
В этой ситуации внезапный несчастный случай и последующие торжественные похороны как дамоклов меч зависали над Гитлером!
Теперь, по крайней мере, нам удалось продемонстрировать, на каких именно основах могло осуществляться прямое внешнее руководство Гитлером.
Дело остается за тем, чтобы показать, как это происходило на самом деле — этим мы и постараемся заняться в наших последующих публикациях.
Примечания
1
Цитируется по московскому изданию русского перевода 1958 года. Оригинальное нью-йоркское издание (Platt W. Strategic intelligence Production. Basic Principles.) датировано 1957 годом.
2
Макаренко В.В. Ключи к дешифровке истории древней Европы и Азии. Новая география Древнего мира. М., 2005. С. 149, 385.
3
Автор настаивает именно на таком написании — Первая Мировая и Вторая Мировая, поскольку термин мировая война имеет крайне неопределенное и вовсе не очевидное значение; это — просто названия двух великих войн ХХ века. Какие еще войны могут быть названы мировыми — мнение об этом далеко не устоялось.
Здесь и далее везде, если это специально не оговорено, тексты в сносках принадлежат Владимиру Брюханову — автору данной книги.
4
Мы используем второе издание этой книги на русском языке; первое вышло в 2000 году.
5
Внутри цитат сохраняется оригинальное написание названий и имен.
6
