Крепко сдружились бывалый солдат Семен Карозин и молодой боец Юрий Смирнов. Как заведут они разговор про леса, один про свою тайгу, сибирскую, а другой про дремучие ужненские дебри, — водой не разольешь.
Каждый, конечно, своим родным хвалился:
— Разве у вас столько медведей, сколько у нас!
— А ты их считал? Зато у нас и лоси есть.
— А у нас в Забайкалье нет их, что ли? А белок прямо видимо-невидимо… Хоть руками хватай…
От лесных и охотничьих дел переходили к делам военным. Здесь Семен Карозин был бесспорным авторитетом для Юрия Смирнова.
Внимательно слушал Юрий рассказы и наставления бывалого воина.
— Воевать надо умно, с пониманием… — деловито поучал Карозин. — Сейчас самое главное уменье для солдата — без дела в кашу не лезть. При Суворове пулю дурой называли, а сейчас «дуры» эти до того шальные стали, что хоть сетки какие-нибудь заводи от них, как от пчел или ос…
Он снимал свою каску со следами нескольких пулевых вмятин и показывал Юрию.
— Вот разбирайся-ка, до чего низко пулевой огонь стелется: и лежишь, и к земле прижмешься, а не будь шлема — все равно может отыскать пуля, особенно пулеметная… Солдат нынче вроде крота должен быть — в землю вкапываться должен умело и быстро. В атаку ли идешь, оборону ли занимаешь — все равно нужно владеть этим кротовым искусством. Да и при воздушных налетах первое дело — окопаться… Кто сумел быстро в землю втиснуться, тому и разрыв авиабомбы не так страшен…
И еще помни, — добавлял он, — сам закапывайся, а винтовку ни в коем случае не закапывай… Винтовка всегда чистым воздухом должна дышать, всегда должна быть на боевой изготовке. Она в бою для тебя и мать и сестра. Главную работу, понятно, артиллерия выполняет, ну и минометы, само собой, а все же пехотинец на один штык уповать не должен. До последней минуты винтовкой пользуйся, пока грудь с грудью с врагом не сойдешься!
Об этом и мечтал Юрий, уходя на войну, — как можно скорее грудь с грудью сойтись с врагом.
На первых порах Юрия ждало некоторое разочарование. Уже немало дней провел он на передовых позициях, а ни одного гитлеровца еще в глаза не видал. Передний край наших войск всегда отделяли от переднего края гитлеровцев два-три километра, а то и больше.
Волнующим событием был для Юрия день приема в комсомол. Комсомольский значок, полученный в боевой обстановке, вполне можно приравнять к первому знаку отличия, к первой медали или даже к ордену!
Юрий был принят в комсомол единогласно.
Сердечно поздравил его Семен Карозин, а потом даже обнял.
— Ну, вот теперь ты вполне настоящий молодой солдат, Юра…
Прошло несколько дней. Стрелковому полку было вручено гвардейское знамя, а всем бойцам — гвардейские значки, очень похожие на орден.
— В честь чего же нам такая награда? — несколько недоумевая, спросил Юрий у Карозина. — Разве мы какое-нибудь сражение уже выиграли?..
Семен Карозин усмехнулся и ответил:
— Я уже тебе говорил, что сейчас, при нынешних масштабах войны, ты даже можешь и не знать, что участвуешь в важном, серьезном боевом деле. Занимает, скажем, наш полк очень ответственный участок, может, даже и закопавшись лежит, а врагу ходу не дает. Видит противник, что тут ему не пройти, только людей и снаряды потратит, значит, и сорван его план, а сражение-то, выходит, нами и выиграно.
Вероятно, прав был Семен Карозин, но все же хотелось Юрию по-настоящему с врагом подраться, так, как дрались в Сталинграде советские бойцы. Вот это было бы серьезное боевое крещение!
Но и боевое крещение не заставило долго себя ждать.
