строительства, совсем стереть следы прежнего, оставшегося от сталинской эпохи подхода к проектированию было невозможно. Представитель Союза архитекторов с сознанием выполненного долга докладывал: «Выставочная комиссия обращала большое внимание на то, чтобы исключить из показа здания и сооружения с излишествами»[900]. Но попытки советских архитекторов очистить все представленные на выставке фотографии от колонн, шпилей, декоративных фризов и прочих «излишеств» были напрасны. С Ленинских гор гостям открывался вид на панораму Москвы, с недавних пор украшенной нарядными неоклассическими небоскребами. Кроме того, сама выставка проходила в здании МГУ – самом ярком образце сталинских архитектурных излишеств. Много лет спустя Хрущев написал: «Когда приближаешься к зданию МГУ издалека и не знаешь, что это такое, можно принять его за церковь. Видишь огромные шпили, купола на горизонте, проступающие силуэтом на фоне неба. А вблизи весь этот комплекс смотрится уродливой бесформенной глыбой»[901]. Безусловно, для выставки, посвященной советским достижениям в области массового жилищного строительства, место было выбрано не самое подходящее.
Сталинские высотные здания явились огромными неподатливыми массивами посреди городского пейзажа независимо от того, нравились они Хрущеву или нет. К тому времени, когда Хрущев пришел к власти, семь зданий были завершены или работы близились к окончанию. Восьмой небоскреб – в Зарядье – так и не был построен. (На подготовленном для него фундаменте в середине 1960-х архитектор Дмитрий Чечулин, проектировавший этот небоскреб, построил гостиницу «Россия» в стиле советского модернизма. В 2006 году гостиница была разобрана, а в 2017-м на этом месте был устроен парк «Зарядье», спроектированный нью-йоркской фирмой Diller Scofidio+Renfro. Церкви, которые удалось спасти от сноса в позднесталинские годы, стоят там до сих пор.) Оставался нерешенным один вопрос: что делать с так и не построенным Дворцом Советов?
Новый Дворец Советов
Вскоре после смерти Сталина лица, ответственные за градостроительные проекты в Москве, стали открыто высказывать сомнения в целесообразности возведения Дворца Советов. Уже в августе 1953 года Хрущев и Маленков получили письмо, подписанное первым секретарем Московского обкома КПСС Николаем Михайловым и председателем исполкома Моссовета Михаилом Ясновым. Два эти городских деятеля выражали озабоченность судьбой дворца. В Генплане реконструкции Москвы на 1951–1960 годы говорилось, что Дворец Советов будет наконец построен после завершения восьми монументальных московских небоскребов. В своем письме Михайлов и Яснов вспоминали о том, что в годы войны Иофан переработал свой проект Дворца Советов: теперь это сооружение стало не таким высоким, как планировалось изначально, так что максимальная высота его не превышала 364 метров. Но даже в обновленном проекте дворец поражал своей монументальностью: купол его большого амфитеатра достигал высоты 103 метров[902]. Эта монументальность и смущала Михайлова и Яснова.
В своем письме Михайлов и Яснов обращали внимание на то, что затраты на строительство все еще не построенного Дворца Советов успели обойтись государству в неслыханную сумму – 240 миллионов рублей, причем из них «120 миллионов рублей израсходовано на проектно-изыскательские и экспериментальные работы»[903]. Но кроме финансового вопроса, их беспокоил еще и серьезный недостаток самого проекта, вызванный, по их мнению, «стремлением к гигантомании». В своем письме они указывали: «Например, ничем нельзя оправдать установку скульптуры В. И. Ленина на такой высоте, что значительную часть времени года она будет находиться в облаках или тумане»[904]. Амфитеатр, который должен был заключать в себе дворец, тоже был задуман колоссальным. Что же будет с акустикой в таком исполинском зале? Как вообще будут происходить эксплуатация и обслуживание всей этой махины? На эти вопросы, замечали Михайлов и Яснов, до сих пор нет четких ответов.
Письмо, написанное в августе 1953-го Михайловым и Ясновым, несомненно, обрело как минимум одного солидарного читателя – в лице Никиты Хрущева. И все же прошло еще несколько лет, прежде чем от проекта Дворца Советов, разработанного Иофаном, Гельфрейхом и Щуко, отказались окончательно. В феврале 1955 года Иофан решился обратиться к новому правителю и сделал это, довольно осторожно подбирая слова. Свое письмо архитектор начал с пересказа всей истории этого проекта. Он напомнил Хрущеву, что строительство Дворца приостановилось в 1941 году, но работа над проектом шла и в военные годы и продолжается до сих пор. Иофан подчеркивал ту роль, которую его сооружение должно было играть в увековечении памяти Ленина. Еще он обращал внимание на то, что эта самая высокая в Москве башня может быть возведена очень быстро. «Возобновление строительства Дворца Советов сильно затянулось», – сетовал Иофан[905]. С другой стороны, послевоенный период пошел на пользу строителям дворца: теперь у них появился большой опыт и технические знания, необходимые для скорейшего воплощения Дворца Советов в жизнь.
Садясь в 1955 году за письмо Хрущеву и видя радикальные изменения, происходившие в тот год в советской архитектуре, Иофан, наверное, уже понимал, что его Дворец Советов никогда не будет построен. Несколько месяцев спустя ЦК КПСС издал распоряжение устроить новый конкурс на проект этого сооружения[906]. И этот новый конкурс, проведенный в 1957–1959 годах, показал, какие огромные сдвиги произошли в архитектуре за совсем небольшой промежуток времени после смерти Сталина. Для строительства Дворца было выбрано новое место – вдали от центра города, на участке к юго-западу от МГУ. На заседании Президиума ЦК КПСС в ноябре 1955 года Хрущев, Каганович, Иофан и другие обсуждали общую картину, складывавшуюся вокруг нового проекта Дворца. И когда речь зашла о том, что сооружение по-прежнему будет выполнять свою изначальную задачу – служить памятником Ленину, Хрущев твердо заявил: «Не надо 460-этажного»[907].
Если в проекте Иофана, Гельфрейха и Щуко, созданном в 1930-е годы, главными чертами были монументальность и вертикальность, то в новых конкурсных проектах в общем и целом преобладала горизонтальность[908]. Некоторые предложенные проекты напоминали конкурсную заявку Гектора Гамильтона, удостоенную приза в конкурсе на проект дворца в 1932 году. Другие предполагали широкое использование стекла, стали и мозаичных панно, еще больше было представлено футуристических проектов, навеянных новой эстетикой космического века. В 1959 году, когда проходил уже второй этап конкурса, во всех предложенных проектах Дворец Советов представал длинным, плоским сооружением, которое соотносилось со зданием МГУ, но нисколько не угрожало затмить его своими размерами. В итоге и второй проект дворца постигла судьба первого: он так и не был осуществлен.
И все-таки непостроенный Дворец Советов живет по сей день – живет в семи сталинских небоскребах, строительство которых было завершено в 1950-е годы. Однако послебытие Дворца Советов не ограничивалось появлением высоток, построенных в годы сталинского правления. Его наследие дало о себе знать и
