В наружную дверь постучали.
Прихватив по дороге тяжелый совок, Себастьян открыл дверь.
На пороге стоял человек в черном трико и с холодными глазами; он не стал входить, а забросил в гостиную что–то маленькое. Себастьян уронил совок, схватил Сына за шею и втащил его в помещение.
Гостиная взорвалась.
Себастьяна, а вместе с ним и Сына оторвало от пола и швырнуло в дальнюю стену, убийца извивался у него в руках. Всю комнату затянуло дымом. Когда дым немного рассеялся, оба они лежали у разбитой двери. Из спины убийцы торчали крупные щепки. Он уже не шевелился. Умер.
– Лотта, – пробормотал Себастьян, высвобождаясь из–под чужого, неожиданно тяжелого тела; в гостиной разгорался огонь, лизавший стены, поглощавший мебель и занавески. Даже пол и тот горел. – Лотта, – повторил он и начал ее искать.
Она так и была на кухне. Даже ее не трогая, не поднимая с пола, он понял, что она убита. Осколки бомбы буквально изрешетили ее голову и тело. Видимо, смерть наступила сразу.
Огонь трещал все громче, все увереннее; воздух снова стал мутным от дыма. Себастьян поднял тело жены, вынес его из квартиры на площадку. Туда уже повыскакивали люди. Они наперебой галдели и хватали его, но он отталкивал их руки и нес Лотту дальше. Вдруг оказалось, что по лицу его стекают струйки крови. Как слезы. Он не стал вытирать лицо, а прямо направился к лифту. Какой–то сосед или какие–то соседи вызвали ему лифт; он вдруг обнаружил себя в кабине.
– Мы отвезем ее в больницу, – предлагали какие–то голоса, совершенно незнакомые, и все время его дергали чьи–то руки. – Да и вы тоже сильно поранены, взгляните на свое плечо.
Левой рукой – правая его не слушалась – Себастьян нащупал кнопки лифта и нажал верхнюю.
Потом он бродил по крыше, не в силах найти свою машину. Найдя, положил Лотту на заднее сиденье, захлопнул дверцу, немного постоял рядом с машиной, снова открыл дверцу и сел за руль.
А затем машина летела сквозь вечерний сумрак. «Куда?» – удивлялся Себастьян. Он не знал, а просто вел машину дальше. Он летел и летел, небо темнело и темнело. Он буквально ощущал, как и его, и всю землю проглатывает ночь. Ночь, которая продлится вечно.
С фонариком в руке он бродил между деревьями; он видел могильные плиты и увядшие цветы и понимал, что пришел на кладбище, только не знал на какое. Какое–то старое, маленькое. Почему? Из–за Лотты? Он огляделся по сторонам, но машина и Лотта исчезли: он отошел от них слишком далеко. Впрочем, это не имело значения. Себастьян пошел дальше.
В конце концов узкий желтый луч уперся в железную ограду, дальше хода не было. Тогда Себастьян повернул назад, следуя за лучом, как за чем–то живым и вполне самостоятельным.
Разрытая могила. Себастьян остановился. Когда–то здесь лежала миссис Тилли М. Бентон. А где–то тут рядом шикарное надгробие, под которым когда–то покоился Анарх Пик. Да это же кладбище Форест–Ноллс. Себастьян сел на влажную траву и начал думать, что привело его сюда; он чувствовал холод ночи и еще один холод, внутренний, гораздо более холодный. Холодный, как могила.
Посветив тусклым лучиком на надгробие Анарха, он начал читать эпитафию. «Sic igitur magni quoque circum moenia mundi expugnata dabudt lamem putresque ruinas», – прочитал он, ничего не понимая. Что же это такое значило? Он не помнил. Да и значило ли хоть что–нибудь? Возможно, и нет. Себастьян отвел луч фонарика в сторону.
А потом он долго сидел и слушал. Он ничего не думал, думать было не о чем. Он ничего не делал, делать тоже было нечего. В конце концов батарейка в фонарике села, его луч словно съежился, а затем и совсем исчез. Себастьян положил безжизненную трубку из металла и стекла на траву, потрогал израненное плечо, почувствовал боль и вяло удивился, что бы это такое значило. Как и латинская надпись, это вроде бы не значило ровно ничего.
Тишина.
А затем он стал слышать голоса. Они доносились из многих могил, свидетельствуя о прорастании в жизнь тех, кто был погребен. Чей–то голос звучал очень отчетливо, а чей–то едва–едва. Но все они двигались к жизни. Он слышал, как они приближаются, их голоса становились все громче.
«Прямо подо мной, – подумал Себастьян. – И очень близко». Он почти разбирал слова.
– Меня звать Эрл Б. Квинн, – проговорил голос. – Я здесь, внизу, наглухо запертый, и я хочу отсюда выбраться.
Себастьян даже не шелохнулся.