* * *
…Когда в 1812 году Наполеон вторгся в Россию и наступал в направлении Москвы своими главными силами, его левое крыло пыталось двинуться на тогдашнюю столицу Санкт-Петербург. Путь войска левого крыла лежал через бывшую Витебскую губернию в сторону Пскова.
Небольшой отряд русской армии преградил путь французам возле малозначительного уездного городка, так и называвшегося Городок. Произошла авангардная стычка, французы понесли крупные потери и доложили Наполеону, что двигаться дальше на Петербург рискованно.
Наполеон будто бы сказал своим генералам:
— Если даже какой-то безымянный городок России стоил нам таких потерь, то во что же обойдется взятие Москвы…
Переводчик тщетно пытался объяснить Наполеону, что Городок — это уменьшительное от слова «город», а какое у него, собственно, настоящее имя — «сие неизвестно»…
«Безымянному» Городку привелось снова войти в историю. В августе 1943 года советские войска получили задание овладеть Городком, который в то время еще был занят гитлеровцами.
Гвардейский стрелковый полк, в котором служил Юрий Смирнов, был на направлении главного удара. Этому полку была поручена почетная задача — сломить основное сопротивление фашистов.
Семен Карозин, по привычке своей добродушно усмехаясь, спросил Юрия, еще не знавшего о задании:
— В городки, Юра, играл когда-нибудь? Юрий даже слегка рассердился.
— Ну кто же в них не играл?..
— Помнишь, стало быть, как нелегко бывает выбить все чурки сразу, с одного удара?
— Знаю и это, — кивнул Юрий. — Да куда ты клонишь, скажи толком?
— А туда клоню, куда дело гнется… Нам Городок предстоит брать… Только не чурочный, а настоящий…
И он подробно, уже без шуток разъяснил своему молодому товарищу предстоящее задание.
Так и взыграло у Юрия сердце. Настоящее сражение будет, «не лежачее», «не окопочное». Лежа города не займешь, пусть даже и забавное у него название — Городок…
Наступление началось на рассвете, после мощной артиллерийской подготовки, продолжавшейся всю ночь. Длинными уплотненными цепями — штурмовыми волнами двинулись вперед бойцы стрелковой дивизии.
Бок о бок с боевыми товарищами — Семеном Карози-ным, комсоргом Шмыревым, Михаилом Степановым — шел вперед и Юрий Смирнов.
В пылу битвы он даже не заметил, что ранен. Шальной осколок пробил щеку, сильно повредив верхнюю челюсть. Из раны хлынула кровь, заливая лицо. Но Юрий продолжал бежать вперед. И только позднее, очутившись на одной из улиц Городка, он почувствовал сильную боль и слабость. Глаза заволокло темной пеленой, и Юрий упал на отбитую у врага землю…
Светлая комната смоленского военного госпиталя. Тишина, покой, своеобразный уют. Бесшумно движутся заботливые сестры и няни…
Не скоро после ранения смог Юрий написать домой.
«Милая, дорогая мамочка! По штемпелю на письме ты сама догадаешься, что я нахожусь в военном госпитале, па излечении. Ранение свое я считаю легким, для жизни совершенно не опасным, однако строгая военная медицина, вероятно, лучше меня разбирается в деле — заставляют лежать и старательно лечат. Давно уже не валялся я так долго, пожалуй, с тех самых пор, как меня помяла медведица. Но отец был прав — война почище всякой медведицы, шлепнуло меня совсем крохотным осколочком, а сколько получилось канители. Все же в скором времени надеюсь стать снова вполне здоровым и боеспособным, и если врачи разрешат, то опять немедленно вернусь в строй, а если найдут нужным отдых, то приеду на побывку к вам. Все время думаю и беспокоюсь о вас, как-то вы там одни женщины, без меня и без папы, управляетесь и с хозяйством, и с работой. Малодушествовать нам, солдатам, нельзя, но порой так хочется хоть несколько Дней провести в родном доме, в родном Макарьеве, опять увидеть Унжу, как-то она сейчас выглядит. Крепко целую и обнимаю. Ваш Юрий…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
