– Вот поэтому мы используем деревянные мечи, кои ты поливаешь презрением, – сказал Альраэн, стоя над своим избитым и запыхавшимся учеником в пещере упражнений. – Чтобы я тебя не убил!
Не один день ушел в Танфии с Руфридом, чтобы привыкнуть к неотступности тренировок. Вначале не было и боев – только бесконечно повторяющиеся упражнения, скучные, утомительные, бесплодные. Только взаимное соперничество не давало им бросить занятий; они подгоняли друг друга насмешками, и никто не хотел уступить. Постепенно дисциплина Альраэна пустила корни. Упражнения перестали быть тратой сил, и обернулись молитвенным танцем.
Но быстрей всех учился Линден. Он не жаловался. Вместо того он с головой ушел в тренировки, и занимался одержимо. Когда товарищи его отдыхали – нежились в горячей бане, водили коней по хрустальным переходам Сребренхольма, трапезовали с элирами или слушали их неземную музыку – Линден уходил на дополнительные тренировки. Он стал серьезен и упорен, и улыбался редко. Руфрида это немного пугало, но отговорить брата он не мог.
– Если уж мы здесь застряли, – твердил Линден, – я должен подготовиться к тому, чтоб спасать Имми.
Руфрид не спорил. Проходила зима, неторопливо, непривычно и сладостно. Шаэлаир оставались для юноши загадкой, но он не слишком задумывался о них. Философию он оставлял Танфии, сам же был доволен тем, что свои мысли она поведывала, прижавшись к нему после долгих вечеров любви.
Скоро, к стыду своему, Руфрид обнаружил, что проигрывает брату потешные схватки, и это побудило его заниматься упорней. Танфия же, достигнув определенного мастерства, оказалась неспособна усвоить некоторые приемы, и Руфрид замечал, что с каждым днем она все больше не себя злится.
– Слишком много любви, – заявила она на тридцатый день пребывания в Сребренхольме. – Отупляет. Невозможно хорошо сражаться, когда у тебя на лице эта дурацкая счастливая ухмылка.
– За меня не говори, – парировал Руфрид. – У меня получается.
– Не получается! Ты слишком благодушен.
– Я тебя всегда побеждаю.
– И что? Как у меня выходит, меня Имми могла бы побить. Нам стоит воздерживаться дней десять.
– От занятий?
– От любви, придурок!
Руфрида эти слова не порадовали.
– Тан, Альраэн годами учился, чтобы стать мастером. Ты не можешь достичь его уровня да одну зиму!
– Не могу, но очень постараюсь. – Уходя, она обернулась к нему и скорчила гримаску. – Боги, Руфе, что за кислая рожа! Всего десять дней!
В словах ее проскользнула тень прежнего высокомерия, но Руфрид сдался достойно. Быть может, когда через десять дней она скользнет к нему в кровать, он скажет, что воздержание ему настолько понравилось, что он намерен продолжить…
Прошло семь дней. Заметных успехов Танфия не показывала. Руфрид молча ухмылялся, покуда девушка вовсе не перестала с ним заговаривать.
На восьмое утро Руфрид решил, что общество лошадей устраивает его больше, чем общество товарищей. Раздосадованный безразличием любовницы и ночным одиночеством, он тихонько жаловался на жизнь Ястребку, выгуливая мерина по коридорам Сребренхольма. Вернувшись в конюшню, юноша с удивлением обнаружил в пещере одну из шаэлаир, тихонько поглаживающую Зарянку. Это была Метия.
– Ваши кони так прекрасны, Руфрид, – заметила она, с улыбкой оборачиваясь к нему. – Ты не против, что я болтаю с ними?
– Нет, конечно, Метия, продолжай…
Руфриду было неловко. Метия была так хрупка – словно тростинка. Серебряные волосы струились по ее плечам, тонкое бледное лицо словно бы высекли изо льда. Даже ее милое, искристое обаяние не делало элирку более человечной. Рядом с ней юноша ощущал себя слишком рослым, слишком приземленным и грубым.
– Э… жаль, нельзя выйти, чтобы выгулять их как следует, – проговорил он. – Я иногда подхожу к выходу, глянуть, как там погода, но снег ложится все гуще, а я мало не до смерти замерзаю.
– Погоду можно определить, и не выходя, – ответила Метия. – Пойдем, я покажу тебе.
Взяв юношу за руку, элирка провела его через пещеру, через узкий проход рядом со входом в бани. Крутая лестница вилась в шахте, выходя в пещерку, одна из стен которой состояла из горного хрусталя. Воздух в ней был теплым.
– Смотри, – предложила Метия, подводя Руфрида к мраморной скамье. – Отсюда я часто любуюсь горами.
А вид, как мог приметить юноша, открывался потрясающий. Пещера выходила на склон горы, настолько крутой, что снежные наносы не удерживались на нем. Теплый воздух из воздуховодов не давал окну замерзнуть. А вдали простирались в суровом великолепии горные хребты: могучие, грозные, окутанные снегами.
– Изумительно, – прошептал он. – Чудесно.
Метия восторженно рассмеялась и присела рядом, так близко, что коснулась его бедром.
– Ты тоже красив, – проговорила она. – Такие темные волосы, и кожа, точно янтарь.
– О… – выдавил Руфрид. – Правда?
Он мучительно-ясно ощущал присутствие элирки рядом; ее грудь соблазнительно наполняла шелковую накидку и давили на его плечо… Метия провела молочно-белым пальцем по его щеке. Руфрид начал подумывать, что самое время извиниться и уйти.
– Мы нравимся тебе? – спросила она. – Мы, шаэлаир.
– Э… ну, ты мне нравишься.
– Хорошо. – Она прижалась тесней, и отстраниться у Руфрида не получалось. Но он был совершенно захвачен врасплох, когда она оседлала его, обняла за шею и крепко поцеловала в губы. Когда язык ее проник ему в рот, юноша стиснул ладонь элирки и ответил на ее ласки своими.
– Ты когда-нибудь занимался любовью с элирской женщиной? – спросила Метия, когда поцелуй кончился.
– Э, нет, я…
Тело ее было очень легким, кожа – прохладной наощупь, но бедра жгли даже сквозь слои шелка. Сердце Руфрида бешено колотилось.
– А у меня никогда не было человеческого мужчины, – прошептала она, потягивая завязки на его штанах. – И я хочу узнать, каковы они.
– Думаю, прямо сейчас ты узнаешь… – простонал Руфрид, не в силах противостоять ей. Под накидкой она была обнажена, волосы на ее тайных местах вились серебряной проволокой. Она нанизала себя на его плоть. – Боги, Метия…
Это было сладостно, ошеломительно, и очень недолго. Потом Руфрид и Метия отправились в баню, сняв смятую одежду, и нежились в горячей воде. Руфрид раскинул руки, опершись о край водоема, и запрокинул голову. Ему было до ужаса стыдно.
– Ты думаешь о своей человеческой возлюбленной, – заметила Метия. – Она будет ревновать?
– Нет, если не узнает.
– Элир считают ревность людским чувством. Но мы лжем себе – мы не настолько отличны. Ровно настолько, чтобы находить друг друга загадочными и прекрасными… – Она скользнула к нему, лукаво улыбаясь. – Спасибо тебе, Руфрид, что утолил мое любопытство. – Она обняла его, прижавшись грудями к его груди. Мокрые пряди волос цеплялись за кожу, когда она поцеловала его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