– Есть там кто–нибудь, кто меня слышит? – озабоченно спросил Эрл Б. Квинн. – Пожалуйста, кто–нибудь, услышьте меня. Я хочу отсюда выйти, мне не хватает воздуха.
– Я не смогу вас оттуда достать, – решительно сказал Себастьян.
– М–можно же выкопать. – От возбуждения голос даже стал заикаться. – Тут же совсем неглубоко, я слышу вас очень ясно. Пожалуйста, начните копать или попросите кого–нибудь другого; у меня много родственников, они меня с радостью выкопают. Ну пожалуйста!
Себастьян пошел прочь, прочь от этой могилы. От этого навязчивого голоса. В сплошную болтовню многих других.
А потом, через много времени, его осветили фары воздушной машины. С утихающим ревом мотора машина опустилась на парковочную площадку кладбища. А потом звук шагов и яркий луч большого переносного фонаря. Луч размеренно раскачивался из стороны в сторону. Как огромный бесплотный маятник. Себастьян сидел не шевелясь, но в конце концов приблизившийся свет его коснулся.
– Я так и думал, что ты здесь, – сказал Боб Линди.
– Лотта… – начал Себастьян.
– Я нашел твою машину. Я знаю. – Линди присел на корточки и ощупал его ярким белым лучом фонаря. – А ты серьезно ранен – вон же, весь в кровище. Вставай, я отвезу тебя в больницу.
– Нет, – сказал Себастьян. – Нет, я никуда не поеду.
– Да почему? Даже если она умерла, ты все равно обязан…
– Они хотят выйти наружу, – сказал Себастьян. – Они, их много.
– Мертвяки? – Линди обхватил его за талию и рывком поставил на ноги. – Это потом. Идти–то ты можешь? Ты тут, похоже, ходил, ботинки сплошь в глине. И одежда порвана, но это мог сделать взрыв.
– Выпустите Эрла Квинна, – сказал Себастьян. – Он совсем близко к поверхности, ему не хватает воздуха. Он лежит вон там, – добавил он и указал на могильный камень.
– Ты сам тут умрешь, – сказал Линди, – если я не отвезу тебя в больницу. Кой черт, да ковыляй ты, и побыстрее, а я буду тебя поддерживать. Моя машина совсем рядом.
– Позвони в полицию, – сказал Себастьян, – и скажи им, пусть тот коп, что патрулирует этот участок, пробурит экстренную скважину. Чтобы было чем дышать, пока мы вернемся и начнем копать по–настоящему.
– О’кей, Себастьян, я так все и сделаю.
Они подошли к машине; Боб Линди распахнул дверцу и затащил Себастьяна внутрь, крякая от натуги и обливаясь потом.
– Им нужна помощь, – сказал Себастьян, когда машина взмыла в воздух и Боб Линди включил передние фары. – Он же там не один, их много, и я всех их слышал.
Он никогда еще не слышал ничего подобного. Никогда. Чтобы так много сразу, и все вдруг вместе.
– Всему свое время, – сказал Боб Линди. – Сперва мы выкопаем Квинна; ну, я звоню в полицию.
Он, почти не глядя, взял трубку видеофона.
Машина бесшумно скользила в сторону центральной городской больницы.
Захват Ганимеда
Кирстен и Нэнси посвящается
1
В три часа утра на тумбочке Рудольфа Балкани, главы Бюро психоделических исследований, зазвонил видофон. Прибору пришлось потрудиться, прежде чем трубку сняли, хотя — как частенько случалось в последнее время — хозяин дома мучался бессонницей.
— Да, Балкани слушает!
— Мне нужна кое–какая информация, — сообщил встревоженный голос на другом конце линии. Балкани узнал голос председателя Совета безопасности Организации Объединенных Наций. — Думаю, мы могли бы это обсудить…
— Короче, — отозвался Балкани. — Я старый больной человек.
— Вы слышали передачу?
— Какую передачу? — он почесал бороду.
— Насчет ультиматума пришельцев. И по телевизору, и по радио только об этом и говорят…
— Вот еще не хватало тратить время на всякие глупости, — возмутился Балкани. — И что же они предлагают?
— «Мы несем вам мир. Мы несем вам единство», — заявляют они.
— Вот только пропаганды не надо! Насколько я понимаю, они требуют от Земли безоговорочной капитуляции.
— Верно. Но, насколько я помню, в последнее время вы, доктор, разрабатывали какую–то новую штукенцию, не так ли? Может, хоть она их остановит?
— Не исключено, — с ноткой иронии в голосе отозвался Балкани. — Огорчает только, что она заодно остановит и нас самих. Более того, она остановит на этой планете и вокруг нее все, что обладает хоть мало–мальски разумом.
— Насколько я понял, вы упоминали, будто некоторые люди не подвержены воздействию этой штуки. В том числе и крупные политические лидеры.
