Так, значит, с ней будет все сложнее… Отлично! Он и к этому готов.
— Ты помнишь мать свою? — спросил он с улыбкой палача. — Ее все звали почему-то двужильной. Смешной народ! Никто так и не смог в твоей вонючей Гинзе мне объяснить, ну почему же ей дали прозвище такое… Ведь никакой двужильной она в помине не была… Простая немощная старуха! И легкая, как клок соломы. Ты видела бы, как мои солдаты ее друг другу перебрасыва ли, потеха! Уже от третьего солдата она летела, бормоча нечленораздельное. Ни сил, ни памяти у нее не осталось… Ты представляешь, ей хватило и девяти плетей, чтобы подохнуть! В десятый раз плеть рубанула труп… Твои чумазые соседи просили им оставить тело. Но это было б глупо…
Тут Анна закричала. И на колени упала. Но не для того, чтобы просить пощады, а потому, что силы оставили ее, и разум начал мутнеть. Она сорвала криком голос и с хрипом потеряла сознание… Когда же пришла в себя, Станий-младший, как будто ничего и не случилось, продолжил;
— Так вот, я посчитал, что будет глупо оставить тело. Преступник недостоин погребенья, как все нормальные. А из нее ты сделала преступницу. Ты! Ее дочь… Так вот, я приказал, и тело вывезли подальше в степь и бросили на растерзанье. Наверное, гиены были очень нам признательны. Да и не только гиены.
Анна рыдала в голос, хриплый, чужой, и колотила кулаками в пол.
Легат посмаковал свое молчанье и тем же игривым тоном продолжил:
— А твой отец… Ты хочешь знать, что случилось с твоим отцом?.. Так хочешь или нет? Я ведь могу и не рассказывать.
Анна мотала головой, царапая лицо о жесткий ворс паласа.
— Не хочешь, ну, как хочешь… Тогда я расскажу про девчонку из дома, соседнего с твоим. Наверное, ты помнишь. Ей было лет двенадцать, а отец ее был без одной руки, — легат рассказывал с довольною улыбкой. Как о удачной рыбалке рассказывает без конца, в деталях, страстный рыболов. — Так вот, девчонка эта, увидев, что солдаты делают с двужильной, вдруг закричала что-то похожее на «гады»… Признаюсь, я не разобрал, девчонка была, по-моему, заикой. Но даже если и была, то перестала заикаться. Во всяком случае, когда солдаты ее насиловали!.. Подумай только, пять моих солдат отборных, один другого выше, насиловали эту… тьфу!., малолетнюю засранку… Тут она орала, не заикаясь! Значит, на пользу ей пошло. Вот я и говорю, все, что ни делают солдаты кесаря, идет на пользу…
Амия… Так звали эту девочку. Она действительно растягивала слова. Но как смеялась звонко! Такого смеха Анна больше не слышала ни у кого. Амия, прости ее, но видит Бог… Амия! Нет слов…
— А знаешь, я все же расскажу про твоего отца, — не умолкал Станий-младший. — Паскудный, надо заметить, был старик! Увидев нас, он понял все и вместо того, чтоб пасть на землю, повиниться, признать, мол, вырастил плохую дочь, паскудник старый кинулся за топором и умудрился нанести удар!.. А если бы Целер был без щита иль зазевался? Ведь он же мог ему и голову разбить!.. а впрочем, нет. До головы ему не дотянуться было. Целер-то, слава небесам, в казармы мог войти, лишь согнувшись пополам… Но руку бы ему твой мерзкий родитель, наверняка, оттяпал бы. А рук таких немного в легионе!
Анна тряслась уже без слез.
