Чем дольше ехал Воронов, тем больше укреплялось в нем ощущение прямой параллели с кораблем. Размеренно, будто и независимо от воли кормчего, плыл тяжелый фургон то в разливе предосенних убранных полей, то вдоль прихваченной желтизной стены густого смешанного леса, подступавшего к самой дороге. Постепенно, но заметно для глаза, берез и осин становилось все меньше, а островерхие пики разлапистых елей подступали к дороге все ближе и ближе. Время от времени они проплывали сквозь деревни, мимо словно в солдатских шеренгах застывших одинаково окрашенных, по заказу, домов, с ярко полыхающими на солнце новыми крышами из оцинкованного железа.
В глухом лесу Виктор притормозил, завел машину в боковую аллею, и Воронов только сейчас заметил веселую вывеску русского ресторана. На поляне, где стоял теремок, отдыхало несколько фургонов. Все они смотрели задними дверьми в сторону ресторана. Мишенев тоже долго мудрил, гоняя громоздкую машину по тесной площадке, пока не поставил так, как хотел, и, довольно хмыкнув, предложил:
— Перекусим. Голод — плохой попутчик в дороге.
Они сделали заказ: русскую похлебку и мясо по-домашнему в горшочках. Воронов спросил:
— Ставите фургон так специально?
— А как же... Приходится хитрить. Дороги дальние, люди разные... Чтоб к вам лишний раз не заглядывать, еще и не то готов делать...
— Ну, а в туалет вышел или отвлекся с официанткой?
Мишенев засмеялся.
— Честное слово, вы говорите так, будто в фургон забраться что спички из кармана вытянуть. С ним повозишься. К тому же присмотритесь, — он одними глазами показал на соседние столики, где, беззаботно болтая, шумно ели водители других фургонов. Присмотревшись, Алексей заметил, что они будто несли коллективную службу дозора, временами поглядывая на машины. Стороннему человеку могло показаться, что они еще не налюбовались мощью своих трейлеров.
— Не всегда, конечно, такое идеальное место выпадает. Бывает, в сутолоке машину воткнешь, в сутолоке ешь, и мимо машины разный люд шмыгает. Но за долгие годы не доводилось видеть, чтобы кто-то с пломбами шалил в обеденное время. Чужой среди наших машин слишком заметен опытному глазу.
После обеда Мишенев поболтал с водителями идущих навстречу машин, порасспрашивал о дороге, вспомнил с кем-то совместную ночевку на юге, отказал пассажиру, просившемуся в попутчики, хотя Алексей легко мог потесниться и его поместить.
Потом, поведя плечами, как бы сбрасывая тяжесть обеда и проделанной дороги, сказал:
— В путь? — И сам себе ответил: — Трогаем.
«Странная привычка у этого малого — задавать самому себе вопросы и тут же отвечать на них. Не очень-то вежливо по отношению к собеседнику. Но, наверно, я тут не справедлив к нему. Характер, как он сам говорит, диктуется обстоятельствами. Сидя в кабине, чаще всего в одиночку, волей-неволей научишься самого себя спрашивать и самому себе отвечать».
13
Это только со стороны, да такому непросвещенному в шоферском деле человеку, как Воронов, казалось, что они катятся сами по себе да еще и по воле судьбы. Только когда они на третьи сутки прибыли на базу, расположенную в Таллинском пригороде с певучим названием Меривялья, точно к открытию, Воронов понял, что Мишенев рассчитал маршрут не только по часам, но и по минутам. И неспешную одиночную ночевку возле речушки, в которую они перед сном окунулись, а потом забрались на кровати: Воронову Виктор уступил верхнюю, подвесную, а сам устроился на сиденье. Понял Алексей и суть озабоченных взглядов на часы, и сегодняшнего поспешного подъема, словно они проспали положенное время отправления.
На базе Воронов был совершенно лишний. Собственно, разгрузка его мало интересовала. Он познакомился с ней на базах Москвы. Только удивился, как Мишенев, не зная эстонского языка, так споро договаривается с парнем, знающим русский не лучше.
Машину поставили к пакгаузу, акт о приемке нетронутой пломбы Мишенев послюнявил и, сложив вчетверо, сунул в пухлый бумажник.
— Ну, пошли с городом знакомиться. В Таллине бывать не приходилось?
Воронов отрицательно покачал головой.
— Занятный городок. Улочки малые — не по мне. А вот запах, как в никаком другом городе! Кисло-сладкий какой-то! Говорят, от сланцев, горящих в печах. Не знаю. Но щемит в душе от его привкуса, и снова, когда вспомнишь где-нибудь далеко, этот таллинский воздух вдохнуть хочется.
— А как же с машиной?
Мишенев махнул рукой:
— Это дело их. Разгрузят и здесь же другой товар поместят. Под вечер пломбу проверим и айда в обратный. Не рейс, а прогулочка!
Видно, Воронов и впрямь с интересом осматривал город, потому что только после обеда, сытного и вкусного, в маленьком затемненном кафе Мишенев решился предложить:
— Не знаю, может, вам и ни к чему, только мне бы хотелось очень... Тут первенство страны по мотогонкам... Потому и народу в городе раз-два — и обчелся! Все там, кто свободен.
— Увлекаетесь мотоспортом?
— Не сказал бы. Просто выступает здесь один наш парень, Петька Чуев, мастер спорта. Грозился без «золота» в гараж не возвращаться.
— Он работает в Дальтрансе?
— Как сказать... «Работает» — не совсем точное выражение. Правильное было бы — «числится». Зарплату получает регулярно, а дел у него — только с мотоциклом! Тут, конечно, не белоштанный теннис и, пока машину приготовишь к соревнованиям, всякой работы — от сварщика до электрика — наделаешься. Чуев — наша штатная слава. Да мы не в обиде. Для миллионного оборота Дальтранса его зарплата нипочем. Выдюжим! А славы Дальтрансу спортивной не занимать! Вам не довелось до наших клубных боксов добраться?
— Нет. А что, и такие есть?
— Есть! — не без гордости сказал Мишенев. — Директор сам лично распорядился старые мастерские отдать спортсменам. Человек тридцать этим самым мотоспортом у нас балуются. И я немножко... Месяца три назад свой кроссовый заложил. С полгодика придется доводить машину...
— Кто-нибудь еще, кроме Чуева, такую же зарплату получает?
— Нет, конечно, — раздраженный непонятливостью Воронова, сказал Виктор. — Он ведь ас, знаменитость! Понимать надо! Инструктором как бы считается. А настоящим-то инструктором Хромов был. Тот на своем старом «цундапе» будто король ездил. Он и Чуева в люди вывел. Да вот в последнее время что-то разошлись они. Очень не нравилось Хромову, что работает в секции он, а деньги Чуев загребает. И не от зависти, не от жадности. Нет! Просто начал Петька уж очень нос воротить! Куда там — в чемпионы прорезается!
— А что, это очень интересно! Ехать-то далеко надо?
