очень поддержали твои слова. Может быть, ты согласишься беседовать с ними? Сейчас здесь не так опасно, как было раньше... Но вокруг столько смертей, болезней, отчаяния.
Триффан покачал головой:
— Когда-то я мог проповедовать. Например, по пути в Верн, помнишь, Спиндл? Помнишь системы, куда мы заходили, и бесстрашных последователей Камня?
— Да, я все это помню, — ответил Спиндл, — и многое записал.
Триффан усмехнулся и спросил:
— Интересно, а записал ли ты про то место, которое я помню лучше всего, или ты не заметил, что оно мне особенно дорого?
Спиндл нахмурился, припоминая, потом сказал:
— Это, вероятно...— и замолчал.
— Вы только посмотрите! — засмеялся Триффан. — Он записывает все, кроме того, что мне особенно запомнилось!
Все рассмеялись. Спиндл тоже расплылся в улыбке:
— Ты говоришь о Биченхилле. Ему посвящены целых три страницы моих записей.
Хей, Боридж и Хизер растрогались при виде того, как Спиндл хорошо знает Триффана и как любит его. Такая привязанность теперь была редкостью в Данктонском Лесу, и кроты, вынужденные жить здесь, тосковали по ней.
— Надеюсь, вы передумаете, когда погода станет получше. Многие будут рады вам, — не успокаивался Боридж. — Что касается вестсайдцев, то они много шумят и угрожают, но все это пустая болтовня. Не думаю, что они осмелятся напасть на вас.
Триффан почувствовал усталость, и Спиндл проводил гостей. Когда они ушли, Триффан сказал Спиндлу, что их затворничество длится уже достаточно долго, да и лапа у него побаливает от письма, поэтому немного поразмяться не повредит. Пожалуй, они скоро выйдут и встретятся с другими кротами.
❦
Многие кроты запомнили первое появление Звезды Самой Долгой Ночью. Многие заметили страшную тяжесть и духоту, распространившуюся по всему кротовьему миру в тихие мартовские дни, предшествовавшие второму появлению Звезды. Все понимали, что последнее, третье ее появление будет означать появление Крота Камня.
Хотя большинство кротов и сидело по своим норам, некоторых март все же застал в пути. Это было не совсем обычно и потому запомнилось. Маррам шел из Шибода. Он ориентировался по Камням, которые они с Алдером видели по пути на запад. Маррам был опечален возвращением в одиночестве, но говорил себе: такова воля Камня. Миссия Алдера сейчас состояла в организации сопротивления в Шибоде и окрестностях. Маррам шел, с каждым днем приближаясь к Данктонскому Лесу.
❦
Скинт и Смитхиллз тоже были в пути. Они, как всегда, ворчали друг на друга и спорили, однако неуклонно продвигались на юг. Оба радовались, что они «при деле», как Скинт это называл. Они не знали, что их ожидает в Данктоне, но были наслышаны от грайков о бедствиях в этой системе.
Из Верна был послан приказ найти Триффана и Спиндла. Скинт и Смитхиллз, конечно, тоже слыхали о нем, и это еще больше укрепило их решимость поскорее прибыть в Данктон. Они, конечно, немолоды, но Триффану вполне могли пригодиться их когти.
У Скинта и Смитхиллза были и другие причины спешить. Они узнали, что на запад выслали отряды грайков, потому что в Шибоде зрело восстание. Подтягивались также силы для отражения возможных набегов с востока. Говорили, что сам Рекин будет отозван из отставки, и еще говорили, что Вайр, находящийся в Бакленде, сам поведет кротов на Шибод.
Войны, интриги, подозрения — плохие времена для путешественников и в то же время хорошие. Грайки слишком заняты, чтобы обращать внимание на двух морщинистых старых кротов. Однако, чтобы не пропасть, следовало держаться настороже. Вокруг было полно сидимов, они распространяли слухи о Хенбейн, жуткие рассказы о смерти Хозяина, истории слишком страшные, чтобы повторять их даже шепотом. Сидимы все вынюхивали и всех расспрашивали. У Тайной разведки имелся приказ искать двух подростков: худого, покрытого шрамами крота Мэйуида и предательницу из числа сидимов Сликит. Поэтому Скинт и Смитхиллз старались не привлекать к себе внимание и держать язык за зубами.
Говорили еще, что сидимы разыскивают крота кротов, то есть Крота Камня, которого ужасно боялась Хенбейн. Она выслала на юг молодых сильных сидимов, которые продвигались куда быстрее Скинта и Смитхиллза.
Тяжелые, тревожные времена! Времена, когда Марраму, Скинту, Смитхиллзу и всем, кто в пути, надо было быть очень осторожными и хорошо скрывать свои секреты.
Была еще одна путешественница — Фиверфью, облезлая кротиха, говорящая на странном диалекте. Ей освещал дорогу отблеск Звезды, все еще живший в глазах Фиверфью, и вера, которая провела ее по самым извилистым и опасным тоннелям Вена. Она шла одна, без проводников и помощников, но ее вел Камень — лучший из поводырей. Она добралась до пустоши, упоминаемой Старлинг и Хитом, и на выходе из сводчатого тоннеля увидела крота. Крот был стар и слаб. Фиверфью подошла и обратилась к нему по имени.
— Рован, — сказала она, — проводи меня немного.
Он повел ее, не сказав ни слова, как будто всю жизнь только и ждал этой просьбы. Они пошли к толстому Корму, и тот повел Фиверфью дальше, а потом ее вел Мурр по самым запутанным тоннелям к западной оконечности Вена.
Она почти все время молчала, но все кроты, помогавшие ей тогда, расставаясь с ней, не могли сдержать слез. На их вопросы, куда она идет, Фиверфью неизменно отвечала, что идет на свет Звезды. Там будут Безмолвие и Свет, там она исполнит свою миссию.
— Какую миссию? — спрашивали они.
В ответ она лишь улыбалась и шла дальше.
Так Фиверфью и вышла из Вена, с помощью Камня и простых кротов, почти незнакомых ей. Казалось, она видит свет, не видимый другими. И вот наступил день, когда она начала взбираться на утес, на вершине которого высился Камень Комфри.
❦
Середина марта. Сумерки. Когда небо такое чистое, звезды загораются рано, одна за другой. Мириады огней сияют над Веном.
Бэйли волновался. Он уже давно не выглядел самовлюбленным капризным увальнем. Теперь в его глазах была забота и усталость. Он беспокойно взглядывал то на огни Вена, то на Камень Комфри, то на лежавшего без движения старого Босвелла. Старик страшно исхудал и дышал с трудом. Иногда он начинал метаться, когти скребли снег, голова покачивалась из стороны в сторону.
— О Камень, — прошептал Бэйли, — прошу тебя, помоги ему, потому что я уже не в силах помочь. Я вижу, как он страдает, но не знаю, что делать. Он отказывается от еды и не хочет идти в нору. Он так устал, о Камень, но не может уснуть. Он страдает, и ничто не может облегчить