Отец… Зачем?.. Отец! Прости… Прощенья нет? А может то, что он поднял топор на римских легионеров, и есть его прощенье? Ведь он и в самом деле мог от нее отречься. Хотя, конечно, это не спасло бы. Но мог. А он…
— Солдаты так разозлились на твоего ублюдочного отца, что чуть его на месте не разорвали в клочья. Но я остановил их. Я против варварского убийства. Мы ведь цивилизованные люди! Мы граждане империи, которая несет другим народам культуру, просвещенье, демокра тические законы. Разве можем мы таких, как твой отец, казнить так примитивно?! Конечно, нет!.. Мы для начала согнали всю деревню на площадь. Чтобы объяснить, что с римскими солдатами так не поступают, что покушение на жизнь и здоровье кесарева легионера — поступок нехороший… Все это я как умел подробно рассказал твоим соседям, а затем… Солдаты для начала выкололи твоему отцу глаза. И отрубили нос. Ведь согласись, что глупо быть без глаз, но с носом?!
От этих слов легата Анна снова лишилась сознанья. Он подождал немного и поднес к лицу ей флакончик нашатыря.
Анна поморщилась, поморщилась. Очнулась.
— Воды не хочешь? — с сочувствием спросил Станиев.
Анечка отказалась.
— Напрасно! Вода всегда поможет… Мы ведер десять вылили на твоего отца, когда он отрубался. Но он намного крепче был, чем мать… Уже без глаз, без носа он, сумасшедший, продолжал кричать ругательства на нас. Нет, правда сумасшедший! Другой бы стал просить пощады. Глядишь, я бы его и пощадил!.. Ну жил бы без глаз, и что? Ведь сколько слепых вокруг? Мы просто редко их замечаем! А когда ты слеп, тебе без разницы, есть нос иль нет… Но он ругался. И пришлось отрезать руки. Обе. По плечи… Потом и ноги отрубили. Тогда он и перестал кричать… Вся кровь ушла, и он замолк… Ты знаешь, какою сладкой мне показалась тишина без криков? Сказка!
Но этих его слов Анечка не слышала.
И только нашатырем, водой Станиев вернул ее в сознанье.
Он без труда поднял Анечку с паласа и положил на кожаный диван. А сам расположился перед зеркальным столиком с журналами.
— Я вот что хочу сказать, — он пристально смотрел на Анну. — Времени у тебя мало… Как только Вар-Равван придет сюда, и я его убью, ты станешь мне неинтересна. Пока что я не решил, как поступлю с тобой, но ничего хорошего не жди. Я знаю одно: мне брать с собой упрямицу нет смысла… Вот если ты сама захочешь со мной поехать, дело другое. Но чтобы я тебе поверил, ты докажи свое намерение и подари мне любовь…
Пока он говорил, какие-то угрюмые субъекты вносили в каюту кто вино в кувшине, кто цветов охапку. Одну, другую… Кто корзину фруктов…
— Поверь, я сделаю тебя счастливой, какой не сможет сделать никто другой! Ты будешь первой женщиной Ершалаима. А позже — и Рима. Ты будешь идти со мной по лестнице, ведущей вверх. И все, что есть в подлунном мире, увидишь у ног своих.
— А как же Вар-Равван? — спросила Анечка, на каждом слоге запинаясь.
— Нет, с ним все решено. Его убьют. И здесь сомнений быть не может!
— Я никуда с тобою добровольно не поеду. Что хочешь делай: издевайся, пытай, хоть режь меня на части, выкалывай глаза… Я не поеду!
— Смешная, — сказал легат, но не рассмеялся. — Да ты подумай, из-за кого страданья все! Из-за кого погибли мучительно твои родители? А тысячи других? Ведь этот Вар-Равван… где ни появится, везде он сеет смерть! Он хуже, ну, я не знаю, чумы! И людям он дает одни слова. Слова и больше ничего!.. Вот ты, которая так долго следуешь за ним, ответь, ты разве не жила и без его елейных слов? Во что поверила ты? Что он сказал такого? — легат разнервничался. — Все эти басни о любви? Все эти сказки о том, что с помощью любви когда-нибудь построят новый мир?.. Ну вот сейчас ты в этом новом мире, где никого уже не распинают и не сжигают за веру в его слова. И что? Мир изменился? Другими стали люди?.. По-моему, теперь все только хуже! Ты не согласна?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
