чтобы человечество возможно скорее пришло к концу: относительно же того, что нужно отдельной личности, никаких сомнений не было… Задача для каждого отдельного индивида как теперь, так и в любой момент будущего для будущего человека, была ясно поставлена: ценность, смысл; сферы ценностей были неподвижны, безусловны, вечны, едины с Богом. То, что отклонялось от этого вечного типа, было греховно, исходило от дьявола, осуждено.
Центр тяжести ценности лежал для каждой души в ней самой: спасение или осуждение! Спасение вечной души! Самая крайняя форма сосредоточения на себе… Для каждой души возможно было только одно усовершенствование, только один идеал, только один путь к искуплению. Самая крайняя форма равенства, связанная в то же время с оптическим преувеличением важности отдельного человека, доходящим до бессмыслицы. Сплошь бессмысленно-важные души, вращающиеся в ужасном страхе вокруг самих себя.
Теперь ни один человек не верит больше в это бессмысленное важничанье, и мы пропустим нашу мудрость через сито презрения. Тем не менее остается непоколебленной оптическая привычка связывать ценность человека с приближением к идеальному человеку; в сущности, как перспектива самососредоточения, так и равноправие перед идеалом остаются и по сию пору в силе. In summa: верят в то, что знают, в чем должен заключаться крайний предел желательного в смысле приближения к идеальному человеку.
Но эта вера есть только результат необыкновенной привычки иметь под рукою христианский идеал; последний тотчас снова извлекается на свет Божий, как только делается попытка подвергнуть анализу «идеальный тип». Полагают, что знают, во-первых, что приближение к известному типу желательно; во-вторых, что знают — какого рода этот тип; в-третьих, что всякое уклонение от этого типа есть регресс, задержка, утрата силы и власти человека… Мечтать об условиях, где этот совершенный человек будет иметь за собой колоссальное численное большинство — выше этого не удалось подняться нашим социалистам, и даже господам утилитаристам. Таким путем развитию человечества, по-видимому, ставится известная цель; во всяком случае, вера в поступательное движение по направлению к идеалу есть единственная форма, в которой мыслится в настоящее время некоторого рода цель в истории человечества. In summa: наступление «царства Божия» перенесено в будущее, на землю, в человеческие дела, но, в сущности, сохранена вера в старый идеал.
87. Более скрытые формы культа христианского морального идеала. Сентиментальное и трусливое понятие «природы», введенное в обращение мечтательными поклонниками природы (чуждое всякого чутья того страшного, неумолимого и цинического, которое имеется налицо даже в «самых красивых» аспектах), в некотором роде попытка вычитать в природе вышеупомянутую морально-христианскую «человечность»; понятие природы у Руссо, как будто «природа» есть свобода, доброта, невинность, право, справедливость, идиллия, — в сущности, все тот же культ христианской морали. Собрать места, показывающие, что именно восхищало поэтов, например в горных высях и т. д. Что Гёте искал в природе — почему он почитал Спинозу.
Совершенное незнание предпосылки этого культа.
Сентиментальное и трусливое понятие «человек» la Конт и Стюарт Милль, по возможности даже предмет культа.
Это все тот же культ христианской морали под новым названием. Свободомыслящие, Гюйо например.
Сентиментальное и трусливое понятие «искусства» как сочувствия всему страждущему, обездоленному (даже история, напр. Тьерри), это опять-таки все тот же культ христианского морального идеала.
А о социалистическом идеале и говорить нечего: он целиком является продуктом того же плохо понятого христианского идеала морали.
88. Происхождение идеала. Исследование почвы, на которой он произрастает.
A. Исходить из «эстетических» состояний, в которых мир кажется полнее, круглее, совершеннее — языческий идеал; в нем преобладает самоутверждение (отдают). Высший тип — классический идеал как выражение благополучного состояния всех главных инстинктов. В нем мы снова видим высший стиль — великий стиль. Выражение самой «воли к власти». Инстинкт, внушающий наибольший страх, решается заявить о своем существовании.
B. Исходить из состояний, в которых мир кажется более пустым, более бледным, разжиженным, где в роли совершенного являются «одухотворение» и нечувственность, где больше всего стремятся избежать грубого, непосредственного, животного и ближайшего (рассчитывают, выбирают); «мудрец», «ангел», священнический — девственный — невинный; физиологическая характеристика таких идеалистов — анемический идеал. При известных условиях он может быть идеалом таких натур, которые сами представляют собой первый, языческий идеал (так Гёте видит в Спинозе своего «святого»).
C. Исходить из состояний, в которых мир ощущается нами слишком бессмысленным, слишком испорченным, слишком бедным и обманчивым, чтобы еще предполагать в нем или желать идеала (отрицают, уничтожают); проекция идеала в область противоестественного, противофактического, антилогического; состояния того, кто судит подобным образом («обеднение» мира как следствие страдания; берут, а не дают больше) — противоестественный идеал.
(Христианский идеал есть промежуточное образование между вторым и третьим, с преобладанием то первого, то последнего идеала.)
Три идеала: А. усиление жизни (языческий идеал); или В. разжижение жизни (анемический); или С. неприятие жизни (противоестественный). «Обожествление» ощущается в высшей полноте: в самом утонченном выборе — в презрении к жизни и в ее разрушении.
89. А. Последовательный тип. Тут начинают постигать, что и злое не следует ненавидеть, что ему не следует противиться; что не следует вести войну и с самим собой; что не следует принимать как должное то страдание, которое приносит с собой подобного рода практика: что живут исключительно положительными чувствами; что становятся на сторону противников словом и делом; что путем чрезмерного поощрения мирных, добрых, миролюбивых, сострадательных, любвеобильных состояний истощают почву для других состояний… что нужна постоянная практика. Что достигается в этом случае? — Буддийский тип или совершенная корова.
Эта точка зрения возможна только тогда, когда кончилось господство морального фанатизма, то есть если злое ненавидят не из-за него самого, а только потому, что оно ведет к состояниям, которые причиняют нам боль (беспокойство, работа, забота, затруднения, зависимость).
Это буддийская точка зрения: здесь не ненавидят грех, здесь отсутствует понятие «греха».
B. Непоследовательный тип. Ведут войну против зла — полагая, что война из-за добра не влечет за собой тех моральных и психологических последствий, которые являются спутниками войны в других случаях (и из-за которых к ней относятся как к злу). В действительности такая война против зла развращает гораздо основательнее, чем какая-либо вражда между отдельными личностями; к тому же обыкновенно «личность» все-таки в конце концов является на сцену хотя бы в форме воображаемого противника (дьявол, злой дух и т. д.). Враждебное отношение, наблюдение, шпионство за всем, что в нас дурно или могло бы быть дурного происхождения, приводит в конце концов к состоянию крайней измученности и беспокойства, так что теперь становятся желательными «чудо», награда, экстаз, решение в смысле «потусторонности»… христианский тип или совершенный святоша.
C. Стоический тип. Твердость, самообладание, несокрушимость, душевный мир как
